Мигель Сихуко - Просвещенные

• Название: Просвещенные
• Автор: Мигель Сихуко
• Издательство: Азбука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-03396-2

Впервые на русском — дебютный роман, получивший (по рукописи) «Азиатского Букера», премию Паланки (высшая литературная награда Филиппин) и премию Хью Макленнана (высшая литературная награда Квебека), вышедший в финалисты премий Grand Prix du Livre de Montreal (Канада), Prix Jan Michalski (Швейцария), Prix Courrier International (Франция) и Премии стран Британского содружества, а также попавший в список лучших книг года, по версии «Нью-Йорк таймс».

В ясный зимний день из Гудзона вылавливают тело Криспина Сальвадора — некогда знаменитого филиппинского писателя, давно переселившегося в Нью-Йорк, постоянного фигуранта любовных, политических и литературных скандалов. Что это — несчастный случай, убийство или самоубийство? Известно, что он долгие годы работал над романом «Сожженные мосты», призванным вернуть ему былую славу, разоблачить коррумпированных политиков и беспринципных олигархов, свести счеты с его многочисленными недругами. Но рукопись — пропала. А Мигель — студент Криспина и его последний друг — решает во что бы то ни стало отыскать ее, собирая жизнь Криспина, как головоломку, из его книг, интервью и воспоминаний. И постепенно возникает ощущение, что биография автора, с неизбежными скелетами в шкафах, это метафора жизни целой страны, где выборы могут украсть, а народные протесты — слить, где президент ради сохранения власти готов инсценировать террористическую угрозу, а религиозные лидеры слабо отличимы от уголовных авторитетов…

---

— Нет-нет, — говорю, — ничего страшного. Это не лучший его роман. Пожалуй, даже вторичный.

— Вот здорово! Спасибо.

Она проводит рукой по рисованной обложке с изображением всадника во главе небольшого отряда. На заднем плане есть даже выбеленный солнцем череп, тень которого складывается в одну из букв названия.

— Приятная обложка, — говорит она.

— Это ранняя работа. Я бы посоветовал более поздние книги.

Она изображает кривую ухмылочку:

— Да я бы с удовольствием. Я пишу по нему диплом. Еще один семестр — и свобода! Йу-ху!

— Я знал его лично. Ну то есть Сальвадора. И читал все его книги. Он был вроде как мой наставник. В Нью-Йорке.

— Так ты из Нью-Йорка? Круто! И правда с ним знаком?

— Правда, угу. Ну то есть вообще я отсюда. Но несколько лет прожил на Манхэттене. Магистратура.

— Правда? И где?

— А, в Колумбийском. А ты — писатель?

— В мечтах! Ну, я пробую писать стихи. И рассказы. Но писателем себя назвать еще не могу. Пока что. Надо пожить сначала.

— А я пошел в магистратуру на писательское мастерство. — (Ладошки вспотели; она смотрит на книгу.) — А вообще я пишу его биографию. Я, наверное, мог бы помочь с дипломом.

Неужели она покраснела?

— Тебе точно не нужна эта книга? Я могу и в библиотеке взять. Я покупаю книжки только потому, что это условно оправданная трата денег — такая же приемлемая форма шопинг-терапии, как покупка си-ди с классикой. Одни девочки покупают туфли, другие — книги. Так родительскую кредитку и просаживаю. — (Неужели она нервничает?) — У меня даже не до всех руки доходят. Но книги — это еще и лучшая деталь интерьера. И еще очень круто знать, что они у меня есть. Это как бескрайние возможности, понимаешь? Вот почему книжные магазины стали такими популярными. Это консьюмеризм, за который не стыдно. — И снова эта кривая ухмылочка.

— Да, я понимаю, о чем ты. Я точно такой же. — (Ну не задрот ли?) — Слушай… э-э…

— Сэди. Сэди — это я.

— Сэди. Круто! А почему ты по нему решила диплом писать?

