Коллектив авторов - История русского романа. Том 1

• Название: История русского романа. Том 1
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Филология
• Год: 1962

---

И всё же в «Двух Иванах» Нарежный также не преодолел свойственный всем его романам дидактизм, ярко выраженный в противопоставлении сутягам Иванам и Харитону мудрого, чувствительного Артамона, владеющего благоустроенным поместьем. «Перевоспитание» героев происходит под благодетельным влиянием этого добродетельного старца, и изображение этого «перевоспитания» носит книжный, искусственный характер.

Нарежный перегрузил свой роман описанием занимательных приключений, придал ему, по сравнению с «Повестью» Гоголя, значительно более сложную сюжетную интригу, в которой участвуют не только Иваны и Харитон, но и их дети. Таким образом, писатель и здесь не смог преодолеть до конца ограниченности сатирической и нравоописательно — авантюрной традиции XVIII века.

Тем не менее роман «Два Ивана», в котором Нарежный создал целый ряд запоминающихся образов и картин, полных жизненной правды, колоритных и выразительных, свидетельствовал о дальнейшем движении писателя по пути реалистического изображения действительности.

Критическое отношение писателя к пошлости жизни мелкопоместного дворянства, сатира и юмор, пронизывающие роман, роднят автора «Двух Иванов» с Гоголем,[144] делают Нарежного предшественником великого русского сатирика и юмориста.

Язык романа «Два Ивана» далек от салонного языка сентиментальной прозы того времени. Он отличается простотой, иногда даже грубоват, но вместе с тем колоритен, близок к живому разговорному языку, хорошо передает особенности быта, характерную окраску речи героев.

В одном из эпизодов «Российского Жилблаза» появляется разбойник Гаркуша (I, 547). Об интересе Нарежного к разбойничеству как явлению социальному свидетельствует также роман «Бурсак», где разбойником становится один из воспитанников бурсы, Сарв. ил. Но центральное место отведено теме разбойничества в последнем, незаконченном романе Нарежного, «Гаркуша, малороссийский разбойник», который отразил новый этап в идейно — художественной эволюции писателя. Нарежный сумел здесь в какой‑то мере отразить основное социальное противоречие эпохи: антагонизм между крепостным крестьянством и классом помещи- ков — крепостников; он во многом правдиво нарисовал борьбу крепостных против своих угнетателей. Характерно, что попытка напечатать роман после смерти писателя, в 1835 году, была неудачной — цензура запретила его, и впервые фрагмент «Гаркуши» был опубликован лишь в 1950 году.[145]

Современная Нарежному критика, не только стоявшая на позициях классицизма, но и романтическая (за немногими исключениями), относилась к его творчеству без особого сочувствия. Как впоследствии Гоголя, его неоднократно обвиняли в «грубости слога», «низменности описаний», «отсутствии образованного вкуса». Так, например, отмечая в качестве положительного явления способность Нарежного «описывать быт народный и рисовать характеры», рецензент «Московского телеграфа» в то же время подчеркивал, что у этого писателя «всё затмевается выбором низких предметов».[146]

Не случайно Нарежный получил в литературе 20–30–х годов прозвище «русского Теньера».[147] Писателя постоянно сопоставляли с этим известным фламандским художником, творчество которого в России воспринималось тогда как символ грубоватого, натуралистического подхода к явлениям действительности и нарочитого отбора «низменных» предметов для изображения.

Даже Вяземский, который отметил, что Нарежный, автор «Двух Иванов», был «первым» писателем, победившим «трудность» создания руе- ского романа, тем не менее писал, что Нарежный не удовлетворяет «эстетическим требованиям искусства», что этот писатель «не берется быть живописцем природы изящной, а сбивается более на краски Теньера…»[148]

«Теньерство», установка на показ «грубой» и «низкой» действительности были неприемлемы для представителей романтической эстетики. Но «теньерство» как принцип реалистического бытописания имело и свою слабую сторону. Обычно оно ограничивалось созданием натуралистических картин, показом отдельных «низменных», отрицательных явлений без углубленного изображения действительности, без раскрытия всей сложной внутренней жизни человека. Это показал Белинский в статье «Русская литература в 1841 году». Говоря здесь о «Бурсаке» и «Двух Иванах» и отмечая, что они запечатлены «талантом, оригинальности]», комизмом, верностью действительности», Белинский напомнил далее, что эти романы Нарежного «обвиняли тогда в грубой простонародности». И Белинский подчеркнул, что в действительности «главный их недостаток состоял в бедности внутреннего содержания», в отсутствии достаточного внимания к душевному миру человека.[149]

В другом месте, говоря о нравоописательных и нравственно — сатирических романах, в которых, однако, русского было «одни собственные имена разных совестдралов и резонеров», Белинский указывал, что «тут были и достойные уважения исключения». Из них самым ярким, по его словам, были «романы и повести талантливого, но не развившегося Нарежного». И далее Белинский устанавливал непосредственную связь между Нареж- ным и Гоголем, когда писал, что именно в последнем «это направление нашло себе вполне достойного и могучего представителя».[150]

