Елена Сапожникова - Отец ребенка

• Название: Отец ребенка
• Автор: Елена Сапожникова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4233-7

Оставленная мужем, преданная родственниками, Оксана одна растит двух малышей. Никто не заподозрит, что истории появления на свет двух одинаково любимых мальчиков совсем не похожи. Молодая женщина не надеется ни на чью помощь, да и не хочет ее. Обаятельный незнакомец, который вдруг начинает оказывать Оксане знаки внимания, одновременно и привлекает и настораживает ее. Еще свежа душевная рана, нанесенная бывшим мужем, и не дают покоя сомнения: сможет ли настойчивый поклонник стать настоящим отцом мальчикам…

---

Но от этой книги клонило в сон. Оксана уже третий день пыталась ее читать, но после десятка страниц веки начинали неумолимо слипаться. Конечно, она знала, что «Сто лет одиночества» Габриеля Гарсия Маркеса — классика и прочитать ее необходимо, хотя бы для расширения собственного кругозора, но ничего поделать с собой не могла, ей было скучно. Наверное, она еще просто не доросла до уровня столь заумных книг. А может, просто потому, что женское одиночество отличается от мужского. Она уже почти задремала над перипетиями жизненного пути полковника Аурелиано Буэндиа, когда встревоженной курицей заквохтал дверной звонок и пришлось идти открывать дверь. Замок недовольно заскрипел, щелкнул, открываясь, дверь отворилась на длину стальной цепочки.

— Почему не интересуешься, кто пришел, а сразу открываешь? — недовольно спросил Валера.

Оксана только неловко пожала плечами и торопливо скинула цепочку, распахивая дверь на всю ширину. Он вошел в прихожую, плотно прикрыв за собой стальную конструкцию, и в нерешительности остановился. От него знакомо пахнуло горьковатой свежестью мужских духов, и Оксана подумала о том, что он уйдет, а аромат останется. Ей захотелось прижаться к нему, чтобы запах осел на ее одежде, теле, волосах и можно было, прижав руки к лицу, вдыхать как можно дольше родной запах. Она потянулась, обняла его за плечи, но он, стараясь не встречаться с ней взглядом, мягко отстранил ее от себя и глухо произнес:

— Не стоит этого делать.

Несколько минут он стоял прямой как палка, потом так же, не глядя в ее сторону, произнес:

— Я подал на развод.

— Послушай, может, не будем торопиться? Я не хочу терять тебя… — торопливо попросила Оксана. — Я понимаю, тебе трудно меня простить, я очень виновата…

Он не дал ей договорить:

— У меня нет желания беседовать на эту тему. Я не хочу выяснять, кто в чем виноват. Я просто пришел за вещами. Заберу самое необходимое, с остальными поступай как хочешь. Давай обойдемся без пошлых скандалов и дележек. Я все оставляю тебе с условием, что никогда ты не будешь пытаться заставить меня содержать этого ребенка.

Оксана, застигнутая врасплох его предложением, только потерянно молчала.

— Будем считать, что договорились. Кстати, забыл сказать, что я оформляю все через ЗАГС, там упрощенная процедура и занимает гораздо меньше времени. — Он все же решился, посмотрел ей в глаза и чуть не задохнулся, увидев в них сумасшедшее отчаяние, шальную мольбу и какую-то робкую надежду на чудо. Эти глаза по-прежнему обладали над ним особой магической силой: заколдовывали, завораживали, заклинали. Она даже сейчас была лучше всех известных ему девушек, гораздо обольстительнее и заманчивей. В этот момент он возненавидел мать, которая разрушила спокойную, размеренную жизнь своими фотографиями и заверениями, что ребенок, которого носит Оксана, не его. Он не верил до последнего. И не поверил бы никогда, не приди Оксана в парк откупаться. Кто знает, как бы все сложилось, не заметь он ее там, в одеянии старушонки, с больным, как у прибитой собачонки, взглядом. Кто знает…

Оксана, словно прочитала эти мысли, потянулась к нему, чтобы стиснуть его в объятиях, не отпускать больше от себя. Ей показалось, что в какую-то долю секунды в его глазах мелькнуло колебание, но тут же Валера непроизвольно отступил на несколько шагов. Он не сможет ее простить. Как бы ни хотел, не сможет. Не сможет переступить через себя и снова поверить предавшему его человеку. Называйте это как хотите: гордостью, самолюбием, заносчивостью, ему от этого не легче. Два противоположных чувства разрывают его сердце надвое. Ненависть и пробудившая ненависть любовь.

Оксана будто испытала на себе бушевавшие в нем страсти, как-то разом съежилась, сжалась, словно в ожидании удара, и, отвернувшись в сторону, неожиданно даже для себя рассмеялась. Смех ее больше походил на рыдания и отдавал отчаянием, безнадежностью и болью, пронизанной сухой полынной горечью. Все ее тело конвульсивно задергалось, огромный живот судорожно затрясся.

Валера опешил:

— Тебе плохо?

— Нет, хорошо, — бросила она и снова затряслась от истеричного смеха.

