С Пролеев - Энциклопедия пороков

• Название: Энциклопедия пороков
• Автор: С Пролеев
• Жанр: Психология

---

Приучить к чуткости нельзя призывами, и даже самое горячее желание быть милосердным не спасает от проступков жестокости. Только инстинктивное содрогание, подспудно живущее в человеческой плоти и готовое обнаружиться во всякий опасный миг, только оно уберегает нас от собственной жестокости. Нет от нее другого спасения. И потому всякий, стремящийся сделать другого добросердечным, должен быть готов стерпеть его жестокость, и не отозваться столь же безжалостным действием. Без опыта жестокости не возникнет жалость, а в ком нет жалости -- тот не человек. Это жестокое суждение. Но оно, скорее всего, правда.

Серьезность человека проявляется в размеренности и продуманности каждого его действия. Прежде чем нечто совершить, он сопоставляет все "за" и "против", прикидывает возможный исход и соизмеряет свои силы с поставленной целью. Столь похвальная рассудительность заслуживает всяческого уважения. В отличие от серьезного человека, легкомысленный лишен всякой обстоятельности. Он ведет себя как Бог на душу положит. Импульсивность и непосредственность побуждений лежат в основе его поступков. А там -- опять же как Бог даст!

Где у степенной личности рассудительность -- там у легкомысленного безрассудство. Где человек вдумчивый остановится -- там легкомысленный бежит. Где осторожный смолкает -- там легкомысленный восклицает. Надо ли говорить, что из этого для легкомысленного человека выходят одни неприятности.

Однако жизнь нельзя пройти, не отрываясь от опор. Безусловно, основательность и привязанность. К основам степенной натуры производит сильное впечатление, но... Вовремя пойманная синица -- это, конечно, важно, однако... Ведь если вдуматься, то всякий идущий, а не стоящий на месте, всегда отчасти парит в воздухе. Точка опоры, разумеется, необходима, однако, не оторвав ногу от земли, не сдвинешься с места. Так обстоит дело при ходьбе, но совершенно так же и в жизни.

Ведь нам постоянно приходится совершать нечто непривычное, чего не было в нашем прежнем опыте. Ребенок поднимается с четверенек, юноша объясняется в любви, будущий врач впервые делает укол, начинающий судья неокрепшим голосом выносит приговор -- на каждом шагу мы отрываемся от изведанного, опробованного, надежного. Кто отважится оказаться без опоры и гарантированного результата, если не поддержит нас дерзкое легкомыслие? Ему, единственно ему, люди обязаны тем, что не умирают от скуки и не остаются вечно в узких границах одного и того же существования, обреченного стать постылым и убогим от многократного повторения. Испуганно замер бы человек перед неизвестностью и ненадежностью жизни, если бы не прогнало все страхи легкомыслие и рожденная им бесшабашная решимость. Я уверен: первый из наших пращуров, кто поднялся с четырех лап и стал на задние -- был легкомысленный человек. Да! уже человек!

Хвастун -- самый вдохновенный и решительный мечтатель. Ему не хватает робости, чтобы таить в себе заветные чаяния, и он, простодушный, оповещает о них весь свет так, как будто они уже стали действительностью.

Хвастовством люди облегчают свою жизнь. Оно -- спасительное средство, оберегающее того, кто смеет воображать и мечтать, от угрюмости и опасного раздвоения в видении мира. В самом деле, мечтания разъединяют людей, поскольку погружают душу в мир грез, надежд и прекрасных упований. Иногда, опомнившись, мечтающий человек ошеломленно оглядывается кругом и -- о ужас! -- видит совершенно иную, чуждую его грезам реальность. Тогда, несомненно, им овладевает угрюмость и начинается порча характера.

Однако тут -- палочка-выручалочка! -- появляется хвастовство, мигом устраняющее разлад между воображением и действительностью. Самый короткий путь к достижению цели, скорейшее удовлетворение желаний, благодетельное ощущение собственной значительности -- все это щедро дарит нам простейшая хвастливая выдумка.

Одержимый похвальбой человек нередко сам начинает верить в порожденные им миражи и тогда случается чудо -- воздушный замок обретает плоть. Оказавшись во власти своих слов, хвастун бывает вынужден совершить то, чего никогда бы не осмелился и не смог в ином случае. Увлеченный хвастовством оказывается в безвыходном положении. Он уже не может вернуться в обычный мир, не расцвеченный его выдумкой, и волей-неволей напрягает силы, чтобы ее оправдать и не оказаться всеобщим посмешищем. Ведь никто не захочет оказаться в глупом положении и выглядеть нелепо, когда его хвастовство откроется и беспочвенность притязаний станет всем ясна. Так хвастливость восполняет человеческую ограниченность, преодолевает недостаток смелости и решительности, компенсирует вялость желаний и неумелость действий.

