Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

• Название: Сто монет (роман и повести)
• Автор: Курбандурды Курбансахатов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1985

Произведениям Курбандурды Курбансахатова свойственно глубокое отражение жизни туркменского народа, его прошлого и настоящего. Яркие зарисовки нравов в его произведениях сопровождаются глубокими раздумьями о проблемах современного мира.

---

Сообразительный старик, стараясь не пропустить момент, поспешно возразил:

— Неужели верблюд, способный нести твое тучное тело, не сможет поднять маленького, с кулачок, человека?.. Размахнулся — бей! Если уж заговорил о пользе, то договаривай до конца. Поэт заплатит тебе.

Эсен-мурт деланно рассмеялся:

— Если бы у твоего поэта были деньги!

— Если их нет у Кемине, мы найдем. Вернемся в Серахс, продадим свои кибитки. Ты об этом не беспокойся. Сколько тебе нужно?

— Сколько нужно? — Эсен-мурт снова усмехнулся. — Ты знаешь, как найти путь к моему сердцу. Скажи ему, пусть дает сорок тенге и залезает на верблюда! Надоел ты мне, прожужжал все уши.

Яздурды-пальван, услышав слова «пусть залезает», тут же поспешил к поэту.

Овез снял с плеча Кемине хорджун и привязал его к горбу верблюда, а Гельды, обхватив своими сильными руками шахира, легко поднял его, как ребенка, и усадил.

Караван тронулся. Верблюды шли и шли, изредка останавливаясь на привалах. Чем ближе подходили они к Хиве, тем менее говорливыми становились люди. Они устали. Даже поэт, сидевший на белом верблюде, все время молчал.

На пути к Хиве оставалась одна стоянка. Караван разгрузился в последний раз около старого колодца, обложенного камнем. Солнце скрылось, и закат вобрал в себя весь свет с неба. Словно ожидавшая ухода солнца, на востоке выглянула луна.

Мечтая о том, как он приедет в Хиву и там целых два дня будет спать спокойно, Овез превозмогал усталость. Обвязав канатом шею белого верблюда, он вытаскивал с его помощью из колодца огромную бадью из телячьей кожи. Гельды приводил по два-три верблюда и поил их водой. Яздурды словно помолодел. Он работал быстро и споро. Казалось, что и лежавшие возле колодца кучи сухих дров, и жарко пылающий костер, и кипящие на огне чайники — все это делалось само собой. И Эсен-мурт, считая, что он уже благополучно привел караван, думал о том, какой удачной будет торговля в Хиве и какую он получит прибыль; он сладостно мечтал уже о тех товарах, что повезет назад. А когда он думал о Хиве и о нежной красавице, которая ждет его там, о ее длинных до земли косах и играющих, тонких насурмленных бровях, у него загоралось сердце. Каждый раз, направляясь в Хиву, он вез своей красавице какой-нибудь удивительный подарок. И хотя все его подарки были великолепными, она всегда кокетливо его дразнила: «Ну, ладно, хоть это, все равно я не надеюсь получить от тебя ничего лучшего!» Но Эсен-мурт понимал ее уловку, видел, что она довольна, и шутил: «Ведь я бедный человек, но в следующий раз постараюсь привезти что-нибудь получше». В этот раз он хотел бросить к белым ножкам хивинской красавицы драгоценный коврик, выменянный за один батман [21] джугары у Оразмухаммед-аги. За такой подарок милая жеманница обязательно должна подложить под голову уставшего Эсен-мурта мягкие подушки, выжать ему сок из розового граната, заварить зеленого чая, нежными и мягкими пальчиками помассажировать тело гостя, крепко обнять его…

Караванщики напились чаю и приготовились уже было отдохнуть, как вдруг в ночную тишину ворвался конский топот. Эсен-мурт услышал его первым и мгновенно припал к земле. Он до смерти боялся стука конских копыт в пустыне. В последние годы на пути в Хиву караваны грабили разбойники. Караван-баши поэтому брал с собой ружье и два пистолета.

Топот приближался. Овез лежал, приложив ухо к земле, и прислушивался. Вдруг он вскочил:

— Это разбойники!

Испуганный Эсен-мурт схватился за винтовку и процедил сквозь зубы:

— Чума! Яд! Чтоб тебя злой дух схватил за язык. Скорее гаси огонь!

Овез начал бросать песок на ярко пылающее пламя. Боясь кровопролития, Кемине посоветовал Эсен-мурту:

— Брось оружие. Все равно ты не заставишь отступить всадников одним заржавленным ружьем.

Страх, охвативший всех, был очень велик. Костер погасили, а что сделаешь с ярким светом луны? Ведь караван не иголка, его не спрячешь…

Пока Эсен-мурт метался, не зная, убегать ему или стрелять, вооруженные до зубов всадники окружили караван.

Особенно зловеще выглядел один из них. Все на нем, начиная от мохнатого тельпека, бурки и кончая сапогами, было черным. Черными были и огромные усы, торчащие до самых ушей. На поясе его рядом с пистолетами висела кривая сабля. Под ним танцевал черный конь с горящими глазами и белым пятном на лбу. Он был весь в пене и весь в движении: грыз удила, вставал на дыбы, бил копытом землю и пронзительно ржал. Поэт сидел неподвижно, разглядывая всадника. Разбойник осадил коня и приказал:

— Вяжите им руки!

