Томас Уайсман - Царь Голливуда

• Название: Царь Голливуда
• Автор: Томас Уайсман
• Издательство: Профит
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-87443-075

Роман, вошедший в данный том, ярко отражает жизнь Голливуда, его страсти, радости и повседневность.

Читателя увлечет потрясающий сюжет и ощущение атмосферы Голливуда.

Для тех, кто любит праздник.

---

— Вы всегда принимаете такие скорые решения?

— Нет, только сейчас. Пока я говорила вам о своей работе, мне вдруг стало так противно, что я поняла, что больше туда не пойду. Итак, я бросила работу.

— А что вы будете делать?

— Не знаю. Что-нибудь подвернется.

— У вас хоть какие-то деньги есть?

Она засмеялась:

— Ни гроша.

Оказалось, что у нее уже три недели не плачено за жилье, — хозяйка сказала, что, если она не получит денег, она вынуждена будет распроститься с жилицей. Девушка, между тем, знала один только способ заработать быстро: надо пойти с одним из клиентов, и если она это сделает один раз, то почему не сделать так и второй раз? Это быстро превратится в привычное дело, и она, таким образом, разделается со всеми долгами. Джим Кэй предложил ей денег в долг и сказал, что она может не торопиться, а вернуть деньги тогда, когда в ее жизни все наладится, но она сказала — нет, она сказала — нет, она не хочет идти назад, к этим вшивым плешивым танцорам с их потными ладошками. Он спросил, где она будет ночевать, и она сказала, что ночевать ей негде: у отца нельзя, потому что он живет в крохотной однокомнатной квартире, где нет даже второй кровати. А где ее мать, она не знает, она не видела ее четырнадцать лет и даже не помнит, как она выглядит.

Глава седьмая

Когда Джанет проснулась, в начале третьего пополудни, в ее обычное время, Джим Кэй на кухне готовил ланч. Первое, что поразило ее, была тишина; по сравнению с комнатами, где она обычно просыпалась, здесь была странная тишина и — чистое постельное белье. Несколько минут она потягивалась и нежилась в роскошной похрустывающей гладкости свежевыстиранного полотна. Солнечный свет, смягченный нежными занавесями, входил в комнаты янтарным жарким лучом. Она почувствовала себя счастливой. Наслаждаясь, она подпрыгнула на кровати, потом еще раз, и начала прыгать вверх и вниз, вверх и вниз на упругих пружинах, как расшалившийся ребенок. Когда она прыгала так, она заметила свое отражение в зеркале гардероба, и ее взволновала красота ее тела, она тронула грудь — какая законченная форма, и вообще, как все пропорционально, складно. Плавные линии и очертания, стройная талия, округлые бедра — она была рада, что все в ней так правильно устроено! О, это было замечательно. Она встала с постели и подошла к окну. Воздух был чист и свеж, и она увидела длинную дорогу: на переднем плане магазин и здания, занятые офисами, а дальше склоны зеленых холмов, усеянные белыми и розовыми виллами. Она слышала, как Джим Кэй возится в кухне. Она решила осмотреть квартиру. Коридор. Несколько стоящих в ряд кожаных чемоданов, усеянных разными наклейками. Рыболовные снасти. Пара лыж. Ванная, а в ней массивный газовый аппарат для нагрева воды. Другая дверь — в спальню Джима Кэя, очень просто обставленную, очень светлую, чистую и просторную. Кровать застелена. Студия размещалась в большой комнате, содержащей несколько низких кресел и низких столиков, некоторое количество фотографических ламп на штативах, пару кабинетных картотек, несколько камер и треног, пишущую машинку и поднос с линзами и фильтрами. Три стены просто выкрашены белой краской. Четвертая — от пола до потолка увешана фотографиями работы Джима Кэя: здесь были военные сюжеты; альпинисты, восходящие на вершину горы; мертвый юноша, лежащий на сплетении колючей проволоки, будто на похоронных дрогах; снимки, сделанные в Африке, Китае, Индии, портреты Томаса Харди[38], Шаляпина[39], Хэвлока Эллиса, Буфа Тэркингтона, Марии Склодовской-Кюри[40], Айседоры Дункан[41], Джорджа Жана Нафана. Здесь висели также портреты кинозвезд — Лона Чени, Назимовой, Джона Гилберта, Нормы Ширер, Лилиан Гиш, Джона Бэрримора. Она услышала шаги в коридоре и быстро схватила то, что подвернулось под руку — это была спортивная куртка Джима Кэя, — и едва успела набросить на себя.

— Только я собрался разбудить вас, а вы, я вижу, уже встали. В ванной — купальный халат, если хотите, можете его надеть. Я там приготовил поесть, так что поторапливайтесь, лады?

Когда они поели, он ушел в свою домашнюю фотолабораторию и через какое-то время вернулся, неся фотографии, проявленные им под утро. Он показал их ей, ничего не сказав. Она рассматривала их с удивлением. Она никогда не видела себя со стороны. Он выявил ее чрезмерно наложенную на ресницы тушь, усилил тени под глазами, придав ей тем самым сходство с актрисой, загримированной для съемки; но настоящее проступало сквозь этот кричащий макияж, будто под ним, как под маской, укрывался кто-то совсем другой, она подумала, а ее ли это фотография? Ее даже бросило в дрожь, будто она встретила на улице своего двойника, кого-то, кто выглядел совсем как она, но не был ею.

