Лиза Фитц - И обретешь крылья...

• Название: И обретешь крылья...
• Автор: Лиза Фитц
• Издательство: Панорама
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-85220-545-1

В автобиографическом романе «И обретешь крылья…» известная немецкая поэтесса и популярная певица Лиза Фитц рисует яркую и откровенную картину интеллектуального и морального раскрепощения своей героини, прошедшей череду унижений, физического подавления и зависимости от любимого мужчины.

«Лишь осознание своего «Я», избавление от всяческих масок — вот путь к истинной свободе духа» — главный вывод модного нынче в Германии бестселлера.

---

— Я хочу поехать к тебе в Германию, Лена! В апреле! Мы с тобой целые дни будем проводить дома, мне нужно видеть тебя! Мне нужно видеть тебя подолгу!.. Я хочу… Мне нужно… Ты великолепна, ты такая красивая! Каждый мужчина должен любить тебя с твоими светлыми волосами и голубыми глазами! — и т. д. и т. п.

Своими темными, огромными зрачками он смотрел в самую глубь моих, как удав из «Маугли», и полностью околдовал меня. Собственно говоря, я бы прекрасно обошлась и без всех этих комплиментов, он и так мне нравился, сам по себе. Но таковы уж эти итальянцы — их всегда притягивает некоторая цветистость и мелодраматичность в общении.

Через некоторое время произошло то, что и должно было произойти:

— Я хочу заняться с тобой любовью — я хочу любить тебя!..

— ?..

Единственное более или менее подходящее место в самолете — запирающийся туалет.

Просто поразительно, насколько все меняется, когда веришь в себя. Мужество — это все. Мужество, леди, мужество. Я могу делать самые сумасшедшие вещи, только одного мне нельзя думать или говорить: НЕВОЗМОЖНО. Это слово безжалостно должно быть вычеркнуто из лексикона с сегодняшнего дня и навсегда. Никакого страха перед будущим!

Мы проскользнули в кабинку, через четверть часа выскользнули оттуда — никто ничего даже не заметил. Быстро и сладострастно. Неповторимые переживания.

В Карачи машина наполнилась. Сандро пересел на свое место. А я на своем не могла ни двинуться, ни вытянуться, ни поспать. Я улеглась на пол перед туалетом и проспала там три часа, хотя стюардесса два раза пыталась меня согнать. Наконец она отчаялась это сделать и мне удалось-таки подремать.

Когда в Амстердаме я вышла из самолета, Сандро, со своими усталыми глазами, уже высадился незадолго до меня и удалился без прощания. А когда я в большом зале оглядывалась по сторонам, он уже исчез, видимо, спеша к самолету на Геную — ни тебе привета, ни адреса. Я огорчилась. Пожалуй, и правда, было в нем что-то такое.

Пошатываясь, я побрела к окошку пункта обмена валюты, обменяла свои последние деньги на тридцать пять гульденов и, дрожа всем телом, на подгибающихся ногах принялась искать бар. В общей сложности я провела в самолете двадцать два часа. Я заказала себе шампанское за тридцать (!) гульденов и не без усилия обменялась парой слов с двумя немецкими бизнесменами. Следующий, последний уже, перелет через час. Меня все еще продолжала колотить дрожь, даже после шампанского.

Наконец я подтащила себя к объявленному выходу, рейс на Мюнхен.

Вдруг — баварские голоса, родные люди, люди, которые меня знают, жаждущие автографа.

— Боже мой, неужели это вы?! А мы так сразу и подумали!

Кто-то сказал:

— У одной вашей родственницы я два года назад принимал роды. Ее фамилия тоже была Лустиг.

Две пожилые дамы, около шестидесяти пяти, возвращающиеся из Таиланда, великолепно выглядят после перелета.

— Представляете, — сказала одна из них, — нас там подобралась целая банда, все одного возраста, и мы изъездили весь Таиланд. Каждый день экскурсии и под конец шесть дней отдыха на воде. Это было божественно! Перелет? Да я его как-то даже не заметила! Я села в кресло и проспала десять часов!

Счастливая, — подумала я и с завистью посмотрела на нее красными уставшими глазами. Может быть, это выпивка и курение так подкосили меня, кто-то ведь говорил, что перед и во время перелета нельзя ни пить, ни курить — это оказывает разрушительное воздействие на организм.

Однако я не могла выносить такие испытания без анестезии!

Как я переживу предстоящие шестьдесят минут до Мюнхена — вот единственное, что занимало меня. Однако беседа с баварцами поддерживала меня вплоть до самой посадки. Я сразу начала шутить, развлекала пассажиров. Кто встретит меня в Мюнхене? Отчим? Янни? Или все-таки Симон?

На выходе меня ждала Нонни, надежнейшая из всех надежных, с небольшим букетиком в руке. На мне все еще были пестрые брючки и маленькая желтая, не закрывающая ни рук, ни живота рубашечка. Я пронесла в себе тепло солнца Бали через все двадцать шесть часов дороги до самой Баварии, не замерзнув без одежды.

