Мигель Сихуко - Просвещенные

• Название: Просвещенные
• Автор: Мигель Сихуко
• Издательство: Азбука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-03396-2

Впервые на русском — дебютный роман, получивший (по рукописи) «Азиатского Букера», премию Паланки (высшая литературная награда Филиппин) и премию Хью Макленнана (высшая литературная награда Квебека), вышедший в финалисты премий Grand Prix du Livre de Montreal (Канада), Prix Jan Michalski (Швейцария), Prix Courrier International (Франция) и Премии стран Британского содружества, а также попавший в список лучших книг года, по версии «Нью-Йорк таймс».

В ясный зимний день из Гудзона вылавливают тело Криспина Сальвадора — некогда знаменитого филиппинского писателя, давно переселившегося в Нью-Йорк, постоянного фигуранта любовных, политических и литературных скандалов. Что это — несчастный случай, убийство или самоубийство? Известно, что он долгие годы работал над романом «Сожженные мосты», призванным вернуть ему былую славу, разоблачить коррумпированных политиков и беспринципных олигархов, свести счеты с его многочисленными недругами. Но рукопись — пропала. А Мигель — студент Криспина и его последний друг — решает во что бы то ни стало отыскать ее, собирая жизнь Криспина, как головоломку, из его книг, интервью и воспоминаний. И постепенно возникает ощущение, что биография автора, с неизбежными скелетами в шкафах, это метафора жизни целой страны, где выборы могут украсть, а народные протесты — слить, где президент ради сохранения власти готов инсценировать террористическую угрозу, а религиозные лидеры слабо отличимы от уголовных авторитетов…

---

И тут она позвонила. Говорила она тихо, голос немного дрожал. Хотел бы я вспомнить — ради правдивости описания, ради более полного понимания человеческой природы, — что именно она произнесла. Полагаю, она сказала: «Я беременна». Хочется верить, что моя реакция была мгновенной и безукоризненной. Хочется верить, что даже в столь юном возрасте я вел себя достойно.

Наверное, я спросил Анаис, что она собирается предпринять. Она, не веря своим ушам, вроде бы ответила, что еще подумает. «Я хочу все сделать правильно». Я почти не сомневаюсь, что сказал именно это. В ее ответе я уверен полностью: «Посмотрим».

4

В такси по дороге в аэропорт Баколода я вынимаю из сумки фотоальбом Криспина. Потрескавшаяся виниловая обложка пахнет оплавившимся пластиком. Листаю страницы: подкрашенный вручную снимок младенца Криспина с отцом, они в одинаковой форме, оба отдают честь; передержанный снимок молодого Криспина, с бородой, в солдатской форме, с «Калашниковым» в руках, который он держит, как гитару, на фоне заросшей зеленью горы; поляроид, запечатлевший «возникновение» арт-группы «Пятеро смелых»: Мигги Джоунс-Матуте и Данило де Борха, в набедренных повязках, на заднем плане, и Криспин, в индейской рубахе, стоит между Марселем Авельянедой и миниатюрной Мутей Диматахимик, обнимая обоих. Дальше снова семейные фотографии: четырнадцатилетняя Лена делает «колесо», ее длинная красная юбка тюльпаном раскрылась к небу; девятилетний Нарцисо, в костюме Шерлока Холмса, выдувает из трубки мыльные пузыри; Младший и Леонора во время предвыборной кампании, в ярко-сиреневых фермерских шляпах, стоят перед старым паровозом Балдвина[144]; Криспин в окружении своих многочисленных кузенов на семейном сборище на морском курорте (на одном из братьев майка с лицом Младшего и надписью: «Я переизбираю своего Сальвадора»). Есть также фотография симпатичной девчушки с карими глазами и пшеничными волосами, лет, наверное, трех. Выцветший снимок не подписан.

