Элла Боброва - Янтарный сок

• Название: Янтарный сок
• Автор: Элла Боброва
• Издательство: «Современник»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1977

Элла Боброва (1911-?) — поэт, прозаик, критик, мемуарист «второй волны» русской эмиграции. В 1943 г. оказалась в Германии, в лагере для перемещенных лиц. В 1950 г. перебралась в Торонто. Работала соредактором в журнале «Современник» (Торонто), репортером радио «Канада». Ее стихи публиковались в периодике русского зарубежья («Современник», «Новый журнал» и др.), а также вошли в антологию эмигрантской поэзии «Содружество» (1966).

Основа данной электронной книги — второй сборник стихов, поэм и переводов Э. Бобровой — «Янтарный сок» (Торонто, 1977). Электронную публикацию дополняют стихотворения, не вошедшие в вышеупомянутое издание 1977 г.

---

Зимние сказки

1. «Спешит незваным гостем дождь на землю…»

Спешит незваным гостем дождь на землю.
За ним мороз сердитый по пятам.
Дождь просить пощадить, мороз не внемлет.
Кто победит? Не верю я глазам.

Мороз силен: он каждую дождинку
повсюду настигает на лету.
Не пощадил он ни одной травинки,
сковал оковы каждому кусту!

Они согнулись. Стонут… В сожаленье
предвижу смерть и веток, и кустов.
И все же не могу без восхищенья
смотреть на редкий ледяной покров.

Заре тысячекратным отраженьем
в хрусталь одетые деревья льстят.
Лучи проснувшиеся, с наслажденьем
играя в прятки, по ветвям скользят.

И молят понапрасну солнце ветви:
оно мороз не хочет прогневить;
купает щедро их в холодном свете,
но не спешит оковы растопить.

Сильней всех тополь: гордо, непреклонно,
он словно молит: время не пришло.
Крепитесь, ольхи, ивы, дубы, клены —
мороз не вечен, вновь придет тепло.

2. «Я вижу… С горечью красавица-сосна…»

Я вижу… С горечью красавица-сосна
не сводит глаз с берез-кокеток рядом.
Как их балуют лето, осень и весна!
Как щедро дарят им свои наряды!

Их плечи белые в прозрачный изумруд
любовно облачают ветры мая.
Березы ненасытно летний зной зовут,
в шуршащий шелк тщеславно наряжаясь.

И даже осень (нет, не бедная вдова!)
на пурпур не скупится — все березам!
Их наряжая, шепчет нежные слова
и даже улыбается, сквозь слезы…

С невольной завистью так думала сосна.
Подслушав эти мысли, луч бездомный
сказал ей: «Да, конечно, плакать ты вольна,
но жалобы твои, сосна, нескромны.

Мне кажется, друзей своих не ценишь ты,
Завидуя березам понапрасну.
Ты — символ неизменной, вечной красоты,
и строгой зеленью ты всех прекрасней.

Одета ты зимой теплей, нарядней всех.
Березы зябнут, руки простирая, —
но мастерит лишь для тебя наряды снег,
алмазами их солнце расшивает.

Заря вечерняя, как звезды, на тебя
сапфир, рубины и янтарь роняет.
Луна застенчивая скромно, но любя,
фатою голубой тебя венчает.

Ужели ж пестрота изменчивых берез
тебя, царицу, хоть на миг прельстила?»
Целует луч ресницы, мокрые от слез —
сосна, в улыбке вспыхнув, заискрилась…

3. «Казалось, что дорога будет длинной…»

Казалось, что дорога будет длинной,
что в жалкой наготе предстанет лес.
Но словно чтоб меня утешить, Иней
передо мной открыл страну чудес.

Зажег седым пожаром ветви кедров,
окутал белым дымом стан берез;
на провода же нанизал он щедро
алмазы собранных морозом слез.

Как справедлив он, бородатый Иней!
Всех одарил: и рощу, и пустырь,
и мудрый дуб, и глупую былинку,
и древний бор, и юные кусты.

Соткал для всех он праздничный наряд —
всех пригласил на зимний маскарад.

«Я не боюсь зимы. Но осень…»

Марии Решке

Я не боюсь зимы. Но осень
бронзовокудрую не стану торопить.
Цветут еще — пусть зябко — розы,
осенней синевы они спешат испить.

Я не боюсь. Я жду. Жду встречи за порогом.
Благословенье шлю и лету, и весне:
всегда колосьев, звезд, цветов и песен много
с веселой щедростью они дарили мне.

