Терри Макмиллан - Дела житейские

• Название: Дела житейские
• Автор: Терри Макмиллан
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0257-3

Он — высокий, невозможно красивый. Она — маленькая, ослепительно независимая. Он — временами безработный, не до конца разведенный отец двоих детей. Она — певичка и сочинительница песенок, чья музыкальная карьера под угрозой. Они могли никогда не увидеть друг друга, но встретились и остались вместе. Начался современный городской роман. Забавная парочка, разгадывающая любовный кроссворд, где надежда и доверие пересекаются с бременем прошлых обманов и разочарований. Роман о нежности, о недосказанных словах, о сокровенном знании, которое ведомо только любви.

---

— Она тебе еще не надоела?

— Сам удивляюсь, старик. Ну, до скорого!

Я повесил трубку, уселся на табурет и уставился на свое дерево. Звонить было больше некому. Спать я не хотел, телевизор смотреть — тоже. Подвинув табурет к верстаку, я взял в руки деревянный молоток и стамеску. Но это, похоже, было не то, чего я хотел. Мне хотелось порезать. Сменив стамеску на нож, я попробовал им поверхность древесины. Затем глянул в окно. На улице снова мело. Закурив, я сделал несколько глубоких затяжек и бросил сигарету в пепельницу. Кассета с „Висперсами" кончилась, и в доме стояла непривычная тишина. Я поднялся и врубил „Землю, ветер и огонь". Первая песня называлась „Путем мира". Вернувшись к верстаку, я провел пальцами по дереву. На ощупь оно казалось слишком грубым. Рубанок лежал на нижней полке, я достал его и примерился, но мне никак не удавалось подобрать нужный инструмент. Ножом, а уж тем более резачком, работать было еще рано.

Поднявшись, я плеснул себе выпить. Что же мне сказать завтра Джимми? Ума не приложу. Глоток согрел меня. Когда кассета кончилась, я выкурил чуть ли не десять сигарет и допил бутылку. Снова стало тихо, но ставить новую кассету было неохота. Уж хоть бы Зора пришла! Когда она здесь, нет этой гнетущей тишины. Прислонившись к холодильнику, я все смотрел и смотрел, как за окном кружится снег. Голова шла кругом при мысли о Дарлин. Чем же мне ей помочь? Дух ее сломлен. А у меня не слишком большой опыт по части таких дел. Мне чертовски хотелось позвонить Зоре и сказать ей, что она мне сейчас нужна больше, чем своим глупым бабам. Ведь она принадлежит мне, в конце концов. Но я боялся, что мне станет еще хуже. Слышать ее голос и не видеть ее — это, пожалуй, уж слишком. Так хотелось поговорить с кем-то по душам, выложить все, что накопилось, только с чего начать? Впрочем, какая разница, поговорить-то все равно не с кем. Я снова закурил, затянулся и вдруг ясно понял, что, в сущности, у меня нет друзей.

15

С чего это я возомнила, будто могу кому-то помочь? Да у меня самой так мало энергии, что вся она уходит на любовь к Фрэнклину, а остальное я делаю чисто механически: от готовки до преподавания. Ума не приложу, как это Фрэнклин не замечает, что я нагнала четыре килограмма; может, просто помалкивает. Не знаю, может, дело действительно в страхе. Меня мучают сомнения, что я не такая уж" талантливая певица. А вдруг мою пробную пластинку вовсе не заметят, или я заключу посредственный контракт, и он не оправдает моих надежд? Возможно, мое пение никому не понравится. А кто будет за это расплачиваться? Думаю, главная моя беда в том, что я страшно зациклена на себе. Ах, если б я могла поменьше думать о Зоре и не сомневаться во всем, наверное, тогда у меня было бы больше сил и сострадания к другим.

Я все время пытаюсь внушить Фрэнклину, что меня по-настоящему волнуют его дела, но мне не следует ограничиваться только им. Вот, например, Мария — моя подруга. И ей действительно плохо. Если хочешь преодолеть эгоцентризм, попробуй помочь тому, кому ты нужна. Словом, когда Мария позвонила, меня даже обрадовала возможность отвлечься от своих дел. Она была в истерике и, конечно, в дымину пьяна. По ее словам, придя вечером домой, она увидела на двери судебное определение: ей предписывалось выехать из квартиры в течение семидесяти двух часов.

— Ума не приложу, Зора, что мне делать. У меня нет сил. Ведь это же просто невозможно вынести. Женщине приходится из кожи вон лезть, чтоб хоть как-то заявить о себе. Скажи мне по совести, я стоящая комическая актриса?

— Еще бы, Мария!

— Пусть так, но эти мужики в шоу-бизнесе умеют только вставлять палки в колеса. Да что тут говорить: я не Ричард Прайор и не Билл Косби, куда мне до них!

— Перестань, у тебя свой стиль, а это очень важно и гораздо лучше жалких подделок.

— Ну уж о стиле… Ой, погоди, мне надо…

Поскольку Мария так и не взяла трубку, я решила поехать к ней и проверить, все ли в порядке. На сей раз я дала себе слово в ее игры больше не играть. Конечно же, я выслушаю ее грустную историю, но как только она все выложит, я не стану все это размазывать — жалеть ее и сострадать ей, на чем всегда попадалась раньше. Надо без всяких околичностей высказать все, что я о ней думаю последние два года. Если мне придется всю ночь убеждать ее в том, что, на мой взгляд, ей надо сделать, я готова делать это всю ночь, лишь бы она согласилась со мной. Я взяла кое-что из одежды, чтобы утром идти на работу, и написала записку Фрэнклину. Тут зазвонил телефон. Это был папа. Он чмокнул губами, как бы целуя меня, и сказал, что уже дома и чувствует себя, как всегда, превосходно.