* * *

Дульсе и Джейкоб обогнули бассейн на полном ходу. Джейкоб бежал, как будто у него горели штаны. Руки, ноги, золотые локоны Дульсе мелькали так, что уже не различить. Она указала на времянку, где садовник хранил свой инструмент.

— Туда, — прошептала она. — Надо сделать так, чтоб они нас увидели.

Джейкоб не поверил своим ушам:

— Ты серьезно?

Дульсе кивнула в ответ:

— У меня есть план.

Они зашли в темную времянку. Дульсе нашла моток веревки, привязала один конец к дверной ручке, протянула ее в дальний конец помещения и села в углу.

— Так, — сказала Дульсе, — я останусь здесь, а ты выйдешь, чтоб они тебя увидели.

— Что?! Я?! Да ты спятила!

— Я старше тебя на месяц, так что слушайся. Кроме того, ты еще вчера говорил: я всего лишь девчонка.

— Н-но… но… — заикался Джейкоб. — Я не то хотел сказать. Если они сюда заберутся, нам конец.

Дульсе посмотрела ему прямо в глаза:

— Положись на меня.

Джейкоб вышел, как раз когда двенде добрались до сада. Они смотрели по сторонам, кто-то даже любовался цветами. Не нравится мне эта затея, подумал Джейкоб. Но Дульсе вытаскивала их из таких заварушек, что ему оставалось только полагаться на нее.

— Эй! — крикнул Джейкоб. — Эй, вы, тупые коротышки! Вот мы где!

Двенде обернулись. Снова радостно захлопали, обнажили похожие на сосульки зубы и поскакали в сторону времянки. Джейкоб забежал внутрь и сжался в комок рядом с Дульсе.

— Готов? — спросила Дульсе.

Ожидание, казалось, длилось вечно. Наконец показались шесть пар оранжевых глаз. Они плыли в темноте, косились по углам, поглядывая то наверх, то под ноги. И вот одна пара округлилась на ребят. Послышался леденящий душу смешок, и шесть пар оранжевых глаз, внезапно покраснев, уставились на них.

Криспин Сальвадор. «Ночи в Кесон-Сити» (вторая книга трилогии «Капутоль») * * *

— Скажи, что это не твой, — сказал Дуля. — Откуда ты знаешь, что он от тебя?

— Знаю.

— Откуда? Может, у нее симпатичный водитель или из слуг кто-нибудь?

— Дуля, пожалуйста. Знаю, и все.

— Ты знаешь, потому что сейчас у вас все-все-все в порядке. А что будет, когда у вас все-все-все пойдет наперекосяк?

— Вы с Булей научили меня, что такое хорошо и что такое плохо.

Дуля сидел сгорбившись за столом, установленном в его убежище, похожей на пещеру гардеробной. Дверца одного из шкафов был открыта настежь, и за сдвинутыми вбок рубашками и костюмами виднелся целый стеллаж для оружия. Спокойная риторика Дули жгла пуще Булиных злобных выкриков. Сейчас она, осипшая, сидела в спальне.

— Ты очень расстроил бабушку. Ей пришлось выпить бренди. Ты знаешь, как это нехорошо.

— Так что ж мне теперь делать?

— Доверься нам. Не стоит жертвовать своей юностью.

— Я вам, конечно, доверяю. В том-то и дело. Если мне придется уйти из дома и устроиться на работу, я готов.

— Какой ты эгоист! Ну почему ты обязательно должен думать только о себе?

— И что же такое, по-твоему, эгоизм? Я готов отдать все, чтоб у этого ребенка была достойная жизнь.

Дуля лишь покачал головой. И снова вздохнул:

— Ты еще салага.

— Если надо, я уйду.

— Тебе всего семнадцать.

— Хватило сил заделать ребенка, должно и на воспитание хватить. — Эту фразу я слышал в фильме «Пацаны в капюшонах»[145].

— Может, пойдешь в свою комнату и все хорошенько обдумаешь?

— Я уже обдумал.

— Подумай еще.

