Сьюзен Зонтаг - В Америке

• Название: В Америке
• Автор: Сьюзен Зонтаг
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06545-8

В центре последнего романа выдающейся американской писательницы Сьюзен Зонтаг «В Америке» — судьба актрисы Хелены Моджеевской, покорившей континенты и ставшей одной из первых театральных звезд мировой величины. «В Америке» — книга уникальная по замыслу и размаху, тонкости прорисовки психологических портретов, это исторический роман и история человеческих страстей. Но превыше прочего эта книга — об актерах и театре, где сценой стали Европа и Америка. Впервые на русском языке.

---

— И вы туда же! — воскликнула Марына.

— Тогда как во «Фру-Фру», — продолжал Богдан, — ты говоришь (хотя лежать можешь на той же софе, только обитой другой тканью): «Ах, как тяжело умирать в такую минуту! Нет, не скорбите обо мне». Эти слова обращены к твоему мужу, сестре и отцу, которым велено рыдать в носовые платки, чтобы публике проще было переключить все внимание на тебя. «Я думала, что умру всеми брошенная, в отчаянии и одиночестве! Но вместо этого, окруженная теми, кого люблю, я умираю мирно — счастливо — без мучений — тихо и спокойно…»

— Пощади меня! — воскликнула Марына.

— Твои последние слова сопровождаются тихой музыкой и громкими рыданиями: «Вы все простите — правда? — Фру-Фру — бедную Фру-Фру!» Занавес. А теперь попробуй сказать, что это не одна и та же пьеса!

— Одна и та же.

— Но почему Фру-Фру должна умереть? — спросил Питер. — Она могла бы вскочить и сказать: «Я передумала».

— Это было бы совсем другое дело, — ответила Марына, целуя его волосы.

— А потом она могла бы уехать в Калифонию, сесть на дирижабль и сказать: «Поймайте меня, если сможете».

— Эта концовка мне нравится намного больше, — сказала мисс Коллингридж.

— Мне тоже, — подхватила Марына. — Да уж, я становлюсь настоящей американкой. Предпочитаю счастливые концовки.

— Невероятно, — сказал Богдан. Невероятным был гастрольный план. — Ты погубишь себя.

Во время своего первого турне Марына ограничивалась игрой только в тех театрах, где были постоянные труппы, которых оказалось намного меньше, чем десять лет назад. Со своей же труппой, состоявшей из тринадцати женщин и двенадцати мужчин, она могла выступать везде, где есть театры. А театры были во всех американских городах, и многие назывались оперными для пущей важности, несмотря на то что никаких опер там никогда не ставили.

В одном только штате Нью-Йорк Уорнок ангажировал ее на один или два спектакля в Поукипси, Кингстоне, Хадсоне, Олбани, Ютике, Сиракьюсе, Эльмире, Трое, Итаке, Рочестере и Буффало.

После недели в Бостоне, на сей раз — в театре «Глобус», прошел ряд выступлений в Лоуэлле, Лоренсе, Хеверхилле, Фолл-Ривере, Холиоке, Броктоне, Вустере, Нортгемптоне и Спрингфилде.

В Пенсильвании — между неделей в Филадельфии и четырьмя днями в Питтсбурге — отдельные спектакли в Бредфорде, Уоррене, Скрентоне, Эри, Уилкс-Барре, Истоне, Ойл-Сити…

— Ойл-Сити[96]. Необычное название для города восточной части Америки, если я не ошибаюсь, — пробормотал Богдан.

В Огайо…

— Каламазу, — сказал Питер. — Наверно, индейское название.

— Мой пасынок хочет сказать, — продолжал Богдан, — что в Мичигане все ангажементы у мадам — на один-единственный вечер. Каламазу, Маскигон, Гранд-Рапидс, Сагино, Бэттл-Крик, Энн-Арбор, Бэй-Сити, Детройт. Восемь городов за десять дней.

— Вождь Сагино и его жена Детройт разбили лагерь у Бэй-Сити под Энн-Арбор за Бэттл-Крик, перед тем как сплавиться на плоту по Гранд-Рапидс и возвратиться в Каламазу-у-у-у-у, — сказал Питер.

— Маскигон пропустил, — вставила мисс Коллингридж.

— Но они не забудут взять с собою сынишку по имени Маскигон.

— Великолепно, — сказала мисс Коллингридж.

— Мотаться по стране, — Богдан свернул карту, — и в течение нескольких недель спать каждый раз в новой некомфортабельной гостинице? Вы хотите погубить свою звезду, мистер Уорнок? Эти однодневные ангажементы, что безжалостно следуют один за другим, придется убрать из гастрольного расписания.

— Вы шутите, милостивый государь. Однодневные гастроли приносят самую большую прибыль.

Марына сделала вид, что не участвует в битве и готова к любым испытаниям; Богдан негодовал; Уорнок бесновался. Он утверждал, что все турне потерпит крах, если…

Богдану пришлось признать, что решение Уорнока разумно.

— Наш личный железнодорожный вагон? В Америке такое практикуется? — спросила Марына.

