Номи Бергер - Бездна обещаний

• Название: Бездна обещаний
• Автор: Номи Бергер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-15-000580-4

История прекрасной, талантливой пианистки Кирстен Харальд — это история Золушки, рожденной в бедной семье и постепенно взошедшей на высшую ступень лестницы славы и успеха. Однако счастливый брак Кирстен с социологом Джеффри Оливером оборвался страшной трагедией…

---

Кирстен снова уставилась в журнал, поняв, о чем подумала секретарша. Что-что, а кофе Кирстен сейчас был совершенно некстати. Нервы ее и без того были напряжены до предела, до звона в ушах.

Не пробыв в Нью-Йорке и недели, Кирстен принялась за дела и договорилась о встрече с Нельсоном Пенделом, главой «Пендел и Родс» — самого престижного артистического агентства. В черной сумочке из крокодиловой кожи, стоявшей на коротконогом тиковом стульчике рядом с креслом Кирстен, лежало рекомендательное письмо, которое перед самым отъездом вручил ей Эрик, а на коленях покоилась папка с газетными вырезками рецензий на ее выступления.

Отложив журнал на стоявший рядом столик, Кирстен откинулась в кресле, невидящим взглядом уставилась на свои новые черные туфельки. Неужели прошло уже семь дней, как она дома? Впечатление такое, что все было только вчера, но при этом временами казалось, что она вообще никуда не уезжала. Вопреки опасениям Кирстен ни родители, ни Наталья нисколько не изменились. Только в густых черных волосах матери прибавилось несколько седых прядей да морщины на высоком лбу отца стали несколько глубже, но руки родителей так же крепко обняли дочь при встрече, и в них чувствовалась все та же надежная поддержка и безграничная любовь к Кирстен. После первого занятия с Кирстен русская пианистка крепко обняла ученицу и, расцеловав ее в обе щеки, торжественно объявила, что та «достаточно созрела».

Потрясение же было связано с домом, с возвращением на Девятую авеню. Возвращение к обшарпанным, разбитым многоквартирным домам, к невыносимому шуму на улицах, запаху пота, зловонию мусора — привычным приметам бедных кварталов. С той лишь только разницей, что после Лондона, казалось, на узких улочках стало больше суматохи, больше беспризорных кошек и битых бутылок, больше шатающихся пьяных и шпаны, слоняющейся по улицам. Квартира показалась темнее, чем прежде. К звучанию же старенького рояля тетушки Софии просто невозможно было приспособиться после игры в течение года на прекрасном концертном «Стейнвее» Эрика и Клодии.

Впервые в жизни у Кирстен появилась одежда, которую можно было выбросить. Она освободила шкаф и комод от своих старых платьев, отдав их сборщикам из Армии спасения, и забила их своими лондонскими нарядами, насколько позволило место. Под гардероб был приспособлен и чулан, но все не уместилось и там, поэтому пришлось воспользоваться даже услугами камеры хранения, расположенной на первом этаже дома. Теперь Кирстен не нуждалась в стольких нарядах. Она больше не посещала ужины и коктейли. Не было и воскресных салонов, театра, оперы, балета и выставок. Не было и друзей. Золушка возвратилась с бала в свою убогую каморку. Она чувствовала себя сейчас если и не полной иностранкой, то по крайней мере неловким чужаком.

Кирстен прислушалась, уловив нарастающий шум голосов, доносившихся из-за закрытой двери кабинета Нельсона Пендела. Девушка взглянула на Эйлин, но секретарша и бровью не повела, продолжая бесстрастно, со скоростью автомата что-то печатать на пишущей машинке. Ее очевидное равнодушие к происходящему говорило о том, что за долгие годы работы Эйлин успела привыкнуть к темпераментным выходкам артистов, которые она относила к излишней амбициозности всех этих представителей богемы. Через минуту дверь с треском распахнулась и из нее вылетела взбудораженная женщина с шляпкой в одной руке и нотами в другой. Кирстен охнула. В женщине она узнала Лоис Элдершоу.

Дойдя до середины приемной, Лоис наконец заметила Кирстен и замерла на месте. Она изумленно уставилась на соперницу, всей душой проклиная себя за это. У Лоис перехватило дыхание от зависти. Из газет она знала, что богатая английская пара стала спонсорами Кирстен на весь прошлый год, и теперь прямо перед собой она созерцала наглядное тому подтверждение. Гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. На Кирстен был костюм, почти один в один, как и на Лоис, а в лице ее было столько спокойного достоинства, что Лоис с трудом смогла выдохнуть.

— Привет, Лоис. — Кирстен улыбнулась своей бывшей сопернице, видя, как та стиснула зубы.

Но Лоис не успела и рта открыть, как вмешалась секретарша Нельсона Пендела:

— Мисс Харальд, он готов принять вас.

— Благодарю. — Поднимаясь, Кирстен воплощала собой саму грацию и невозмутимость.

