Якоб Ланг - Наложница фараона

• Название: Наложница фараона
• Автор: Якоб Ланг
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7523-0005-3

Третий том серии «Восточная красавица» — «Ковчег зари» — целиком посвящен иудейской старине. Из романа немецкого писателя Якоба Ланга «Наложница фараона», названного Фейхтвангером «маленькой энциклопедией средневековья», вы узнаете о жизни еврейской общины в средневековом германском городе. В повести израильской писательницы Марианны Бенлаид «Косматая на тропе любви» впервые в мировой литературе описаны «житие и деяния» демонов иудейской мифологии. Произведения отличаются занимательным сюжетом, тонко выписанным психологическим обликом героев.

---

Елена вдруг быстро подумала, что лекарю надо заплатить. С тех пор, как она ушла из мастерской, Андреас держал деньги у себя, а ей выдавал на хозяйство и на покупки. Это было естественно, ведь он был мужчиной, он зарабатывал деньги. И, конечно, он ни в чем не ограничивал мать. Но сейчас предстояли ему и расходы на свадьбу… При мысли о свадьбе сына лицо матери приняло изумленное выражение, почти детского изумления. Она удивилась тому, что эта грядущая скоро свадьба вдруг показалась ей какой-то совершенно невероятной, будто никогда и речи между ними не было ни о какой свадьбе Андреаса; и сама эта ее мысль сейчас о возможности его свадьбы, все равно что внезапное воспоминание о какой-нибудь сказке странной… Нет никакой свадьбы, ее драгоценный мальчик принадлежит лишь ей одной…

— Сейчас открою, — сказала Елена в дверь.

Молодой слуга пропустил лекаря вперед. Тот был средних лет, в темном, опушенном темным мехом кафтане, на голову был надет немного набок темный суконный берет. Одежда была добротная… Елена почтительно поздоровалась… Теперь она быстро решила, что к деньгам Андреаса (она знала, где сын держит их, — в комоде) она не прикоснется, заплатит лекарю из тех денег, что Андреас вчера дал ей на покупку свежей провизии на рынке.

Она провела лекаря к больному. Слуга пошел следом и остановился в дверях. Елена приблизилась к постели Андреаса первой. И вдруг радостно встретила милый взгляд его больших красивых глаз. Он посмотрел прямо на нее и улыбнулся так, будто нашел вдруг объяснение чему-то. Ее обычная сдержанность на миг исчезла, она бросилась к сыну, припала к нему, целовала нежно шею, щеки и лоб, словно бы стремясь снять жар губами. И несколько раз проговорила:

— Миленький… миленький… Сынонька миленький…

Затем смущенно обернулась к лекарю и выражение ее лица сделалось невольно-жалостным, и голову она чуть склонила набок.

Лекарь пощупал у больного пульс и нашел, что пока серьезной опасности нет, но, как видно, болезнь еще в самом своем начале.

— Но вы не думаете, что это заразная горячка? — спросил слуга от двери.

Елена настороженно посмотрела на лекаря. Он слыхал об Андреасе Франке; знал, что у молодого мастера дела сейчас пошли хорошо; слышал даже, что Андреас собирается жениться на богатой невесте. Ясно, что здесь заплатят хорошо. В сущности, лекарь не мог сейчас определить, от какой горячки страдает больной, от заразной или же от незаразной. Пожалуй, он даже смог бы определить степень заразительности этой горячки лишь в том случае, если бы кто-нибудь из окружавших Андреаса заразился. Но такой важный признак, как отсутствие сыпи, все же указывал на возможность развития именно незаразной горячки. Должно быть, Андреас сильно простудился и ничего более. Врач снова пощупал пульс; пульс был слабый, но ровный. Врач спросил, не случилось ли Андреасу недавно долго быть на холоде.

— Да я вам говорил, — словоохотливо начал слуга, — он внизу лежал у лестницы. Может, час или и того больше пролежал без памяти…

Врач прервал его взмахом руки.

Елена сказала осторожно, что сегодня Андреас был в гостях, а возвращаться, конечно, пришлось как раз, когда уже снег шел…

— Да сегодня почти весь день шел снег, и мокрый такой, — ввернул слуга и скрестил руки на груди, опираясь спиной о дверной косяк, — уже и перестанет, и вдруг снова так и валит. А к вечеру, помните? Так мело!..

Врач снова остановил его.

— У кого же вы были в гостях? — вдруг спросил врач, обращаясь к больному. — Не у невесты ли своей?

— Нет, не у невесты, — тихо и глуховато ответил Андреас.

Это мать впервые услышала его голос; после того, как он ушел к отцу, и она так тревожилась, а после нашла его лежащим без памяти… Кажется, прошло сто лет с тех пор, как она слышала голос Андреаса… И теперь она вздрогнула; сердцем она восприняла это голос и почувствовала, что болезнь сына серьезна.

Врач спросил, не болит ли у Андреаса голова.

— Да, болит, — тихо и с надрывающейся материнское сердце слабостью отвечал больной, — болит, особенно виски и переносица. И затылок… ноет…

Врач приложил ладонь ко лбу Андреаса и тотчас убрал.