Другие всадники спешились и быстро скрутили руки погонщикам.

Когда же дошла очередь до Кемине, разбойник насмешливо бросил:

— С этим нечего возиться, сам бог связал ему руки! — и отвернулся.

Считая, что караван уже потерян, Эсен-мурт, кусая в отчаянье губы, думал: «То, что я собирал по ложке, вылилось целиком из миски. Увидишь ли ты теперь, Эсен-хан, хивинский щедрый базар, который каждый раз приносил тебе прибыль? Карсак-бай не поверит, что караван ограблен, скажет: «Ты обманщик. Хочешь присвоить себе мое добро? Я тебя знаю…» Вах, нет каравана, нет и счастья для меня. Не будет теперь ничего — ни нежной красавицы, ни удовольствия, ни денег. Все пропало! Эсен-хан, тебе осталось теперь только умереть на этом самом месте».

Из глаз Эсен-мурта покатились слезы, и он застонал.

Разбойники тем временем начали ставить верблюдов на колени и нагружать на них вьюки. Кемине размышлял, наблюдая, как они спешат увести караван. Сначала он радовался, видя, как Эсен-мурт извивается, словно придавленная змея. «Так тебе, подлецу, и нужно!» — думал поэт. Но чувство удовлетворения быстро ушло. Шахир нахмурился. Может быть, у него появилось другое чувство — жалости к Эсен-мурту? Нет, его тревожила участь бедняков. Мысли поэта перенеслись туда, где он родился и вырос. Он представил себе аулы далекого Серахса и как голод в них, словно дракон, раскрыв алчную пасть, занес над людьми свои железные когти. Он представил себе маленьких черноглазых детей, их слабые ручонки, просящие хлеба, истощенных женщин и стариков. Ведь если этот караван не дойдет, в ауле не будет ни маша, ни джугары, и люди погибнут с голоду.

Представив себе все это, Кемине вскочил. Он решительно подошел к главарю разбойников и вежливо спросил:

— Хороший человек, что ты делаешь?

Усач рассмеялся, потом рассердился и тоже спросил вместо ответа:

— Кто ты такой, чтобы требовать от меня отчета? Гочмурад! — крикнул он. — Свяжи-ка этого полоумного старикашку!

Здоровенный, высокий парень приблизился к поэту, но Кемине властным жестом отстранил его:

— Отойди прочь! — И устремил пылающий негодованием взор на главаря: — А кто ты такой сам, что тебе нельзя задавать вопросы?

Бешеный конь взвился на дыбы и громко заржал. Всадник успокоил его и снова расхохотался:

— Ты хочешь, знать, кто я? Меня зовут Човдур Мерген! При одном упоминании моего имени у хивинского хана дрожат кости, а беременные жены купцов-обманщиков скидывают детей!

Теперь поэт вспомнил, что Сары-чабан рассказывал ему о Човдур Мергене, и обдумывал ответ. То, как этот великан в черном сидел на коне и как он говорил, свидетельствовало о его самоуверенности. Значит, и держать себя с ним нужно было так же. Кемине смело взглянул в лицо грубияну:

— Зачем столько слов? Сказал бы проще — разбойник!

— Что?! — зарычал Човдур Мерген. Стиснув рукоять плетки, он хотел хлестнусь поэта.

Мгновение дикой ярости… Но рука его не поднялась на человека, который годился ему в отцы. И, уже сдержав себя, он ответил с обидой в голосе:

— Нет, я не разбойник! Разбойники те, кто грабит народ, обманывает бедняков. А я беру только у тех, кто грабит таких, как ты.

Поэт рассмеялся ему в лицо. Этот смех озадачил Човдур Мергена. «Что за странный человек!» — подумал он, с любопытством разглядывая старика в потрепанном тельпеке, который бесстрашно стоял перед ним, спокойно поглаживая жидкую бородку.

— Что ты смеешься? — спросил он даже с некоторой робостью.

— Как же не смеяться над тем, что смешно? Что скажут люди, если узнают, что Човдур Мерген ограбил караван Кемине?

Усач подумал, что ослышался.

— Чей? — переспросил он.

— Кемине!

Это имя поразило Човдур Мергена ударом молнии. Он привстал в стременах и закричал:

— Гочмурад! Келхан! Все сюда! Оставьте вьюки! Эта добыча не для нас. Мы ошиблись!

После этого распоряжения Човдур Мерген спрыгнул с коня на землю и почтительно сказал:

— Прости меня, уважаемый поэт. — Он протянул обе руки шахиру.

— Ничего. «Не узнаешь — не уважаешь», — говорят люди, — ответил поэт, улыбаясь и подавая ему руку. — Садись на кошму, выпьем чаю, побеседуем.

— Большое спасибо, шахир-ага! Но мы спешим. Сегодня нам нужно быть в Чагыллы.