Якоб Ланг - Наложница фараона

• Название: Наложница фараона
• Автор: Якоб Ланг
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7523-0005-3

Третий том серии «Восточная красавица» — «Ковчег зари» — целиком посвящен иудейской старине. Из романа немецкого писателя Якоба Ланга «Наложница фараона», названного Фейхтвангером «маленькой энциклопедией средневековья», вы узнаете о жизни еврейской общины в средневековом германском городе. В повести израильской писательницы Марианны Бенлаид «Косматая на тропе любви» впервые в мировой литературе описаны «житие и деяния» демонов иудейской мифологии. Произведения отличаются занимательным сюжетом, тонко выписанным психологическим обликом героев.

---

— Могу я взять их в руки? — быстро и спокойно спросил Андреас.

— Можешь. Я вижу: твое нетерпение — нетерпение мастера, а не вора.

Андреас осторожно брал кольца и снова клал их в шкатулку.

— Это очень древняя восточная работа, — произнес он певуче и задумчиво. — Должно быть, они передаются из рода в род…

— Не так уж давно и передаются, — сказал управляющий и как-то странно усмехнулся. — Прадед нынешних Гогенлоэ привез их из своего последнего крестового похода… Это уж когда было… Теперь и рыцарей таких нет. И Королевство Иерусалимское перестало существовать…

Андреас посмотрел на него. Брови мальчика чуть сдвинулись напряженно на миг, и после стало на миг ясно заметно, что эти ровные темные дужки бровей соединены смутно на переносице едва различимой обычно полоской, смутной и изящно изогнутой. Управляющий покачал головой.

— И камни теплые… — тихонько, напевно говорил Андреас. — Альмандин… топаз… аметист… вот филигрань… узор такой тонкий… — И вдруг он, положив кольцо в шкатулку и посмотрев в последний раз, будто хотел увериться, что кольца уложены хорошо, произнес решительно. — Я не возьмусь переделывать эти кольца. И дурно поступит мастер, который за такое дело возьмется. Это слишком древняя работа, она ценна именно своей древностью. Так и скажите господину.

— Я передам ему твои слова, — управляющий снова посмотрел на Андреаса и улыбнулся странной улыбкой. — Я вижу: ты честен и хороший мастер. Я хочу тебе кое-что показать. Пойдем со мной.

Он поставил шкатулку в шкаф и запер шкаф на ключ. Андреас подумал, что, вероятно, Гогенлоэ очень доверяют этому человеку, он держится совсем как хозяин.

Следом за управляющим Андреас вышел из комнаты. Управляющий и комнату запер на ключ.

Они прошли по темному коридору, поднялись по узкой винтовой лесенке. Дверь не была заперта. К стене в комнате этой был прикреплен серебряный подсвечник, горели ярко две свечи; окно было плотно занавешено тяжелым занавесом. Пахло душно и душисто. Не было никакой мебели, только большой плотный ковер на полу и тут же брошенные вышитые плотные подушки. Андреасу сделалось немного не по себе. В сущности, еще никогда в жизни он не оказывался так во власти другого человека…

— Вот, посмотри сюда, — тихо сказал тот.

Андреас посмотрел, куда было велено, и увидел в стенной нише несколько расписных небольших досок. На них были изображены человеческие лица, все смуглые, с большими темными глазами. Глаза остановленно глядели на Андреаса.

— Вот сюда посмотри… — пальцы как-то липко коснулись его руки.

Андреас осторожно отвел свою руку.

Эту доску он сразу для себя заметил, она влекла его, она была что-то знакомое. Это лицо он прежде видел — в спокойной воде, налитой в круглую оловянную тарелку; в полированной поверхности металла. Это было его лицо. Всякий раз оно так резко выплывало, и поверхность вдруг представлялась глубокой. Он думал быстро, а точно ли это его лицо? Потому что оно было очень красиво. Такая красота сама по себе хотела, требовала остановленности, замкнутости в каком-либо плотном материале. А он был ведь живой, одержимый разными мыслями и чувствами. Он не мог быть таким красивым, как это мгновенно остановленное лицо. И вот оно остановлено навсегда, на этой деревянной доске. Правда, и в каменной статуе, сделанной Гансом, остановлено лицо Андреаса. Но там Андреас маленький, и важна там не красота, а доброта… А на этой доске важна красота. И потому на кудрях юноши надет венок, весь из мелких золотых листочков. И словно бы идет какой-то странный жар от этого лица, от этих глаз темных…

— Узнал? Видел ты когда-нибудь свое отражение?

— Да, это изображение немного похоже на меня…

— Оно недвижно, в нем потому нет всей этой силы твоего живого очарования, — с какой-то странной резкостью проговорил управляющий. — Я слышал, ты хороший мастер, но я не знал, что ты живое совершенство прелести…

— Могу я уйти? — Андреас чувствовал, что голос его звучит нерешительно.

— Древняя ли это работа, как ты полагаешь? — человек словно и не услышал вопроса Андреаса.

