Викентий Вересаев - Пушкин в жизни

• Название: Пушкин в жизни
• Автор: Викентий Вересаев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1984

В. В. Вересаеву принадлежит видное место среди писателей-реалистов XIX – начала XX века, чье творчество формировалось под непосредственным влиянием революционного движения. Он является одним из лучших представителей критического реализма предреволюционной эпохи.

Работа В. Вересаева «Пушкин в жизни» открыла в свое время жанр хроники характеристик и мнений. В настоящее издание вошли те главы из книги «Пушкин в жизни», в которых отражается зрелый период жизни и творческого пути поэта. В комментариях и примечаниях помещены новые материалы к биографии Пушкина, найденные уже после того, как Вересаев завершил свое исследование, в частности, выдержки из дневников Д.Ф. Фикельмон, А.А. Олениной, из переписки Карамзиных, Гончаровых и других.

---

Ответная эпиграмма Муравьева:

Как не злиться Митрофану?
Аполлон обидел нас:
Посадил он обезьяну
В первом месте на Парнас.

4

Над элегией «Андрей Шенье» Пушкин начал работать весной 1825 г. вскоре после визита И. И. Пущина к нему в Михайловское. Тема элегии – место поэта в борьбе с тиранией – навеяна, очевидно, их беседой, состоявшейся в преддверье декабрьского восстания. Осенью того же года Пушкин подает в цензурный комитет собрание своих стихотворений, включающее эту элегию. В самом конце года, почти сразу после восстания, сборник выходит в свет. Из элегии «Андрей Шенье» некоторые строки были цензурой изъяты, но они оказались пророчески-созвучными недавним трагическим событиям – попытке свергнуть самодержавие – и распространились в рукописных экземплярах: «Где вольность и закон? Над нами единый властвует топор. Мы свергнули царей. Убийцу с палачами избрали мы в цари. О ужас! О позор!» Таким образом, хотя стихи, по разъяснению Пушкина, были написаны «прежде последних мятежей», до восстания, но, как мы видим, с мыслью о возможном восстании. Разъяснения Пушкина, в которых к тому же проскальзывало сочувствие декабристам, не удовлетворили комиссию; дело было передано в Государственный совет, который принял решение об учреждении за Пушкиным секретного надзора.

5

И. Д. Якушкин рассказывает в своих записках, как до слез был расстроен Пушкин в 1820 г., когда декабристы, собравшиеся в Каменке, обратили в шутку разговор о создании тайного общества: «Я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка». Нет сомнений, что в это время он легко мог быть принят в декабристский союз. Более того, известно, что С. Г. Волконский имел даже поручение принять Пушкина в тайное общество, но воздержался от исполнения, оберегая пушкинский талант. Есть записанный П. И. Бартеневым, правда, не вызывающий полного доверия рассказ А. О. Россета: «Вас. Львович Давыдов в Сибири… услыхав подробности о смерти Пушкина, плакал и потом рассказывал, что он говаривал Пушкину: «Мы тебя не примем в свое общество, но ты будешь нам петь». Откликом на эти слова, по мнению А. О. Россета, явились пушкинские строки: «А я, таинственный певец…, пловцам я пел…» (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2, с. 317). Вяземский же судит об отношении поэта к декабризму в более поздний период, после 1825 г., когда взгляды поэта отличались большей глубиной, чем романтически окрашенные замыслы участников восстания. Подробно об отношениях Пушкина с декабристами см.: Эйдельман Н. Я. Пушкин и декабристы. М.: Сов. писатель, 1980.

6

А. А. Ивановский служил в ведомстве военного министерства и в 1826 г. был откомандирован для работы в Следственном комитете по делу декабристов. Отличаясь страстной любовью к литературе, Ивановский проявил большое участие в судьбе декабристов, особенно декабристов-литераторов. Ему удалось изъять из следственных дел и сохранить в своем архиве рукописи А. Бестужева, очень важные письма к нему Пушкина, Грибоедова, Вяземского. После окончания работы в Следственном комитете он был переведен в III отделение. Знакомство его с Пушкиным состоялось, видимо, в 1827 г. В 1828 г. он издает альманах «Альбом северных муз», в котором публикует стихотворение Пушкина «Талисман». Нет оснований сомневаться в фактической правильности его рассказа: Пушкин, сохранивший еще в какой-то степени надежду творить добро, воздействуя на царя, переживал явное выражение его недоверия к себе. Однако речь идет лишь о минутном эпизоде, не характерном для отношения Пушкина к властям в целом, что весьма точно выразил Н. В. Путята: «Покровительство и опека императора Николая Павловича тяготили его (Пушкина. – Прим. ред.) и душили».

7

Вересаеву остался неизвестен дневник А. А. Олениной, опубликованный ее правнучкой в Париже в 1936 г. В этом дневнике помимо отдельных упоминаний о Пушкине содержится начало автобиографического романа «Непоследовательность, или Надо прощать любви», где, в частности, говорится:

«Однажды на балу у графини Тизенгаузен-Хитровой Анета увидела самого интересного человека своего времени и выдающегося на поприще литературы: это был знаменитый поэт Пушкин.

Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевали тот ум, который виден был в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, страстность нрава, природного и принужденного, и неограниченное самолюбие вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал русскому поэту XIX столетия.

Говорили еще, что он дурной сын, но в семейных делах невозможно все знать; что он распутный человек, но, впрочем, вся молодежь почти такова.

Итак, все, что могла сказать Анета после короткого знакомства, есть то, что он умен, иногда любезен, очень ревнив, несносно самолюбив и неделикатен.

Он только что вернулся из шестилетней ссылки. Все – мужчины и женщины старались оказывать ему внимание, которое всегда питают к гению. Одни делали это ради моды, другие – чтобы иметь прелестные стихи и приобрести благодаря этому репутацию, иные, наконец, вследствие истинного почтения к гению, но большинство – потому, что он был в милости у государя Николая Павловича, который был его цензором.

Анета знала его, когда была еще ребенком. С тех пор она с восторгом восхищалась его увлекательной поэзией.

Она тоже захотела отличить знаменитого поэта: она подошла и выбрала его на один из танцев; боязнь, что она будет осмеяна им, заставила ее опустить глаза и покраснеть, подходя к нему. Небрежность, с которой он спросил у нее, где ее место, задела ее. Предположение, что Пушкин мог принять ее за дуру, оскорбило ее, но она ответила просто и за весь остальной вечер уже не решалась выбрать его.

Но тогда он в свою очередь подошел выбрать ее исполнить фигуру, и она увидела его, приближающегося к ней.

Она подала ему руку, отвернув голову и улыбаясь, потому что это была честь, которой все завидовали» (Исс. и мат., II, с. 248–270).

8

Если Пушкин действительно сватался за Оленину, то это, всего вероятнее, произошло за время пребывания Пушкина в Петербурге в январе – марте 1829 года. Н. О. Лернер высказывает догадку, не на неудачное ли сватовство Пушкина намекал Вяземский, когда, придравшись к словам поэта: «я пустился в свет, потому что бесприютен», писал ему в сентябре 1828 года: «ты говоришь, что ты бесприютен, – разве уже тебя не пускают в Приютино?» (Пушкин, Брокгауз-Ефрон, IV т., с. LXX). Мы думаем, в каламбуре Вяземского не было никакой задней мысли. Еще 3 дек. 1828 г. Дельвиг писал Пушкину в деревню, что, по мнению некоторых, Пушкин составляет «авангард Олениных, которые собираются в Москву» (Переписка Пушкина, II, 82). Навряд ли мог бы писать так Дельвиг, если бы Пушкин уже получил отказ. Еще невероятнее предположить, чтобы Пушкин сватался за Оленину позже указанного времени: позже все матримониальные стремления Пушкина направлены уже на Москву.

9

По-видимому, память изменила старухе Смирновой, – знакомство с Пушкиным произошло у нее раньше. Когда, – мы не можем определить. В. И. Шенрок, по-видимому, со слов пресловутой Ольги Николаевны Смирновой (дочери Ал. Ос-ны), сообщает: «Пушкина Жуковский поспешил представить Александре Осиповне, когда он, освобожденный из своего заточения в Михайловском и уже побывавший в Москве, только что приехал в Петербург» («Материалы для биографии Гоголя». М., 1892, т. I, с. 310). Фальсифицированные тою же Ольгою Николаевною «Записки» ее матери, изданные «Северным Вестником», сообщают, что знакомство Смирновой с Пушкиным произошло на вечере у Карамзиных, – по-видимому, осенью 1828 г. (ч. 1, 1895, с. 17). Если же они действительно познакомились на описываемом балу у Хитрово, то совершенно спутывается общепринятая хронология некоторых пушкинских стихотворений, как, напр., «Ее глаза», «За Нетти сердцем я летаю».

10

Для характеристики легенд, творившихся о Пушкине, приводим еще отрывок из этих же воспоминаний. «Наша грузинская аристократия приготовила в Тифлисе роскошный пир в честь нового наместника, графа Паскевича. За почетным обедом, между прочим, для парада прислуживали сыновья самых родовитых фамилий в качестве пажей. Так как и я числился в таких же, то также присутствовал тут. Я был поражен и не могу забыть испытанного изумления: резко бросилось мне в глаза на этом обеде лицо одного молодого человека. Он показался мне с растрепанной головой, непричесанным, долгоносым. Он был во фраке и белом жилете. Последний был испачкан так, что мне казалось, что он нюхал табак (кн. Палавандов особенно настаивал на этом предположении). Он за стол не садился, закусывал на ходу. То подойдет к графу, то обратится к графине, скажет им что-нибудь на ухо, те рассмеются, а графиня просто прыскала от смеха. Эти шутки составляли потом предмет толков и разговоров во всех аристократических кружках: откуда взялся он, в каком звании состоит и кто он такой, смелый, веселый, безбоязненный? Все это казалось тем более поразительным и загадочным, что даже генерал-адъютанты, состоявшие при кавказской армии, выбирали время и добрый час, чтобы ходить к главнокомандующему с докладами, и опрашивали адъютантов, в каком духе на этот раз находится Паскевич. А тут – помилуйте! – какой-то господин безнаказанно заигрывает с этим зверем и даже смешит его. Когда указали, что он русский поэт, начали смотреть на него, по нашему обычаю, с большею снисходительностью. Готовы были отдать ему должное почтение, как отмеченному божьим перстом, если бы только могли примириться с теми странностями и шалостями, какие ежедневно производил он… Не вяжется представление, не к таким видам привыкли. Наши поэты степеннее и важнее самих ученых» (там же). – Пушкин приехал в Тифлис 27 мая. Между тем, уже 19 мая Паскевич со штабом прибыл из Тифлиса на фронт, оставив в Тифлисе вновь назначенного военным губернатором Грузии ген. – адъютанта Стрекалова (Кн. Щербатов. Генерал-фельдмаршал кн. Паскевич. Том III: СПб., 1891, с. 177). И за все время пребывания Пушкина в Закавказье Паскевич оставался на фронте и не приезжал в Тифлис.