По дороге домой мы говорили о Янни. Я призналась, что все еще скучаю по нему, часто думаю о том, что в один прекрасный день мы могли бы снова съехаться и жить вместе. Но все же есть слишком много такого, чего я не могу ему простить.

— Если ты не можешь чего-то простить, то твои мечты не имеют будущего.

— Но Нонни, — сказала я, — есть такие вещи, которые нельзя себе позволять говорить или делать. Партнер должен стараться загладить свою вину, как минимум, у него должно быть чувство раскаяния в том, что причинил боль близкому человеку.

Она промолчала.

— Мой период ученичества закончился, мне нужно все пережить самой, я и ему это тоже говорила! От него никогда не было ни извинений, ни понимания, только одна суровость. Наверное, он и по сей день еще полон ярости, что я ушла от него. Он ни в чем не признается, ничего не поймет, и поэтому ничто не может измениться к лучшему! Ты все время защищаешь его, потому что он твой сын!

— Нет, — сказала она, — это не так. Я точно так же осуждаю его поведение, но суть при этом остается та же — если ты не можешь простить и, прежде всего, забыть, — то ни о какой любви речи быть не может.

А я подумала про себя: при всей любви я не позволю эксцентричному всезнайке ежедневно учить меня жить. Возможно, я где-то несправедлива, но именно так я это вижу. Один меня никогда не обманывает, другой никогда не поучает. От распахнутого сквернослова к замкнутому немому. Суров и длинен путь к главенству в стаде. Вокруг ежедневно идет борьба за это место. Капитаны всегда одиноки. Успех тоже обрекает на одиночество. Высоко наверху воздух разреженный, его не хватает на всех.

СНОВА ДОМА

Вернувшись, я потерянно бродила по дому, слишком большому для меня одной. Я обещала Нонни по вечерам выбираться к ней, хотя знала, что не буду этого делать, и ждала Симона. Вытащила бутылку виски, купленного за пятьдесят долларов еще на Бали, и начала пить. Я была смертельно уставшая и пила виски как вино. Через час бутылка опустела. Я выпила ее вчистую, без колы. Только сейчас на меня начало действовать очарование Бали. Мне вдруг стало ясно, какое восхитительное безумие я пережила там и что нужно как следует все это переварить, все, что случилось за то время. Я была в ноябре, в нижней Баварии, где только холод, одиночество, отупение.

Потом пришел Симон. Объятия, приветствия, снова, несмотря на расставание, чувство близости. Я знала, что все расскажу ему. Я отомщу и буду наслаждаться своей местью. Слишком много боли он мне причинил — даже если и не мог не причинить ее.

— Я изменила тебе, — сказала я ему после короткого обмена приветствиями.

— Я догадался.

— Это и вся твоя реакция??

Он смотрел в пол и курил, как обычно. Я не выдержала, встала и начала расхаживать по комнате, из угла в угол, как тигрица.

— Это и все чувство, которое ты можешь выразить по этому поводу? — выкрикнула я возмущенно.

— Ты что, каменный, или у тебя кусок льда вместо сердца? Ты думаешь, я просто из чувства мести переспала с кем-то? Да ты знаешь вообще, со сколькими я это делала? С девятью!

Я не была полностью уверена в точности этой цифры.

— А последний раз я занималась этим в туалете самолета!

Это подействовало. Я поняла, что выбила у него почву из-под ног.

Я была пьяна и жестока. Мы говорили и говорили. Он вышел из себя. Речь у нас шла о мести, чувстве полноценности, о том, что ему не нужно горячиться, потому что я имела право «оторваться» после этих двух лет. Я уже заметила, что у него сдали нервы и что это только начало грандиозного краха. А я становилась все пьянее и пьянее. Он потянул меня в кровать, где я агрессивно заставила его отдаваться, как женщину. А он, как женщина, был мягок.

— Что с тобой? — бормотал он. — Ты — это уже не ты!

— Ничего особенного, — сказала я. — Я сейчас уже действительно не я, а теперь я хочу ласкать тебя!

Мы делали это жестко и похотливо. Он — отчаянно и сладострастно, я — агрессивно и холодно. Оба — вися друг на друге, сплетаясь друг с другом, любя друг друга.

Когда он меня оставил, я знала, что отыграла все проигранное. Мы снова были на равных.

Еще через два часа я позвонила Джеку. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь, кто бы понимал, о чем я говорю.

Я уже говорила по телефону с Янни, которого не интересовали ни мои впечатления от Бали, ни мое возвращение. У него были какие-то неприятности на студии и трудности с выходом новой пластинки.

— Джек, — сказала я, — ты должен приехать, сейчас же. Возьми такси. Сорок километров ерунда. Ты должен это сделать!

— Где я достану такси вечером в таком захолустье? Я даже не знаю номер телефона диспетчерской.