Юрий Пантелеев - Полвека на флоте (со страницами)

• Название: Полвека на флоте (со страницами)
• Автор: Юрий Пантелеев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974

Аннотация издательства: «Адмирал Юрий Александрович Пантелеев, знакомый читателям по книге «Морской фронт», начал службу в Советском Военно-Морском Флоте еще в гражданскую войну. На его глазах флот восстанавливался, креп, росли его люди — многие из них пришли на боевые корабли по путевке комсомола. И сам автор рос вместе с флотом — рядовой военмор, штурман, начальник штаба, командир соединения. Великая Отечественная война застала его на посту начальника штаба Балтийского флота. Позже он командовал флотилиями, флотом, возглавлял Военно-морскую академию. Большая и интересная жизнь. И автор сумел правдиво и увлекательно рассказать о пережитом, о своих боевых друзьях, о кораблях, о полюбившемся морском просторе».

Приводится версия книги с разметкой страниц согласно печатному изданию. Номер страницы приводится в квадратных скобках — [ ] в конце страницы и отделяется от следующей страницы пустой строкой. Для удобства чтения можно использовать версию без разметки страниц, внутритекстовых ссылок и иллюстраций, расположенную по адресу: http://lib.rus.ec/b/41631/read

Библиографические ссылки в тексте оформляются также, как в печатном издании. Сегодня стандарт их оформления иной.

---

Горести блокадных будней скрашивала флотская дружба. Как-то все кругом стали мягче и внимательнее. Как никогда прежде, ощущалось желание помочь человеку, будь то подчиненный или начальник. Каждый старался поделиться тем, чем мог, выполнить просьбу, если к этому была какая-либо возможность.

Под Новый год елка была в каждой казарме, на каждом боевом корабле. Отказаться от нее никто не хотел. Командиры кораблей поздравляли своих бойцов с Новым годом, везде шли концерты. Ровно в 0 часов 1 января 1942 года все корабли Отряда реки Невы дали мощный залп из всех орудий по переднему краю противника.

В памяти остались и трагикомические эпизоды. Однажды ко мне пришла жена моего приятеля. Глава семьи вместе со своей частью сражался вдали от Ленинграда. Семья голодала. К своему великому огорчению, я ничем помочь не мог. Посетительница устремила свой взгляд на мой большой старый портфель из свиной кожи. Она с радостью взяла его. А через день или два я получил в коробочке небольшой кусочек студня. Отдельно в пакетике лежали никелированные детали портфеля как доказательство того, что они не стали компонентами блокадного блюда. Кстати, оно было достаточно съедобным…

Правительство принимало все меры к увеличению завоза в Ленинград продовольствия через Ладогу и по воздуху. Вся страна адресовала ленинградцам посылки с продовольствием. Так, трудящиеся Приморского края собрали и отправили из Владивостока в Ленинград целый

[222]

эшелон продовольственных и других подарков общим весом 900 тонн.

В День Советской Армии и Военно-Морского Флота, 23 февраля 1942 года, я получил в подарок серебряный портсигар с надписью: «От трудящихся Приморскою края героическому защитнику Ленинграда». Память эту о днях блокады я берег с величайшей любовью. В 1951 году, тоже в День Советской Армии, будучи уже командующим Тихоокеанским флотом, за ужином среди друзей я вынул портсигар и угостил соседа папиросой. И вдруг мой сосед председатель Приморского крайисполкома Д.П. Умняшкин схватил портсигар и обратился ко всем:

— Друзья! Да ведь эти портсигары в сорок втором году мы закупили на средства трудящихся края и как подарки отправили в Ленинград.

Портсигар переходил из рук в руки. А я с волнением еще и еще раз поблагодарил приморцев за их братскую заботу о ленинградцах в те тяжелые блокадные дни.

***

4 апреля выдался светлый, по-настоящему весенний день. В городе, как обычно, с утра рвались снаряды. Наши батареи отвечали. Над городом прокатывался гул канонады. На этот раз гитлеровцы облюбовали Неву. Снаряды долбили лед подчас в опасной близости от кораблей. Но потом понемногу все стихло. На улицах появились люди. Похудевшие, изможденные, они улыбались, радуясь солнцу, теплу.

Доложив в штабе флота о текущих делах, я ехал вдоль набережной на свой командный пункт в Адмиралтейство. Было около 19 часов. Вдруг мощные громкоговорители на перекрестках Васильевского острова разом загудели: «Воздушная тревога!». И почти тотчас на панели кто-то крикнул:

— Бомба!

Теперь и мы услышали нарастающий свист. Над замерзшей рекой взметнулся высокий ледяной столб. Вокруг стоял грохот. Били все наши зенитки на берегу и на кораблях. Мы выскочили из машины. Над рекой с востока летело, медленно снижаясь, с десяток бомбардировщиков Ю-88. Вслед за ними следовала еще группа самолетов. А вдали показывались все новые и новые эскадрильи. Такого крупного налета давно уже не было.

[223]

Наши зенитчики старались вовсю, небо было усеяно белыми комочками разрывов. Но бомбардировщики летели и летели. Скоро мы поняли, что своей целью они избрали крупные корабли — крейсер «Киров», линкор «Октябрьская Революция» и эсминцы. Вмерзшие в лед корабли не могли маневрировать и только отбивались огнем своей артиллерии. Корабли скрылись в фонтанах воды и льда, в клубах дыма. А бомбы все сыпались и сыпались в реку. В тяжелый низкий рев их разрывов вплетались более короткие и резкие удары — это рвались тяжелые снаряды: немецкая артиллерия взаимодействовала со своей авиацией. Заухали наши тяжелые пушки — артиллеристы включились в контрбатарейную борьбу.

Донеслись до нас взрывы и с противоположного берега. Вглядываемся: немцы бомбят плавбазу «Полярная звезда» и подводные лодки, стоящие вдоль всей Невской набережной. Едва дождавшись отбоя тревоги, мчимся к себе на командный пункт. Связываемся со штабом флота, с соседями. Ждем самых мрачных известий. Мы уже знаем, что в шести массированных налетах участвовало более трехсот самолетов. Но только трети из них удалось прорвать систему нашей противовоздушной обороны. Сорок «юнкерсов» сбросили 72 тяжелые бомбы по кораблям эскадры и 16 бомб по подводным лодкам.

К своему удивлению и радости, узнаем, что все корабли целы и полностью сохранили свою боеспособность. Операция, которую фашисты, как мы потом узнали, громко назвали «Айсштос» (ледовый удар), явно не удалась.

Но мы опасались, что гитлеровцы не оставят попыток нанести урон нашему флоту. Моряки с нетерпением ждали вскрытия Невы, чтобы переставить корабли. Главное, на свою авиацию мы не могли рассчитывать: развезло аэродромы, и ни один истребитель не мог взлететь.

А лед никак не хотел трогаться, хотя бурно таял, покрывался водой. Генерал Самохин ворчал:

— Вот когда перестали летать, так всем сразу потребовалась авиация — и разведку подай, и за каналом смотри, и флот прикрой… Теперь-то хоть поняли, что значит для вас авиация?

Да, мы убедились: без авиации как без рук…

Общая подвижка льда началась 20 апреля. Все ледовые дороги на Кронштадт закрылись.

[224]

Уплывая в море, льдины неожиданно устроили нам сюрприз. Утром 23 апреля раздался телефонный звонок из штаба: «Командующий приказал немедленно доложить, что это за взрывы на заливе? Вы слышите их?»

В чем дело? Фашистских самолетов не видно, немецкая артиллерия тоже не обстреливает город, а взрывы продолжаются. Подняли тревогу. С батареи Гребного порта доложили, что на льду ничего не видно, но вот уже целый час отчетливо слышны беспорядочные взрывы в направлении Канонерского острова. Звоним во все концы. Кто стреляет? Кто взрывает лед? В конце концов выяснилось, что это «ледовый фронт» устроил нам прощальный салют. Подвижка льда вызвала самопроизвольные взрывы мин армейского полевого образца, установленных саперами еще осенью. Взрывы продолжались весь день. Их насчитали более двухсот пятидесяти.

***

По служебным делам я снова побывал на Ладоге. В Осиновце встретился с Авраамовым. Он с гордостью показал новый порт — причалы, склады, подъездные пути. Я уже знал, что ладожцы готовятся встретить навигацию во всеоружии. Они получили новые суда. На наших глазах на ленинградских заводах строили 600-тонные железные баржи. На Ладогу прибывали буксиры и другие суда соседних речных пароходств. Ладожские речники своими силами построили 31 деревянную баржу, использовав оборудование и запас лесоматериалов целлюлозно-бумажного комбината на реке Сясь. Каждая из них может вместить четыреста тонн груза.

Я видел, как солдаты и матросы сгружали с платформ тяжелые стальные листы и брусья. Авраамов объяснил, что это и есть шестисоттонные баржи. По воде их провести нельзя. Вот и доставляют в разобранном виде по железной дороге. Всего в нескольких километрах от противника, в бухте Гольсмана, ленинградские судостроители соорудили на берегу озера примитивную верфь, где собирают баржи. Распоряжается здесь директор одного из заводов инженер-кораблестроитель Сергей Александрович Боголюбов.

Да это же мой знакомый! Когда я был председателем Государственной приемочной комиссии, мне не раз приходилось иметь с ним дело, мы принимали от него боевые

[225]

корабли. Боголюбов — человек серьезный, строгий, рабочие его любят.

Еще зимой на берегу бухты судостроители соорудили четыре стапеля обычные рельсовые пути, с небольшим наклоном опускавшиеся к воде. На них теперь монтировались баржи. Каждый судостроительный завод вместе с деталями присылал свои бригады рабочих и инженеров, они работали особняком, стремясь поскорее собрать «свою» баржу. Каждый тянул к себе, усилия распылялись. С. А. Боголюбов не мог мириться с такой кустарщиной. Приехав на Ладогу, он объявил, что в бухте Гольсмана нет отдельных строительных артелей, а есть одна Ладожская верфь и он — ее начальник. Ему быстро удалось объединить силы, создать дружный коллектив.

Мы пристально следили за строительством барж, зная, что после осенних штормов и налетов фашистской авиации судов на Ладоге осталось «всего ничего».

— Казалось бы, для заводов, которые совсем недавно строили линейные корабли, крейсера, современные подводные лодки, ничего не стоит склепать такое нехитрое судно, как баржа, — сказал мне Боголюбов, когда мы сидели в его палатке. — Но блокада любую задачу сделала трудной…