* * *

Свое первое знакомство с писателем Криспином Сальвадором я помню до сих пор. Миссис Лумбера, вдохновенно-флегматичная преподавательница, задала нам «Одним выстрелом двух зайцев» еще на первом курсе Атенео. Слова Криспина впервые дошли до меня в отпечатках синих чернил на дешевой рыхлой бумаге для мимеографа. Мы уже читали «Накануне Первомая» Ника Хоакина[146], «Наводнение в Тарлаке» Грегорио Брильянтес[147] и эпохальный роман Пас Маркес Бенитес «Мертвые звезды»[148]. Однако рассказ Криспина произвел на меня самое глубокое впечатление.

Там молодой, состоятельный протагонист по имени, так уж совпало, Мигель натыкается в темном закоулке на жестоко порезанного незнакомца. Мигель облегчает страдания умирающего, который «так бережно держит свои внутренности, будто в них заключена вся суть его жизни, прожитой до этой сцены в черно-белом мире». Фетровую шляпу цвета «красный блядский» он аккуратно снял и положил на пустую картонную коробку, чтобы «не запачкать более темным оттенком крови».

«Двое мужчин, — пишет Криспин, — связанные лишь игрой обстоятельств и непутевой звездой, что свела их прохладным февральским вечером в темном проулке в Тондо; в объятьях их чувствовался порыв недоизлитой любви, которая на исходе уже рассеивающейся ночи обрела вдруг последний шанс». Настоящая драма начинает разворачиваться, когда жертва испускает последний вздох, а прибывшая на место полиция принимает Мигеля за убийцу. «Сможет ли этот не оперившийся еще юнец взять на себя столь внезапно навязанную ему ответственность? Или он предпочтет спастись бегством?»

* * *

От дальнейшей беседы Лена отказалась и тут же попросила его удалиться. Наш протагонист, пребывая в полном замешательстве, успевает на последний рейс Баколод — Манила.

Он смотрит в окно. «Эрбас» покидает землю и летит в сгущающуюся синеву. Тень самолета кажется ему воднолыжником на волнах неизвестности. Наш протагонист покрепче сжимает подлокотники. Потом опускает шторку на иллюминаторе, и вот уже напряжение в его теле ослабевает.

Он плывет к проулку и делает большой глоток воды. Вода теплая, как мокрота. Ужас ласкает его кишки. Он видит проулок вдали, фары «лексуса» скользят по поверхности, потом погружаются в воду. Он видит, как небо вспыхивает красным, синим, желтым. Звезды несутся вниз. Тело в вертикальном положении, ноги ищут дно и не находят. Он размахивает руками, как запутавшийся в паутине. Его пальцы выныривают на поверхность. На мгновение он чувствует воздух. Но тело уже не дает ему вдохнуть. Гортань свело. Вместилище жизни губит само себя. Он теряет сознание и видит, как плывет по воде, мирно свернувшись в форме полуприкрытой кисти. Однако на лице его выражение человека, которого обманули.

Он просыпается в панике, почувствовав, как самолет слегка наклоняется вперед, заходя на посадку. Почему, думает он, я никогда не запоминаю сны? В терминале внутренних перелетов небо тускнеет. Выйдя из аэропорта, он чувствует себя как-то странно. Как голый. Следит за каждым своим движением. Тело словно бы не его. Он берет такси до Макати. Сидит в пробке, как пациент в очереди к зубному. Со стороны темнеющего горизонта медленно приближаются небоскребы, то тут, то там загораются белые окна. На тротуарах пассажиры голосуют джипни, дорожные рабочие зубоскалят над детьми, которых взяли в помощники. Вдоль неровных рядов машин ходят продавцы, размахивая газетами, сигаретами, конфетами, мальчишки продают цветы, насаженные на зубную нить. Привычная картина всегда вызывает у него грусть, как вечно пустой ресторан, проходя мимо которого видишь лишь семейную пару владельцев, наряженных в форму в ожидании посетителей.