Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

• Название: Император Мэйдзи и его Япония
• Автор: Александр Мещеряков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8062-0306-0

Книга известного япониста представляет собой самое полное в отечественной историографии описание правления императора Мэйдзи (1852–1912), которого часто сравнивают с великим преобразователем России – Петром I. И недаром: при Мэйдзи страна, которая стояла в шаге от того, чтобы превратиться в колонию, преобразилась в мощное государство, в полноправного игрока на карте мира. За это время сформировались японская нация и японская культура, которую полюбили во всем мире. А. Н. Мещеряков составил летопись событий, позволивших Японии стать такой, как она есть. За драматической судьбой Мэйдзи стоит увлекательнейшая история его страны.

Книга снабжена богатейшим иллюстративным материалом. Легкость и доступность изложения делают книгу интересной как специалистам, так и всем тем, кто любит Японию.

---

Иокогама была сеттльментом. Ее иностранные обитатели – существами особыми. У них были особые права и особые обязанности. В частности, это была обязанность платить больше всех: для них всюду был установлен специальный тариф, который разительно отличался от того, который действовал в отношении самих японцев. За пользование гостиницей – особая плата. За вход в театр – особая. Причем для того, чтобы избежать нежелательных контактов с японцами, иноземца помещали непременно в ложу. Если же находился чудак, который все-таки садился в партере среди японцев, спектакль попросту не начинали. Пользоваться дешевым паромом, направлявшимся через залив в Канагаву, иностранным жителям Иокогамы тоже запрещалось. Или нанимай лодку, или скачи в объезд по берегу. Члены миссий выходили в город исключительно в сопровождении японских охранников, которые всячески препятствовали им в общении с местными жителями. Состав самой охраны менялся каждые 15 дней, чтобы между охранниками и дипломатами не возникало чересчур доверительных отношений. Естественно, что посещать дома японцев иностранцам запрещалось.

В Иокогаме было признано право на свободу вероисповедания: первая церковь была освящена в январе 1861 года двумя французскими католическими священниками. Однако это право не имело отношения к местному населению. 50 японцев, которые осмелились посетить церковь, арестовали и под страхом смертной казни запретили вновь заходить в нее.

Контакты японцев и иностранцев не ограничивались взаимовыгодной торговлей и изучением привычек друг друга. Нет, конфликты случались, особенно в первую половину 60-х годов.

Английский дипломат Эрнест Сатов отмечал, что европейские жители Иокогамы молоды, энергичны и здоровы, так что на европейском кладбище новые поступления обеспечивались не за счет естественных смертей, а за счет невинных жертв самурайских нападений[31].

Иностранные жители Иокогамы постоянно пребывали в нервическом состоянии. Япония стала считаться страной опасной для жизни. Торговцы огнестрельным оружием подсчитывали барыши – все мужское население города носило с собой револьверы. Их бесполезность была осознана много позже. По свидетельству Э. Сатова, сам он перестал носить с собой револьвер только в 1869 году – во-первых, из-за тяжести, а во-вторых, потому что нападавшие (обычно вооруженные самурайскими мечами) всегда действовали с такой неожиданностью и быстротой, что никто не успевал применить револьвер[32].

Бытовой пожар европейцы с готовностью принимали за поджог. И в таком случае из страха перед погромами матросам стоявших на рейде кораблей отдавалась команда высадиться на берег. Более тысячи военных квартировали и в самом городе, причем значительная часть стоимости их содержания была возложена на сёгунат. Адресуясь к министру иностранных дел, английский посланник Р. Элкок писал, что климат в Иокогаме вполне неплох, а присылка войск из Гонконга в Иокогаму весьма выгодна для финансов империи, ибо содержание войск удалось возложить на сёгунат. Элкок не делал большой разницы в статусе Гонконга и Иокогамы, считая оба города за колонии.

Несмотря на все опасности, которые грозили иностранным обитателям Иокогамы, положение в Эдо было еще хуже. Непрекращавшиеся нападения на иностранцев привели к тому, что большинство представительств сочли за благо на какое-то время перебраться в Иокогаму, ограниченная территория которой охранялась намного лучше.