Хвастовство подобно стреле, выпущенной из тугого лука. Как стрела увлекает за собой привязанную к оперению пеструю ленту, так и хвастовство увлекает за собой человека, заставляя его реальным дерзанием оправдывать хвастливую выдумку. Хвастливость, следовательно, способна побуждать на значительные деяния, и когда они сочетаются с природной отвагой и совестливостью, можно ждать замечательных результатов. Почти наверняка, в этом случае опрометчивое хвастовство повергнет личность на небывалые подвиги, и тогда явится доблестный поступок, щедрый дар, трогательная забота, напряженный труд, великое открытие,-- словом, все, достойное восхищения, может родиться из хвастовства. И потому мы назовем хвастливое слово "волшебным заклинанием", извлекающим из пустоты самые удивительные и необыкновенные вещи, нежданно дарящим чудесные плоды.

Что поделать, мир часто слеп и глух к нашим лучшим качествам и еще более -- к нашим усилиям и добрым стремлениям. Он равнодушен к деяниям человека и пренебрегает ими. И тому, гордому совершенным, не остается иного способа привлечь к себе внимание, как прибегнуть к похвальбе. Досада на тупость мира, на его косность и примитивность, нетерпимость к рутинному обыденному существованию прорываются в хвастливости. В ней переливается красками преувеличенная гордость собой, неспособная удержаться в душе. В ней живет нетерпеливость, жажда жизни: желание, чтобы скорее шли события, и чтобы они имели ярчайший из всех возможных исход. Хвастун творит поистине великолепные миры. Что ж из того, что они находятся по ту сторону реальности?

Хвастливы политики и целые правительства, дружно гарантирующие своим народам блаженное будущее, и никогда не выполняющие обещаний. Хвастлив влюбленный, смело обещающий подарить возлюбленной целый мир; без робости и опаски произносит он эти слова, ибо знает, лукавый, что любимая желает только его. Хвастливы родители, снисходительно, а иногда гневно поучающие свое чадо: вот я в твои годы...! Словом, хвастливостью пронизана вся наша жизнь, и в этом пустом шуме тонут миражи истинного хвастуна, и становится грустно ему, и замолкает он в растерянности, ибо все легко принимают его слова за правду, но и тогда ими совершенно не интересуются ...поскольку заняты своим -- сами хвастают напропалую!

У хвастовства есть особая обаятельная разновидность -- бахвальство. Если хвастливость может быть подчинена корыстным целям, то бахвальство навсегда породнено с шуткой и оттого не принесет ощутимого вреда. Хвастовство, полное к себе иронии, и есть бахвальство.

Оно само себя не принимает всерьез, готовое в любой момент рассмеяться и признаться выдумкой. Эта округлая, добродушная, улыбающаяся хвастливость, обычно присуща физически сильным, добрым и уверенным в себе людям. Улыбающийся хвастун, всегда готовый свою выдумку обернуть шуткой -- таков бахвал. Он не может не вызвать ответной улыбки.

Бахвалится восторженный и опьяненный жизнью человек, не вкладывающий в свои слова двойного смысла, не ведущий ими интриги, а простодушно наслаждающийся прелестью выдумки, собственной мощью, красотой мира. Да не исчезнет никогда это бурление торжествующей жизни, столь мило являющее себя в бахвальстве!

Ревность, наверное, самая свирепая, самая лютая страсть. Она бывает опаснее взбесившегося льва и гонимого амоком безумца. Ничто не может остановить ревность, если она проросла в душе и дала метастазы. Где господствует ревность, там жди несчастья.

Так обычно думают о ревнивости и потому за ней утвердилась худая слава беспочвенного и глупого притязания на жизнь и независимость ближнего. Однако, в отличие от данного одностороннего мнения, в ревности я склонен усматривать первую попытку "я" утвердить себя: начальное проявление личностью собственной натуры, свидетельство не равнодушия к окружающему. В ревности заявляет о себе все, что человеку дорого. Сила ревности показывает накал стремления отстоять, сохранить, уберечь то, что личность в этом мире признала своим.

Не ревнует лишь тот, кто ничем не дорожит и ни на что не притязает. Проблема не в ревности. Проблема в том, что она с нами делает. Без ревности все для человека стало бы чужим, ни в чем бы не находил он себя -- и такой, ничем не дорожащий, пребывал бы в вечном скитании, как гонимый по дороге сухой лист. Ревнивость же соседствует со страстностью, и не случайно выражение "ревностное служение" служит обозначением наилучшего выполнения долга.