— Господи, это долгая история. Мои родители. Даже скорее мама. Он ее любимый писатель. Прикол, да? Кого читают мамы? Ну, Даниэлу Стил. В лучшем случае — Джейн Остин. А я выросла на его детских книжках, ну знаешь, трилогия «Капутоль» про эту пацанку Дульсе и ее команду? Потом перешла на его детективы и с ума сходила по Антонио Астигу. Да так долго, что стыдно сказать. Я хотела стать детективом, как он. Обожала его «миднайт спешл» с перламутровой рукояткой, навороченные баронги и клеша и еще эту его фразу: «Oh, pare, akala mo astig ka? Ästig ako!» Это же как «Грязный Гарри» с Иствудом. «Ты думаешь, ты крутой? Крутой — это мое второе имя!» Хе-хе. Я тут недавно перечитала все это. И поразилась: как я могла не считывать все, что там скрыто между строк? Все это метаповествование. Родители хотели, чтоб я читала филиппинскую литературу. Национальное самосознание. Ничего не поделаешь — семидесятые.

— Мои-то… хм… были более консервативные. К сожалению.

— У тебя здесь семья или ты просто приехал на время из Большого Яблока? — Произнося «Большое Яблоко», она сложила ручки, как в танце шимми.

— Нет, семьи нет. Приехал на время, да.

— А почему Нью-Йорк — это Большое Яблоко? И правда, что это город, который никогда не спит? Слушай, а ты куришь? Ну, сигареты то есть. Ха. Может, выйдем на улицу на минуту? В дождь красиво.

— А ты разве не на презентацию пришла?

— Не, я уже отстрелялась. Я пришла только к своему преподавателю поэзии. Не, ну не то чтобы… Ха-ха! Еще подумаешь, что я Лолита какая-нибудь.

— Ло-ли-та. Свет моей жизни, огонь моих чресел.

— Мм? Это типа цитата? В Атенео я тоже на писательском мастерстве. Папа, конечно, был в шоке. Но знаешь, как это бывает: читать мне нравится, так, может, писать тоже не скучно. Путь наименьшего сопротивления. Подожди, тебя-то как зовут?

— Да, прости. Я — Мигель. Мигель Астиг. Шутка.

Она сдержанно смеется. Я рассчитывал на большее. Мы идем к кассе, она расплачивается за книгу. Выходим, стоим под навесом. С углов беспрерывным потоком льет вода. Границы света и тени в прямоугольном пространстве создают ощущение, будто мы находимся в картине Эдварда Хоппера[127]. Сэди отдает мне книгу, вставляет мне в рот «Мальборо» и щелкает зажигалкой «Зиппо» с пин-ап-девицей на боку. Мне нравится курить, но как следует я никогда не затягивался. Поэтому, наверное, вопреки своей увлекающейся натуре, заядлым курильщиком так и не стал. Мне просто нравиться делать что-то, ничего при этом не делая. Но ей я говорю совсем другое:

— Знаешь… э-э… Сэди, Джон Чивер[128] уделял внимание деталям — в частности, как люди курят. В одном из интервью он вспоминал, как на похоронах его друга молодая вдова «курила так, будто сигареты были тяжелые». Мне это как-то врезалось в память.

— Да, круто, — говорит она.

Она пытается изобразить курение тяжелой сигареты, медленно поднося ее ко рту слегка дрожащей рукой.

— А ты в курсе, что имя Сэди…

— Ага, песня «Битлз». Только не пой. Я, кстати, довольна, что они распались. Иначе Джон не написал бы свои главные песни.

— Да нет, я хотел сказать, что Сальвадор…

— Знаю. У него есть персонаж по имени Сэди. В «Европейском квартете». Моя мама его обожает. Она читала всю серию в последние месяцы беременности и прикололась от Сэди, какая она своевольная и дерзкая. Я почти уверена, что меня и назвали в честь этой распутницы. Когда я вылезала из утробы, то выла, как подстреленная собака. Папа, правда, говорит, что имя от «Битлз». Ну, по крайней мере, в честь святой меня не назвали. Бля, пардон. Я просто того… атеистка.