Роль Нарежного как одного из предшественников Гоголя была признана и Добролюбовым, писавшим, что этот писатель «опередил свой век в истинном понимании значения романа», что он «предупредил Гоголя со всею новейшею натуральною школою — в простом безыскусственном изображении природы и русского быта».[151]

Позднее, высоко оценив Нарежного по «уму» и «необыкновенному по тогдашнему времени уменью… отделываться от старого и создавать новое», Гончаров писал о принадлежности его «к реальной школе, начатой Фонвизиным и возведенной на высшую ступень Гоголем».[152]

ПУШКИН. РУССКИЙ РОМАН 30–х ГОДОВ

ГЛАВА I. «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» (Б. С. Мейлах)

1

«Евгений Онегин» — первый классический реалистический роман XIX века, в котором высокие эстетические достоинства сочетаются с глубоким раскрытием человеческих характеров и закономерностей социально-исторической жизни. Пушкин воплотил в этом произведении основные особенности реалистического метода, выработал принципы национального русского романа, развитые затем виднейшими представителями русской литературы.

Появление пушкинского романа было воспринято современниками как открытие совершенно нового мира искусства. И. А. Гончаров много лет спустя вспоминал: «Я узнал его (Пушкина, — Б. М.) с „Онегина“, который выходил тогда периодически, отдельными главами. Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открылась вдруг и какие струи правды — и поэзии, и вообще жизни, притом современной, понятной, хлынули из этого источника, и с каким блеском, в каких звуках!».[153] П. А. Катенин назвал «Онегина» «драгоценным алмазом в русской поэзии», заметив при этом: «Какая простота в основе и ходе!.. Какое верное знание русского современного дворянского быта, от столичных палат до уездных усадьб!.. и как всё это ново!..».[154] Неповторимое художественное своеобразие этого романа в стихах, оригинальность, глубина проблематики, проникновенный лиризм — всё это определило исключительную свежесть и новизну восприятия его и позднейшими поколениями. Характерен, например, рассказ мемуариста о впечатлении, которое производил «Евгений Онегин» на

В. М. Гаршина: «Я застал его как‑то за „Евгением Онегиным“, он сказал мне, что сейчас… плакал от умиления и восторга при мысли, что у нас был такой поэт. „Вот стихи, которые я тысячу раз читал, и всякий раз замечаю новые подробности“».[155]

«Евгений Онегин» выделяется своим своеобразием среди предшествующих романов в русской и мировой литературе: это не плавное продолже ние традиции, а явление нового качества, результат нового понимания эстетического, плод новой художественной системы. Пушкин открыл «Евгением Онегиным» серию классических русских романов, в которых частные судьбы людей неразрывно связаны с крупнейшими проблемами исторического развития, где жизнь предстает в универсальном единстве интересов политических, народных и личных.

Распространенные до Пушкина в русской литературе дидактические, сатирико — просветительские, сентиментальные и другие романы резко от- личаются от «Евгения Онегина» и по степени охвата жизненного материала, и тем более по художественным принципам. В общем процессе развития русской повествовательной прозы на пути к Пушкину имели значение и повести Карамзина, сыгравшие немалую роль в борьбе против канонов классицизма и выдвинувшие новые идеи и темы; много верного и в традиционных историко — литературных оценках роли Нарежного как предтечи «натуральной школы». В предыдущих главах «Истории русского романа» охарактеризованы заслуги и этих, и ряда других предшественников Пушкина, которые, несмотря на противоречия и слабости, способствовали борьбе со старыми «правилами» и с обветшавшей консервативной идеологией и поэтикой. Но даже такие, наиболее выдающиеся образцы допушкинской прозы, как повести Карамзина и Нарежного, не дали тех идейных и художественных решений, которым Пушкин мог бы следовать, создавая свой роман. В повестях Карамзина, основанных на принципе изображения жизни сквозь призму восприятия чувствительного мечтателя, не было и не могло быть художественного анализа наиболее глубоких и важных социально — исторических причин, обусловивших характеры героев и их действия.[156] У Нарежного реалистические тенденции были половинчатыми и непоследовательными, ослаблялись натуралистическими излишествами, приемами дидактизма и морализации, однолинейностью характеров. Вернее сказать, что достижения русской литературы во всех жанрах подготовили появление «Евгения Онегина». Нельзя, например, понять своеобразие воплощенного в романе принципа народности, если не учитывать, что в «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищева этот принцип впервые в русской литературе реализован в качестве критерия оценки изображаемого: при всех различиях в политических и эстетических взглядах Радищева и Пушкина именно от Радищева ведет традиция такого (а не этнографического) понимания народности. Но для разработки реалистической системы «Евгения Онегина» радищевское «Путешествие», художественные недостатки которого Пушкин критиковал довольно резко, опять‑таки мало давало. Ближайшим предшественником пушкинского романа и по проблематике, и по методу оказалось произведение другого жанра — «Горе от ума» Грибоедова, с подлинным блеском раскрывшего конфликт старого и нового в современной ему России и воссоздавшего типические характеры героев методом психологического реализма.[157] Но всё же жанр реалистического романа предстояло разработать Пушкину.