Валера себя чувствовал так, будто его сейчас схватит удар, а эта чертовка смеялась. Он не выдержал и, чтобы как-то прекратить это, зло и отрывисто бросил:

— Я даже и не думал, что ты будешь так счастлива. Рада, что от меня избавилась?

— Жить как-то надо, — судорожно вздохнув, ответила она, смотря куда-то мимо и наконец перестав смеяться.

— Да нет. Мне почему-то кажется, что здесь дело совершенно в другом, ты меня просто никогда не любила. — Это был подлый удар, ниже пояса, но ему захотелось сделать ей так же больно, как было больно и ему самому. До него не доходило, что ей во сто крат хуже. Она не знала, что делать. Извечный вопрос русского человека: что делать? Выть, как смертельно раненная волчица? Биться в исступлении головой об пол? Лезть, как умалишенная, на стену? Ее безмятежность улетучилась незамедлительно, стоило только Валере появиться на пороге квартиры. А теперь он бросал ее, тот единственный в мире человек, ради которого она была готова пожертвовать всем. Для которого она хотела стать травой, расстилающейся у ног, свежим воздухом после летней грозы. Она была готова раствориться в нем без остатка, быть песком на пляже, таким же молчаливым и терпеливым. Песком, который топчут, а он молчит, который пинают, а он не обижается.

— Когда любишь по-настоящему, прощаешь все, — ответила она ему невпопад и закрылась в ванной, чтобы не видеть, как открытый пустой чемодан на ковре постепенно забивается вещами. Слез не было, наверное, она выплакала все. Сухие спазмы рвали горло, переходя в нескончаемый кашель, забивавший дыхание. Она судорожно ловила открытым ртом воздух, бессильно упершись дрожащими руками в края раковины. Стоять было тяжело, отчего-то резко заболел живот, да так сильно, что на секунду даже помутилось в голове. Боль прошла быстро, но минут через двадцать вернулась и снова скрутила так, что Оксана, не выдержав, мешком опустилась на холодный кафельный пол. Голова у нее кружилась, в ушах стоял тонкий, комариный звон. Ей показалось, что она умирает, что ничего уже больше не будет и последнее, что она видит перед смертью, — это пол из метлахской плитки в ванной комнате. Темные и светлые квадратики.

Валера ушел по-английски, не прощаясь. Поравнявшись с неплотно прикрытой дверью в ванную, он немного замедлил шаг, но, услышав слабый стон, тихо, на цыпочках, направился к выходу. Ему даже в голову не пришло, что жене нужна помощь. Он думал, что она показушно льет слезы, и не собирался ее утешать. «Пусть помучается, она это заслужила», — злорадно подумал он, тихо прикрывая за собой дверь. Где-то внутри его жило желание убить ее собственными руками, взять за хрупкую шейку и придушить, чтобы она, корчась в смертных муках, поняла, что наделала. Это желание жило помимо его воли и только усиливалось от ее слез, пугая его самого своей настойчивостью. Он боялся сорваться, боялся не выдержать и покалечить ее. Наверное, как и в каждом мужчине, в нем говорил инстинкт первобытного человека, охраняющего свое жилище и самку от посягательства другого самца. В нем словно что-то сломалось, какой-то отлаженный механизм дал сбой, выпустив на волю неведомые ему самому чудовищные желания.

Оксана слышала его торопливые шаги, но сил позвать и остановить его у нее не осталось. Боль была такой сильной, что в какой-то момент она отключилась, просто потеряла сознание. Очнулась от холода. Прислушалась к себе, схватки отступили. Оксана медленно поднялась и на подгибающихся ногах побрела к телефону.

— Мама, мне плохо, — еле выговорила она в телефонную трубку. — И страшно. Кажется, я рожаю.

— Как часты схватки? — деловито поинтересовалась мама.

— Где-то раз в полчаса, — подсчитала Оксана.

— Еще не скоро. Скорую вызывать не будем, я успею тебя отвезти сама. Не волнуйся, собирай потихоньку распашонки-пеленки, я скоро буду.

Оксана встретила ее в дверях с дорожной сумкой в руках. Анна Вячеславовна перехватила дочерину ношу:

— Машина у подъезда, вызывай лифт, а я пока закрою квартиру.

— Мам, дверь на защелке, просто хлопни, — подсказала Оксана, видя, как мать лихорадочно шарит в сумочке в поисках ключа. Лифт уже остановился на их этаже, приветливо распахнув двери. Оксана с улыбкой наблюдала за матерью. Было видно, что женщину колотит от волнения, хотя она усердно старается не показать этого.

— Смешно, но я волнуюсь, — заметив насмешливый взгляд дочери, призналась Анна Вячеславовна. Оксана не успела ничего ответить, ее лицо разом побледнело, губы скривило гримасой боли, на лбу выступила испарина. Она грузно оперлась на стену, переживая приступ. Анна Вячеславовна взглянула на часы, деловито отсчитывая время. Наконец лицо Оксаны стало обычным, и она, тяжело оттолкнувшись от стены, вошла в лифт.