Нет, конечно. Ее труппа станет первой выезжать на гастроли тем способом, которым раньше пользовались только железнодорожные магнаты и застреленные президенты. Марыне нравилось опережать будущее. А Уорноку нравилось внимание прессы, которое привлечет ее вагон. В каждом городе они будут приглашать репортеров полюбоваться двойной крышей, «водными» фресками на потолке (Моисей в камышах, Нарцисс у зеркального пруда, король Артур на своей погребальной барке), резным ореховым интерьером, бархатными шторами, посеребренными газовыми лампами и скобяными изделиями, персидским ковром и пианино в салоне мадам, а также полосатым ковром, псише в позолоченной раме и портретом великой актрисы верхом на лошади и в ковбойском наряде — в ее спальне. Помимо больших апартаментов с гардеробной и уборной для мадам и ее мужа, там есть также уютный офис и примыкающая к нему спальня для импресарио мадам, спальни для сына мадам и для секретаря мадам и два ряда полок для актеров, личной служанки мадам и одевальщицы («спальные места для дам и джентльменов ночью разделяются ширмой посредине вагона», которую складывают днем, освобождая место для кресел и обеденного стола); в дальнем конце вагона имеются три уборных, кухня и чуланы для одежды и постельных принадлежностей. Уорнок утверждал, что новый дизайн интерьера и обустройство бывшего семидесятифутового «Вагнера» обошлось в девять тысяч долларов. Снаружи вагона, выкрашенного в темно-бордовый цвет, овальные таблички с обеих сторон возвещали кудрявым золоченым шрифтом: ЗАЛЕНСКА И ТРУППА, ГАРРИ Г. УОРНОК, ИМПРЕСАРИО. Он любил уточнять, что его второе имя — Ганнибал. Сам же вагон теперь носил название «Польша».

Приобретение личного спального и багажного вагонов с помещением для расторопного обслуживающего персонала (чернокожих — повара, двух официантов и носильщика) и удобно разделенным на секции складом для костюмов и декораций позволило Уорноку увеличить число однодневных гастролей.

Больше не нужно паковать и распаковывать вещи! Они целыми неделями спали и ели в поезде и каждый день (или через день) приезжали в новый город и выступали в новом театре.

По прибытии Марына и Уорнок отправлялись прямиком в театр, где Богдан и вся труппа должны были вскоре к ним присоединиться. Уорнок проверял кассовый сбор и обсуждал с рабочими технические проблемы, которые могли возникнуть с декорациями, если колосники оказывались слишком низкими, а пространство кулис — меньше положенной половины авансцены. Марына же в это время вступала во владение «звездной» гримерной и вывешивала план маршрута рядом с зеркалом, чтобы не забыть название города, театр и имя главного режиссера. После обеда устраивали репетицию, если сегодняшнюю пьесу не показывали больше недели, и отводили время для обмена любезностями с делегацией местных театралов — поэтом с развевающимся галстуком, помешанной на театре юной леди и ее матушкой, редактором городской газеты и президентом местного отделения Женского христианского общества трезвости. Потом — обратно в гримерную, наложить грим и надеть костюм, выйти на сцену и сыграть спектакль, принять местных знаменитостей в артистическом фойе, отобрать несколько цветов из множества букетов и вернуться в полночь на вокзал, где «Польшу» вместе с багажным вагоном прицепят к хвосту первого попавшегося поезда, который отправляется в тот город, где у них следующий ангажемент.

Способ зарабатывать на жизнь только гастролями, не имея своего театра, где можно репетировать и показывать пьесы, означал для Марыны, что ей так и не удастся разучить свой огромный репертуар по-английски. (В Имперском театре она сыграла пятьдесят шесть ролей!) Тем не менее, полностью отрепетировав целых шесть пьес, «Заленска и труппа» предлагали уже больше, чем большинство ведущих актеров Америки, колесивших по стране. Некоторые актеры предпочитали год за годом играть одну, самую популярную роль; амбиций у них оставалось все меньше, презрения к публике — все больше. Но актер всегда (и справедливо) не доверяет публике. (Если бы только зрители знали, что актеры судят их самих!) Голова кружится от усталости и облегчения, что на сегодня работа окончена, актер всматривается в зеркало и, намазывая толстым слоем кольдкрем и снимая грим, тоже выносит приговор сегодняшнему залу. Внимательный? Глупый? Мертвый? С глупостью ничего не поделаешь, но вниманием Марына умела завладеть, растормошить «мертвую» публику — например, подойти к самому краю авансцены, посмотреть в зал, повысить голос и его тембр — или заглушить чей-то кашель. Кашель говорит о том, что зрителям скучно. (Во время декламации никто не кашляет первые десять минут и при исполнении на бис.)

Театры не всегда бывали заполнены. Причиной могли служить непогода, плохая реклама, алчные директора театров, заломившие слишком высокую цену на билеты, или же организованные протесты против оскорбительных иностранных или слишком нью-йоркских пьес. «Пускай Нью-Йорк смотрит свои „постельные“ трагедии. Огайо будет устремлять помыслы к возвышенному», — так заканчивалось письмо в лимскую газету, автор которого призывал к бойкоту «Заленской и труппы» в театре «Форо», где давали «Камиллу». Письмо было подписано: «Американская мать». Рецензент из Терр-От упомянул о «женственной грации» Марыны в роли Маргариты Готье лишь затем, чтобы упрекнуть — «она тем самым делает грешную жизнь более чувственно-привлекательной».