— Это вы, — сказал Джим Кэй.

— Неужели я действительно так выгляжу?

— Вы не узнаете себя?

— Ну, я кажусь тут такой печальной…

— Что ж делать, такая вы и есть.

— А я всегда думала, что я существо веселое.

Позже ей понравились эти фотографии, особенно та, где она плавала в голубом тумане, что придавало ее облику налет живости и оптимизма. Но другие фотографии, сделанные в течение вечера, показывали, как она становилась все печальнее и печальнее, хотя, что было заметно, чем ближе к концу, тем настойчивее пыталась она быть оживленной и сексуальной, — это, однако, был образ отчаявшейся сексуальности, совершенно не сексуальной именно из-за отчаяния.

— Слишком вы много видите этой своей камерой, — сказала она.

— Просто вы очень выразительный объект. Ваше лицо — это открытие, даже когда вы не думаете о нем.

Он сказал, что она должна быть осторожнее со своим макияжем, пусть все будет чуть легче, что она вообще, в конце концов, не нуждается в нем, что без него она выглядит гораздо лучше, гораздо лучше — разве что немного неяркой помады на губы, вот и все, что нужно. Но ни теней для век, ни туши для бровей, ни накладных ресниц — ничего этого не нужно. Несколько дней спустя Джим Кэй пришел домой поздно ночью и обнаружил ее плачущей.

— Несколько дней, — сказала она, — несколько дней прошло, а я ничего не чувствую, ничего не происходит. Это похоже на дорогу, на долгую, долгую дорогу в бесконечной пустоте без пейзажей.

— Все может случиться с вами. Всегда все случается с хорошенькими девушками.

— Но я не чувствую ничего. Мне кажется, я уже никогда не смогу отделаться от этого состояния.

* * *

Она оставалась в его квартире уже больше недели, а он не сделал ни одного движения в ее сторону, и это ее озадачивало, ибо все люди, которые были добры к ней, рано или поздно такое движение делали. Это было нечто, что, казалось ей, обязательно должно последовать, и когда ничего не последовало, она забеспокоилась. Все это порождало некоторую неопределенность ее положения, лишающую ее внутреннего комфорта; гораздо лучше было бы, если бы то, что должно случиться, уже случилось бы; не то чтобы она испытывала какие-то чувства к Джиму Кэю, но, в определенной мере, решившись прийти к нему в дом, она тем самым решилась и на близость с ним, и если бы это произошло, ей было бы гораздо спокойнее. Но она не могла понять, нуждается ли в этом Джим Кэй; то, что он хорошо к ней относится, бесспорно; непонятно другое: что за этим кроется? Это и тревожило, поскольку, исходя из своего небольшого жизненного опыта, она уже знала, что нельзя полагаться на человека, который хорошо к тебе относится и помогает тебе в твоих трудностях без причины или по какой-то своей причина, которая до тебя не касается, — потому что такой человек ненадежен, он вряд ли будет к тебе добр достаточно долго, все это скоро кончится, бескорыстие быстро исчерпает себя, а те причины, о которых ты не ведаешь, могут и исчезнуть тоже без твоего ведома; вот она и тревожилась и ничего не могла с этим поделать, ибо для игры ей не хватало какой-то одной карты. И вскоре он почувствовал ее напряженность, понял неловкость, которую она испытывала, и однажды заговорил с ней об этом:

— Вы знаете, Джанет, вы принадлежите к той разновидности девушек, которые ожесточаются от того, что некто не делает попыток овладеть ими. Вы ожидаете этого так очевидно.

Она признательно улыбнулась ему, удивившись тому, что он так тонко разгадал то, что ее мучило.

— Но я скажу вам, — продолжал он, — причина, по которой я не предпринимаю никаких попыток в этом плане именно в том, что вы ожидаете этого и, скорее всего, оттого, что полагаете это единственным способом отплатить мне за все, что я для вас сделал. Должен сказать, что я не люблю видеть в девушке своего должника; и вообще, вам надо привыкнуть к себе, как к человеку, принимающему все одолжения как нечто естественное. Я понимаю, что вам это не просто, потому что вы не очень-то в себя верите и думаете только о том, что мужчины хотят от вас лишь одного — переспать с вами. Это тревожит вас, я уверен; но попытайтесь все же представить себе, что жизнь каждого человека более сложна, а потому и вас, как и любого другого, он воспринимает многограннее; к тому же вы не учитываете, что у него могут быть другие интересы, о которых вы просто не догадываетесь. Вот почему я хочу, чтобы вы знали нечто обо мне в связи с этим. Мне от вас ничего для себя не нужно, ничего вроде того, чтобы переспать с вами, — поверьте мне и положитесь на меня, доверьтесь мне, не ища никаких причин. Я делаю это просто так, потому что мне нравится так делать. И это относится не только к вам, а вообще ко всему, что происходит в моей жизни со мной и другими. Я говорил вам вначале: я никаких пут не признаю и ни к чему не хочу быть привязан.