Подходя к дому Марии, я бросила взгляд на ее окно. Слава Богу, свет горел. Пока я ехала, пошел снег. Господи, как же красиво! Я надеялась, что Фрэнклин не разозлится, не застав меня дома. Я позвонила в дверь, и замок сразу щелкнул. Может, Мария кого-нибудь ждет? Поднявшись в лифте на пятый этаж, я увидела, что дверь у нее открыта. Я вошла, но Марии не было. Как это она живет в такой крохотной комнатенке уж столько лет? Вот я бы уж точно спятила, приведись мне жить в одной комнате. Повсюду валялись газеты и одежда. А запах! Не продохнуть! Смесь русской водки (открытая бутылка стояла на коктейльном столике) с застоявшимся табачным дымом. Хоть топор вешай! Я попыталась открыть окно, но оно было заколочено.

— Я сейчас! — крикнула Мария из ванной.

Я даже не знала, где присесть: пришлось скинуть все с одного из ее конторских стульев. Услышав шаги Марии, я обернулась и обалдела: она стояла в чем мать родила.

— Я ждала тебя. Я прослушала твое сообщение по автоответчику.

— Ты не могла бы что-нибудь надеть?

— Здесь такая духотища! А что, тебе не нравится? — Она плюхнулась на диван и налила себе выпить.

— Да не в этом дело, Мария, но все это как-то странно, к тому же глупо открывать нижнюю дверь, даже не спросив, кто звонит, да еще оставлять свою дверь распахнутой, когда ты в таком виде. Ведь ты живешь в Нью-Йорке!

Она развалилась на диване, даже не убрав свое барахло. Я встала и заглянула в платяной шкаф; едва я открыла дверцу, на меня посыпалось пар двадцать туфель. Ну и бардак! Не удивительно, что она пьет!

— Мария, где твой халат?

— На хрен он мне?

Найдя наконец халат, я бросила его ей на колени и села на свой стул.

— Ну ладно. Так сколько тебе надо, чтобы тебя не вышибли отсюда?

— Мы что, будем об этом говорить? Я едва начала приходить в себя. Хочешь музыку?

— Слушай, ведь ты попала в передрягу, а я приехала узнать, чем и как можно тебе помочь. У тебя есть кофе?

— Кофе? Какой кофе, когда есть водка? Что за чушь, Зора! Выпей-ка со мной.

Промолчав, я снова поднялась и пошла в закуток, который служил ей кухней. Мама родная! Раковина доверху набита грязной посудой, а тараканы так и кишат! У меня все сразу зазудело, но я постаралась не обращать на это внимания. Я нашла наконец молотый кофе и решила попробовать навести порядок, пока закипит вода.

— Так сколько? — снова спросила я.

— Брось, Зора. Восемьсот поцелуйчиков, — проговорила Мария и захохотала.

— Я могу одолжить тебе, — вдруг вырвалось у меня.

Это часть моих студийных денег, о которых даже Фрэнклин не подозревает. Те папины пятьсот долларов я вовсе не потратила, просто мне незачем отдавать их на эту дурацкую машину. Но если уж говорить серьезно, Марии надо помочь. Я-то знала, как тяжело давалась ей эта работа и как вообще она бьется. Нельзя же, черт побери, допустить, чтобы ее вышвырнули на улицу! Я, во всяком случае, так не могу.

— Что ты, Зора, спятила? Я даже не знаю, когда смогу отдать. И вообще, я сама разберусь.

Поставив кофейник на огонь, я заварила кофе, чтобы взбодрить Марию. Посуду пришлось замочить в мыльной воде — потом остатки пищи легко смыть. Пока что я пошла взять из сумочки чековую книжку. Заполняя чек, я случайно взглянула на Марию. Она раскинулась на диване и массировала груди, словно никого здесь не было. Халат валялся на полу.

— Чем это ты занимаешься?

— А ты как думаешь?

Вырвав чек, я бросила его на коктейльный столик.

— Тебе нужна помощь, Мария. Ты об этом не думала? Я говорю об „АА" или о чем-нибудь в этом роде.

— Я и сама размышляла об этом.

— Ну так в чем же дело?

— Да времени нет.

Опять двадцать пять! Что толку говорить с пьяными. Пустая трата времени.

— У тебя есть резиновые перчатки?

— Глянь под раковину.

Не без страха я открыла дверцу и, как ни странно, нашла их там. Потом полезла в посудный шкаф за чашкой. Ополоснув ее на всякий случай, я налила кофе и понесла Марии. Гладить себя она перестала, но теперь тупо уставилась в потолок.

— Вот, выпей.

— Не хочу я кофе. Я думала, ты его себе делаешь.

— Послушай, Мария, не знаю, кого ты собираешься провести, но надо все-таки думать, прежде чем разыгрывать сцены. Если будешь так пить, ты из этого состояния никогда не выйдешь, а новые подъемные тебе не светят, сама понимаешь.