Он понимал, что Елена не хочет, чтобы он говорил при соседском слуге о вероятности заразной горячки у ее сына.

— Полагаю с уверенностью, — начал врач, — что опасности заразиться здесь нет. Это обыкновенная простудная горячка…

Слуга хотел было бежать, скорее сказать хозяину мнение лекаря, но Елена остановила его.

— Ты уж проводи господина по лестнице, — деликатно сказал она.

Слуга поерзал спиной о косяк двери.

— Провожу, чего там…

Елена сказала лекарю, что хочет сейчас дать Андреасу теплое медовое питье с настоенной в нем сухой кошачьей мятой и растереть больного тою же мятой, заваренной в масле. Врач ответил, что это хорошо и сухая мята будет полезна при такой простудной горячке. При этом он прибавил, что лекари зовут кошачью мяту греческим словом «каламента». Андреас посмотрел на него с интересом и даже, кажется, хотел о чем-то спросить, но слабость и жар были слишком велики, и Андреас снова закрыл глаза.

Лекарь обещал зайти на следующий день. Елена приблизилась к нему и тихо сказала, что завтра пусть он скажет ей, сколько она должна заплатить ему за лечение ее сына. Лекарь кивнул.

Слуга повел его вниз по лестнице. Некоторое время Елена светила большой свечой, стоя у двери в свое жилище. Затем, когда сочла; что огонь ее свечи уже не виден им, вернулась и заперла дверь.

Она принесла из кухни на подносе два котелка и оловянный стаканчик. Налила в стаканчик питье и, немного приподняв голову Андреаса, начала поить его.

— Погоди, я сам… — он едва говорил. Попытался протянуть руку, но сил не было.

— Ничего, миленький, ничего… — спокойно приговаривала она, внимательно следя за каждым его глотком.

— Ох!.. Больно в затылке… отпусти!.. — он застонал.

— Все, милый мой, все! — мать поспешно и бережно опустила его голову на подушку.

Он закрыл глаза и замолк. Она выжидала, не решаясь тотчас же начать растирать его. Вдруг он словно бы начал задыхаться. Она поняла и быстро и бережно наклонила его голову книзу, придерживая ладонью лоб. Его вырвало. Мать почувствовала, что его лоб, еще недавно такой горячий, теперь под ее ладонью покрылся испариной.

«Может это и к лучшему», — подумала она.

Она осторожно уложила его. Еще подождала. Он лежал с закрытыми глазами. Кончиком простыни она вытерла ему испарину со лба. Нет, все же лоб еще горячий, да и не может сильный такой жар пройти так скоро. Она откинула одеяло и принялась осторожно растирать сына. Ноги были совсем холодные. Тело чуть вздрогнуло в ознобе. Она ощутила как бы всем своим существом — до боли в своем теле — его страдания, и на глаза ее навернулись слезы. Но она не дала себе заплакать. Она не имела право тратить свои силы на слезы, она должна была выходить сына. Кончив растирание, она надела на него ночную сорочку, укутала его потеплее. Затем вытерла пол мокрой тряпкой, то место, куда попала рвота. Она подумала, что приляжет лишь тогда, когда увидит, что жар хотя бы немного спал. Она села на стул у постели сына.

Андреас снова открыл глаза. Кажется, он хотел что-то сказать; взгляд у него сделался замкнутый какой-то, хмурый, тревожный.

— Не надо, ничего не говори сейчас, — мать раскинула нежно свои ладони над его лицом. — После скажешь, когда тебе полегче станет…

Андреас все же попытался говорить, но только застонал. Затем снова закрыл глаза и лежал в сонном забытье. Вскоре усилился жар. Мать сделала ему на лоб прохладную примочку, напитав уксусом, разведенным в воде, чистое полотно. Через некоторое время примочка нагрелась и тогда она положила новую. Так она меняла примочки почти всю ночь. Несколько раз она приносила горшок, когда ей казалось, что он хочет справить малую нужду, и ни разу не ошиблась. Один раз была большая нужда — понос, после этого мать обмыла его. Рвоты больше не было. Еще один раз она поила его медовой водой с кошачьей мятой. Ближе к утру жар начал уменьшаться. Тогда она постелила себе на полу у его кровати, чтобы сразу услышать, если он позовет, застонет или пошевелится.

Но проснулась она раньше его. Пощупала лоб — жара почти не было. Больной спал; и видно было, что он очень ослабел. Она вдруг заметила, что на ночь не укрыла его вторым одеялом, и тотчас рассердилась на себя. Воздух в комнате был душный и неприятный. Она потеплее укутала сына, подоткнула одеяло, сверху укрыла еще двумя одеялами. Затем приоткрыла окно и проветрила комнату. Быстро умылась на кухне и поела колбасы с хлебом. Ей показалось, что сын зовет ее. Она быстро пошла в его комнату. Он как раз открыл глаза. Окно уже было закрыто.

— Мама… — тихо и неопределенно проговорил Андреас.

Он снова смотрел как-то хмуро, настороженно и тревожно. Она снова пощупала лоб — жара почти не было. Сунула руку под одеяло, пощупала ноги. Ноги были теплые, хорошие.