Лоис не двигалась. Замерев на месте, она стояла прямо на пути Кирстен к закрытой двери кабинета Нельсона Пендела. Ее агрессивная поза вызвала у Кирстен непреодолимое желание пойти прямо на Лоис, но Кирстен решила не накалять обстановку. Она просто обошла вокруг Лоис, словно та была уличный фонарь, и, стукнув один раз в дверь, царственно вплыла в кабинет.

Из кресла поднялся большой грузный человек в сером костюме и, протянув к Кирстен руки, предложил ей сесть. Она выбрала средний из трех стульев, полукругом расставленных перед круглым, на удивление пустым рабочим столом Пендела. Как только Кирстен уселась, Нельсон тут же опустился на свое место с видом человека, которому приходится беспрерывно вставать и садиться, бессмысленно тратя на это массу энергии, и с любопытством уставился на девушку сквозь толстые линзы очков в черной роговой оправе.

— Датский модерн. Что вы о нем думаете? — Пендел взглядом указал на обстановку комнаты — он всегда начинал беседу с этого вопроса, используя его в качестве пробного орешка.

Кирстен оглядела комнату и ответила, не оскорбив чувств хозяина:

— Я так понимаю, что это последний крик моды.

— Точно. — Кончики пушистых седых усов Пендела располагающе шевельнулись. — Но мне она совсем не нравится, особенно обивка на стульях.

Кирстен склонила голову набок, мгновение изучая лицо человека, сидящего напротив, и рискнула:

— Просто чесотка.

Нельсон просиял, и Кирстен инстинктивно почувствовала, что только что сдала нечто вроде теста. Конечно, мебель Пендела не пришлась ей по вкусу, но зато понравился сам Нельсон Пендел. Он прочел письмо Эрика, быстро просмотрел газетные вырезки и, отложив бумаги в сторону, с интересом посмотрел на девушку.

— Сколько вам лет, Кирстен? — Серые глаза за стеклами очков смотрели немигающим взглядом. — Вы не возражаете, если я буду звать вас Кирстен?

— Нисколько. Мне двадцать один.

— Вы ведь знаете, что вы поразительно красивая молодая женщина, а? — Кирстен лишь улыбнулась. — Вижу, вы привыкли к подобным комплиментам. Но я сказал об этом, имея на то особую причину: в мире классической музыки красота, особенно женская, скорее недостаток, чем достоинство. Большинство критиков привержены старому принципу: где есть красота, там нет мозгов. Видя прекрасную форму, они заранее убеждены, что за ней не может быть содержания — только труха. По их мнению, красивое лицо принадлежит Голливуду, а никак не «Карнеги-холл». — Пендел сдвинул очки на макушку, и они скрылись в густой шевелюре седых волос. — Кирстен, неужели вы так же талантливы, как и красивы? Вы уверены, что сможете заставить их увидеть за внешностью суть?

Кирстен, сверкая глазами, подалась вперед на своем стуле:

— Я музыкант, мистер Пендел, очень серьезный и очень преданный своему делу музыкант. Не музыкантша. И не музыкантша с приятной внешностью. Только музыкант — ясно и просто. Позвольте мне сыграть вам, позвольте показать, насколько я содержательна на самом деле, не судите обо мне по внешности, мистер Пендел, судите по игре.

Нельсон усмехнулся и вернул очки на переносицу своего широкого бугристого носа. Девочка — не пустышка. Поднявшись, Пендел обошел вокруг стола и по-отечески положил руку на плечо Кирстен:

— Мне нравится ваша уверенность, Кирстен Харальд. А теперь посмотрим, понравится ли мне так же ваша музыка.

Усаживаясь за рояль «Болдуин», установленный в звуконепроницаемой студии, находящейся через дверь от кабинета Пендела, Кирстен почувствовала легкое волнение.

— Что бы вы хотели послушать? — спросила испытуемая у экзаменатора, уже сидящего в кожаном кресле в дальнем углу зала, без окон.

— Это уж как вам будет угодно, — любезно предложил: Нельсон, но не удержался и добавил: — Только постарайтесь; меня поразить.

Без малейших колебаний Кирстен грянула «Токкату» Прокофьева.

Пендел, скрестив руки на груди, откинулся в кресле. Наблюдая за маленькими живыми пальчиками пианистки, летающими по клавишам с такой энергией и проворством, что дух захватывало, Нельсон вдруг обнаружил, что внутренне как бы подбадривает Кирстен. Двадцать пять из своих пятидесяти трех лет Пендел представлял публике великих, почти великих и потенциально великих артистов, но всякий раз, открывая новый талант, он радовался, как ребенок. Именно это и помогло ему «сварить хорошую кашу» из начального капитала в двести тридцать фунтов. Оно же скрашивало и разочарование от многочисленных бесплодных прослушиваний «звезд», «перегоревших» гениев и мастерски исполняющих лишь одно произведение.