— Слава богу, — смеюсь я. — Меня «Мигель» вполне устраивает. Меня назвали скорее в честь пива, нежели в честь архангела. Как это: «Нет Бога, и Мария мать Его»?

Сэди улыбается и покачивает головой.

— Кто ж это? Сантаяна, по-моему, верно?

— Гитарист? «Ойе комо ва»[129], — напевает Сэди.

— Нет, да бог с ним. Бог умер, да и был ли Он когда-нибудь? Ты наверняка еще и веган и кофе покупаешь только тот, что выращен свободными тружениками, без эксплуатации. А такое слыхала: «Компромисс — это когда все остаются недовольны»?

— Не-а.

— На самом деле у Криспина была девушка по имени Сэди. Сэди Бакстер, американский фотограф. У нее есть очень крутые работы, на самом деле. — Начинаю повторяться. — Можешь на самом деле посмотреть в интернете, набери «Сэди Бакстер». Он так сильно ее любил, что это подорвало их отношения. Красиво, на самом деле.

Она кивает и поджимает губки. Ей, вообще, интересно? Она куда милее Мэдисон. Она миниатюрнее, ее можно было бы схватить по-мужски в охапку и унести куда-нибудь. Кроме того, она, очевидно, более начитанна. Но, черт побери, почему я всегда западаю на девушек, с которыми у меня нет шансов?

— Бля! — Сэди встрепенулась, как будто кто-то кольнул ее сзади. — Не знаешь, который час? Я должна быть дома к ужину в семь.

— Без десяти семь. Интересный маневр.

— Как ты меня раскусил!

Она бросает сигарету и тушит, наступив модным шлепанцем с филиппинским флагом. Мой взгляд останавливается на ее ножке. Ногти аккуратно выкрашены в поросячье-розовый, ступня нежная, как у кролика, совсем не такая, как у Мэдисон. Я теряю дар речи.

Сэди ловит ртом мятный леденец.

— Удивительно сильная штука. Бля, прости. Это последний, а родители… сам понимаешь. Они не курят. Ну то есть официально папа тоже не курит. Да и кто сейчас вообще курит?

— Я — нет, — говорю я, бросив окурок на дорогу.

— Вот и я тоже. Ну, приятно было познакомиться. Мне пора скипать.

Она раскрывает зонтик с фрагментом Сикстинской капеллы с внутренней стороны, выбегает в темноту и исчезает. Стихает шлепанье ее вьетнамок. Я поднимаю ее растоптанный окурок и смотрю на фильтр. От ее губ остался след бальзама. Принюхиваюсь — вишневый.

Да, знаю, я облажался. «Sexy Sadie, — тихонько напеваю я, пытаясь подражать Леннону, — oooh, what have you done?»[130] Спешить особо некуда, смотрю на дождь.

Вдруг рядом притормаживает машина. Что за нафиг? Сердце начинает колотиться. Черный «лексус». Бежать? Стекла затонированы в ноль. Звать на помощь? Боковое стекло опускается. Из салона доносится древний хип-хоп. За рулем Сэди, она улыбается, лицо мягко подсвечено приборной панелью.

— Эй, нигга, — говорит, — я кое-что забыла.

Уф, отлегло, но я стараюсь не показывать виду и развязно улыбаюсь:

— Когда это ты успела?

— Ну как — у тебя моя книга.

Смотрю на «Просвещенного» у себя в руках и передаю его в приоткрытое окно.

— Прости, забыл.

— Интересный маневр.

— Но ты меня раскусила.

В мягком свете Сэди очень привлекательна, ее лицо блестит от капель, упавших в то неловкое мгновение, когда закрываешь зонтик и прыгаешь в машину. Я чувствую смешанный запах кожаного салона, мятного леденца и ее ванильных духов.