— Да. Я думаю, очень древняя, и тоже с Востока, — Андреас чувствовал напряжение в горле, это он старался говорить так, чтобы не ощущалась невольная дрожь в голосе.

— Все с Востока, — сказал человек. — Вот и ты с Востока. И неужели ты думаешь, я тебя привел сюда для того, чтобы ты сейчас ушел отсюда?

— Чего вы хотите? Убить меня? — выговаривая эти вопросы, Андреас уже тихо примеривался, как будет сопротивляться. Он моложе и сильнее, он это чувствует. Но если управляющий позовет кого-нибудь на подмогу…

— Нет, как можно убийством уничтожить такое живое сокровище! Я хочу дать тебе много денег, многое сделать для тебя. Неужели ты до сих пор не понял, чего я от тебя хочу? Ведь живешь ты, сокровище мое, среди людей…

Андреас прижался спиной к стене у самой двери.

— Я слыхал, как же, — грубовато и буднично ответил он. — Это мужеложством называется. Но я этого делать не буду. Позвольте мне уйти. — Теперь Андреас ощутил в своем голосе враждебность к этому человеку, что стоял так близко от него. Конечно, эта враждебность была естественна, но Андреасу совсем не хотелось никакой враждебности, даже такой естественной. — Отпустите меня, — он сделал над собой усилие почти мучительное, и заговорил спокойно и мягко. — Вы видите, я не хочу. Не надо насильно… — голос все же дрогнул…

Один миг, равный целому веку, длилось молчание. Затем человек спросил тоже спокойно:

— Будешь молчать обо мне?

— Об этом можете не спрашивать, — спокойно и участливо отвечал Андреас.

— Я знаю, да, ты будешь молчать, — в голосе человека послышалась горечь. — А если услышишь, как обо мне такое говорят?.. — он не успел договорить, а Андреас уже снова ответил мягко:

— Все равно буду молчать. Я бы сказал, что это неправда, но ведь если услышат, как я защищаю вас, подумают и о вас и обо мне дурное. И вам я тогда не помогу, и себя очерню.

Человек рассмеялся легко.

— Я хотел было просить тебя, чтобы ты иногда приходил ко мне беседовать, ведь с тобой так легко и радостно говорить, но я понял, что это лишь дало бы мне на какое-то время надежду, которая никогда бы не сбылась. И я не хочу мучить тебя. Иди за мной и больше не бойся.

— Я не боюсь, — Андреас отступил от двери. Он и вправду не боялся.

И снова он шел следом за управляющим. Они снова прошли прихожую и подошли к двери на улицу.

Управляющий молча открыл ее. Андреас поклонился, как надо кланяться знатным, и вышел на улицу.

Привратник стоял у двери снаружи. Он поджидал Андреаса дружелюбно и с любопытством.

— Ну что, заплатили тебе? — спросил привратник.

— А не за что, — Андреас приостановился и весело пожал плечами. Так хорошо ему показалось на улице, на свободе. — Не за что, я только посмотрел камни, а делать с ними ничего не буду, не возьмусь… — од хотел было сказать, что эти камни слишком дороги для того, чтобы с ними работал такой молодой мастер, как он, но решил, что эти слова, пожалуй, будут лишними.

Привратник смотрел на него.

— Смотрю я на тебя и думаю, что тебе, кажется, повезло.

— Почему повезло? Мне же не заплатили.

— Зато ты сам цел и невредим. Неужели не слыхал никогда о нашем господине?

— Я так и догадался, кто это, хотя он и назвался управляющим. Да, мне повезло.

— Повезло, повезло. Я же вижу, что дела такие не для тебя!..

После Андреас слыхал о противоестественных склонностях Гогенлоэ, даже сразу после случившегося немного побаивался, что Гогенлоэ снова позовет его, а то и преследовать станет. Но он знал, что надо отгонять подобные мысли, не надо бояться и ненавидеть…

Вскоре Гогенлоэ был убит на поединке. Иные говорили, что для него смерть явилась благодеянием. Старшим в семье остался его второй брат.

Андреасу исполнилось шестнадцать, после — семнадцать, восемнадцать лет. Кое-что менялось в его жизни, и он сам менялся, но не очень это замечал, поглощенный чудесными ощущениями роста и развития своего телесного естества.

Он глядел на жизнь радостно, готов был к радости и веселью. И, в сущности, жизнь его и была радостной и веселой. Ничто не заставляло его сердиться на людей, ничто в жизни не разочаровывало его.

О своем детском желании совершить путешествие он как-то давно и неприметно для себя забыл. Его уже не тяготил родной город, ему нравилось жить здесь. Он просыпался летом; листва ореховая, лучисто, солнечно колеблясь, глядела в его окно. И делалось так радостно, так предвкусительно!.. Как будто каждый его шаг по мостовой уже был целым приключением, преисполненным множества радостных оттенков… Он легко спускался по лестнице дома, где было его жилище; и на каждой ступеньке каменной подошва звонко ударяла, и правая рука в красивом рукаве чуть откидывалась назад, красиво, сильно, и изящно…