Нужно сказать, что среди иноземных жителей Иокогамы и матросов было достаточно людей, которые относились к японцам как к представителям низшей расы и не упускали случая задеть их. Епископ из Гонконга Смит, посетивший Иокогаму в 1860 году, писал, что иностранцы в городе – это «невоспитанные искатели приключений из Калифорнии, португальские головорезы, беглые моряки, преступные пираты и моральные отбросы европейских наций». Еще более беспощаден был В. В. Крестовский. Характеризуя иностранных обитателей Иокогамы, он писал: «И вы видите, как в беспокойно бегающем, озабоченном их взоре скользит ищущая похоть, как бы только сорвать с кого куш, что-нибудь и где-нибудь хапнуть, жамкнуть хорошенько всеми зубами, купить, перебить, продать, передать, поднадуть. Это все народ авантюрист, прожектер, антрепренер чего угодно и когда угодно, прожженная и продувная бестия, – народ большей частью прогоревший, а то и проворовавшийся или окончательно компрометированный чем-либо у себя дома, на родине, и потому бежавший на Дальний Восток, где можно еще с высоты своего европейского превосходства не только презирать и эксплуатировать этих „смешных и глупых варваров“ китайцев и японцев, но еще и „цивилизовать“ их, за хорошее, конечно, жалованье, в некотором роде „миссию“ свою европейскую исполнять, безнаказанно держать себя с нахальнейшим апломбом, да к тому же нередко еще и роль играть в местном европейском клоповнике»[33].

Стоит ли удивляться, что эти люди запросто пускали в ход свои кулаки и пистолеты? Элкок сравнивал иокогамские порядки с беззаконием, царившим на золотых приисках. Французский миссионер Монико упоминает о французе, который разрядил свой револьвер в местного каменщика только за то, что тот «имел наглость» потребовать заплатить по просроченному счету. Художник Хасимото Садахидэ, настроенный по отношению к европейцам вполне дружелюбно, описывает сцену, которую он наблюдал в мясной лавке. Несколько японцев обступили мясника, с нескрываемым любопытством разглядывая, как тот разделывает тушу. Реплики, подаваемые ими на непонятном тому языке, вывели мясника из себя, и он натравил на толпу собак. Люди разбежались. «К счастью, никто не пострадал», – заключает Садахидэ. Но иностранцев к японскому суду привлечь было нельзя. Консулы же обычно обходились со своими соотечественниками с предельной «гуманностью». Говорили, что из всех стран мира избежать кары за правонарушение для европейца было легче всего в Японии и Китае.

С самого начала получилось так, что качество человеческого материала в Иокогаме оставляло желать лучшего. Партнерами европейских авантюристов часто выступали далеко не лучшие представители японского народа. Таможня была продажной. Целые партии вина за взятку можно было записать в графу «для личного употребления» и избежать пошлины. Европейским купцам приходилось внимательно следить за качеством приобретаемого товара. Несоблюдение условий контракта было в порядке вещей. Иокогама была для японца главным окном в Европу. Личные контакты способствовали тому, что японцы узнавали о ней – как хорошее, так и плохое – из первых рук. Иокогама заставляла их задуматься о том, как Япония должна вести себя по отношению к Западу.

1862 год 2-й год девиза правления Бункю. 11-й год жизни Мэйдзи

По условиям договоров иностранным державам разрешили учредить представительства в Эдо. Поскольку в Японии не было принято «снимать квартиру» и все японцы жили в собственных домах (или, как князья-даймё, в усадьбах), то большинство представительств поселили в буддийских монастырях – других сколько-нибудь подходящих строений в городе попросту не сыскалось.

В январе в Эдо был убит голландец Хюскен, переводчик Гарриса. Ссылаясь на то, что они не могут гарантировать ничьей безопасности, власти призвали иностранцев не участвовать в похоронах Хюскена. В июле ронины из Мито напали на английскую миссию в Эдо. Сёгунат не мог защитить иностранцев. Он не мог защитить даже членов своего правительства.

15 января было совершено покушение на члена совета старейшин сёгуната Андо Нобумаса (1819–1871), решительного сторонника брака между сёгуном и принцессой Кадзуномия. Когда паланкин Андо направлялся в сёгунский замок, на него напали шесть самураев (четверо из них были уроженцами Мито). Пуля ранила Нобумаса, но пятьдесят охранников уберегли хозяина, все нападавшие были убиты на месте.

По обычаю того времени террористы захватили с собой заявление, разъяснявшее причины их действий. Они утверждали, что предстоящая свадьба – лишь средство получить от императора одобрение торговых договоров. Ярость нападавших подпитывалась слухами о том, что Нобумаса по наущению американского консула Гарриса якобы замыслил убийство Комэй и нанял двух ученых мужей, которые должны были подыскать подходящие исторические примеры по смещению императоров. А потому террористы со спокойной совестью заявляли, что являются орудиями для осуществления «возмездия Неба». Именно этим термином стали в это время оперировать политические экстремисты.

Андо Нобумаса выжил, но ранение заставило его выйти в отставку. Он был наиболее способным и деятельным членом сёгунского правительства. С его уходом центр политической жизни начинает стремительно перемещаться в сторону Киото.

11 февраля свадьба Кадзуномия и сёгуна все-таки состоялась. Церемония продолжалась десять часов.