С Пролеев - Энциклопедия пороков

• Название: Энциклопедия пороков
• Автор: С Пролеев
• Жанр: Психология

---

Нет человека более заботливого, чем ревнивец. Правда, он бывает так поглощен этой заботливостью и ухаживанием за дорогим существом, что перестает само это существо замечать. Тот, к кому относятся ревниво, подчас принужден поступиться своей свободой, что весьма утомительно и вызывает естественное раздражение. Однако взамен некоторых причиняемых неудобств, ревнивец дарит свое не знающее меры усердие -- и сколь многого можно добиться, если его умело использовать'

Ревнивца стоит пожалеть, ибо он схож с больным ребенком; он, в сущности, слеп как андабат, и становится жертвой этого своего недуга. Андабатами в Древнем Риме называли гладиаторов, чье лицо закрывал щиток с узкими прорезями, отчего воин почти ничего не видел. Отчаянно размахивая мечом, андабат старался восполнить этот недостаток, но чаще всего поражал воздух, тогда как подкравшийся противник набрасывал сеть и наносил ему смертельную рану. У нас не может не возникнуть сочувствия к этой яростной и трагически беспомощной фигуре!

ПАМЯТКА РЕВНИВЦУ

Ревность -- лютый зверь. И обходится с ней следует, как с лютым зверем. Животные обычно опасаются человека. Они, видимо, ощущают в нем смутную угрозу всему живому. Такая угроза действительно заключена в людях. Это -готовность человека убивать. Неуловимо присутствующая в человеке решимость к убийству служит едва ли не важнейшим основанием укрощения животных. Это верно, даже если человек любит животных, добр к ним и укрощает их лаской своей. Человек есть тот, кто может убить и в ком убийство может явиться не из вынуждающих его условий (голод, угроза жизни и т.п.), а из собственной его воли. Укорененная в человеческом существе способность своевольного убийства угадывается, должно быть, тонкой чувствительностью живых существ и служит их укрощению. Даже если, повторю, животное не видит от человека ничего, кроме любви. Видит только любовь, но знает и другое. Не от этого ли инстинктивного угадывания исходит привязанность живых существ к человеку?

Так и личность должна быть готова убить свою ревность. Иначе с этим зверем не будет сладу. Я говорю: "готова". Это не значит осуществлять насилие над чувством ревности и пытаться погубить его. Достаточно иметь в себе окончательную решимость сделать это во всякий момент, когда возникнет нужда. Если такая настроенность действительно серьезна и ваша собственная душа ощутила это, то, скорее всего, ревность присмиреет. Однако успех укрощения ревности, основанный только на решимости убийства ее, никогда не будет стойким и продолжительным без иного рода усилий. Эти усилия, как ни парадоксально, с первого взгляда прямо противоположны "убийственной" решимости. Человек должен расположиться к своей ревности, проникнуться к ней добродушием. Спросите ее: "Как поживаешь? Тебе не надоело? Чего ты хочешь? Может, попытаемся достичь твоих целей вместе?" Ничто так не обескураживает ревность, как спокойный ровный тон и рассудительность. Нужно принять свои ревнивые импульсы как простое, не опасное чувство, имеющее право на существование. Но, как и все живое, не посягающее своим бытием на существование других чувств и тем более на всю человеческую личность. Едва только ревность окажется среди многих других чувств и побуждений, как только она превратится из одинокого и пожравшего все чудовища в одно из существ, живущих в большом живом сообществе, тотчас в ней начнут происходить благодатные перемены и она начнет утрачивать свои опасные свойства.

Не оставляйте ревность одну, не позволяйте ей захватить все пространство души и выжить оттуда другие чувства. Не пытайтесь создать в себе резкую враждебность к ревнивым импульсам. Не бойтесь, дайте ревности друга, введите ее в круг чувств, которыми вы живете. И там, среди иных побуждений, влечений и впечатлений, ревность укротит свой ужасный нрав. Она может даже стать полезной. Ибо иссушающая и губительная ревнивость, смиренная другими чувствами, склонна превращаться в ревностность, в рвение, в немножко глупую рьяность. А без этих качеств, едва ли возможен успех в деятельности, тем более в деле сложном, необычном и ранее не опробованном. Также, впрочем, как и во всяком трудном начинании, требующем воли и настойчивости. Пусть же то, что нас губит, нам поможет.

P.S. Однако наилучшее средство укротить ревность -- никогда не встречаться с ней и никогда ее не вызывать. Это единственно безотказный метод.

В пессимисте кроется редкая способность пребывать в унынии. На всем видит он печать скорби, нестойкости, неблагополучия. Даже глядя на солнце, он не обманывается его сиянием и помнит, что светило не вечно. Постоянно присутствует в его сознании идея конца и неудачи.