2. ЭТО БЫЛО?

«Не могла тебе, друг мой, закрыть глаза…»

Ты никогда так долго не молчал…

Не могла тебе, друг мой, закрыть глаза,
и щекою к щеке прильнуть;
волю дать долго скованным в сердце слезам,
их излив на затихшую грудь.

Не могу теперь больше просить в письме:
«Береги себя, дорогой…»
В декабре не придет телеграмма мне:
«Поздравляю… любящий… твой».

Верить? Нет… Но ее письмо слез полно:
«Было трудно… Стало трудней…»
И теперь только мыслям моим дано
над могилой кружить твоей.

«Я в облаках. Я вновь над облаками…»

Моей дочери

Я в облаках. Я вновь над облаками.
Рассвет. Там — на востоке — плавят медь.
А рядом юность с жадными глазами…
Исполнилось горевшее веками
желание прапрадедов — взлететь.

Прильнули к окнам молодые лица:
«There! Look, the sky!» Как взгляды их горят
В них радость «открывателей» искрится.
А эхо-память (иль мне это снится?..):
Смотри, смотри! Десятки лет назад.

Студентка я. Завзятая туристка.
Несет с Подола вверх меня трамвай…
Нева. Исаакий. По ступенькам быстро
взбираюсь к небу — вот он, вот мой рай!

Москва. Скорей, на Воробьевы горы!
Ничто так не влечет, как высота.
Потом… Я с передачей в Химках. В горе
оделась радость. И саван — красота.

Камней и глины груды. Котлованы.
Где он? Где этот Гордый Человек,
что с песней вышел утром росно-ранним,
чтобы сломить привычный ход упрямый
Москвы и Волги — древних вольных рек?

Но люди — толпы безымянных, серых,
не видя неба, роют, вглубь ползут.
Где высота? Во всем другая мера:
не сокол — номер. Страх в душе — не вера.
И голый голод — кость грызущий спрут.

«Ты — здесь?!» Все затопила радость встречи
сторожевую будку и конвой…
Вопросов град, поток бессвязной речи
и взгляд мужской, подернутый слезой…
Но вдруг: «Проснись! Проснись… Ты плачешь, мама?»
Очнулась. «Где?..» «Ламанш пересекли!»
Отхлынула волна воспоминаний.
Джет разрезает полосу тумана…
Нарциссы в парках Лондона цвели.

«С тобой внезапно расцвела весна…»

С тобой внезапно расцвела весна
там, где листвою осень пламенела.
Где паутину ткала тишина —
там жизнь, взмахнув крылами, зашумела.

Походкой легкой, словно молодой,
как юноша, я шел с тобою рядом;
и взор мой излучал огонь такой —
что и у встречных загорались взгляды…

Я вновь один. Но рока не кляну:
пленить не вправе осень солнце мая.
Без горечи тебя благословляю
за ту неповторимую весну…

«Делили радость мы не долгими часами…»

Делили радость мы не долгими часами:
крылатыми мгновеньями она,
нам будни осветив, скрывалась за горами
и снова прилетала, нас дразня.

Последним каждый раз казалось нам свиданье.
Печаль за радостью кралась, как тень.
Рождалось и росло в сердцах у нас желанье
взять радости не миг, а целый день.

Увы, мой друг, вдвоем — мы утро не встречали;
мечта о том не раз срывалась с уст.
Миг встречи пролетал, рассеивались чары…
Ждала всегда нас расставанья грусть.

Судьба решила: нам с тобой не по дороге.
В опасной глубине ль спокойных вод,
в стремнинах ли обманчивых порогов —
где каждого из нас вновь радость ждет?

Три романса[1]

1. «Зачем мне знать, что был другим ты прежде?..»

Г.И. Г-ой

Зачем мне знать, что был другим ты прежде?
Зачем внимать мне шепоту молвы
о том, что не знаком ты с чувством нежной
и бескорыстно преданной любви?

А вдруг?.. Вдруг правда, и душе холодной
забавою я быть осуждена,
и скрыт в тебе лишь Казанова модный,
которому доверчивость смешна?..

Но нет! Другим сама тебя узнала
и безотчетно полюбила я.
Поверь, сильнее, чем сомненья жало
во много раз к тебе любовь моя.

Зачем мне знать, что ты вчера, играя,
грел сердце у запретного огня?
Хочу одно услышать от тебя я:
что ты, сегодня любишь лишь меня.

2. «Сомненья нет: меня ты не полюбишь…»