Пессимист не верит в благополучный исход дел. Оттого он -- лучший знаток и исследователь трудностей. Спокойствие пессимиста дорогого стоит. И если Вы добились, что ваш замысел не смущает пессимистичную натуру, не вызывает в ней возражений и недоверия -- тогда смело пускайтесь в предприятие, успех Вам обеспечен.

Самое упорное сопротивление действительности кажется пустяком по сравнению с тоской пессимистично настроенной личности. Каковы же истоки столь удивительного и стойкого чувства?

Вообще-то источники пессимизма разнообразны, но примечательно, что часто пессимистическое настроение охватывает как раз того, кто всего пристрастнее относится к делу и к достижению поставленной цели. Пессимист, как правило, крайне неравнодушное существо. Он только -- благодаря преданности, делу-- яснее прочих видит тот нелегкий путь, какой предстоит всякому человеческому начинанию. Пессимист глубже других постиг ту истину, что в , этом мире мало что зависит от человеческих усилий, и что даже при наилучшем исходе достигнутое разительно отличается от замысла. Уныние пессимистичной натуры -- это переживание личности, видящей неосуществимость идеала. А чем сильнее жажда воплощения, тем глубже уныние.

В пессимисте проявляется породненность человека с трагическим. Люди смертны, силы их обозримы и возможности имеют очевидный предел. Этот печальный привкус конечности присутствует во всяком, даже самом счастливом событии человеческой жизни. Обычно мы склонны его не ощущать, находя разнообразнейшие способы забытья. Пессимист, напротив, живет в этой правде нашего существования; он не бежит от нее, и в этом самостоянии перед демоном печали проявляет редкое мужество и силу духа. Ему открыта неизбывная трагичность жизни; он угадывает сумерки, которые, словно легкие тени, присутствуют в ней в самый светлый час.

Поскольку человек сам конечное существо, он испытывает неизъяснимое тяготение к ситуациям, несущим угрозу его бытию и всему тому, чем он обладает: будь это положение в обществе, признание друзей, опыт жизни или любовь близких. Нами овладевает искушение все, чем мы располагаем, поставить под вопрос, подвергнуть угрозе и опасности. Неверный путь, случается, манит нас сильнее, чем обещание счастья. В остром испытании себя личность преступает собственные пределы, переживая горькое и упоительное наслаждение. Пессимист -- гурман такой жизни. В ней он находит исход из собственной ограниченности, хотя и знает: конечность -- непреложный рок человеческого существа.

Несправедливо упрекать пессимиста в отсутствии смелости или способности дерзать. Напротив, именно к дерзким поступкам, нарушающим установленное и привычное, пессимист склонен более, чем оптимист (этот привык довольствоваться тем, что есть: ему все отрада). Правда, всякое предприятие пессимиста окрашено грустными тонами. Ведь ему известно" все счастливое -чудесно и потому мимолетно.

Только пессимист знает истинную цену радости, только он способен глубоко насладиться приподнятым, свободным и веселым состоянием духа. Мы ценим лишь то, что редко и что дается нелегко. Пессимизм -- настойка радости; радость необходимо выдержать, как доброе вино. Только тогда она обретет свой пьянящий вкус. Скромное и благодарное умение дорожить мимолетной похвалой, добрым словом, незначительной помощью, ласковым взглядом -- присуще пессимисту как никому другому.

Пессимистичный человек выглядел бы несимпатично, если бы собственные сомнения обрекали его на бездеятельность. Однако убеждение, что пессимист уклоняется от дел и событий, безусловно, ложно. Ведь недоверчивость пессимиста рождается из пристрастности и заботы о наилучшем исходе, и потому она не мешает действовать, а лишь обнажает всю сложность дела и величину препятствий. Пессимист, живя в вечном ощущении трудностей и неблагополучия, постепенно привыкает к этой атмосфере и оттого переносит невзгоды более стойко, чем неподготовленный таким образом человек. Когда иссякает воодушевление самого заядлого оптимиста, пессимист продолжает свое дело, ибо для него мало что изменилось -- ведь и начиная предприятие, он не надеялся на успех.

Пессимизм может угнетать силы личности, но гораздо чаще он освобождает человека от пресса внутренних обязательств. Не веря в благополучный исход, пессимист действует с той раскованностью и бесстрастием, которые вернее обеспечивают успех дела, чем горячие надежды, исступленное стремление к цели и не всегда оправданная вера в свои силы. Пессимистичный человек склонен к фатализму. Он уважает судьбу, он благоговеет перед случаем, он рачительно и точно использует всякое благоприятное обстоятельство и счастливую случайность. Самонадеянная личность пренебрегает удачным стечением обстоятельств, упуская одну счастливую возможность за другой. Подобная расточительность чужда пессимисту. Его сосредоточенность на ходе событий беспримерна, и можно быть уверенным: