Жорж Оне - Серж Панин

• Название: Серж Панин
• Автор: Жорж Оне
• Жанр: Исторические любовные романы

OHE Жорж [1] — французский писатель. Ряд романов и пьес О. (переделки тех же романов для сцены), объединенных в серию под названием «Жизненные битвы» (Les batailles de la vie), представляют собой безудержную апологию буржуазного порядка. Морально безупречный и непомерно богатый буржуа у О. всегда торжествует над дворянином («Le maître des forges», 1882, «La Grande Marnière», 1885, «Serge Panine», 1881, «Volonté», 1888, «La comtesse Sarah», 1883, «Lise Fleuron», 1884). Образы О. сводятся к десятку условных ходульных персонажей. Положение героев, даже их наружность и костюм повторяются из романа в роман. Произведения О. выходили миллионными тиражами в сотнях изданий, далеко оставляя за собой тиражи Золя и Додэ. Секрет его исключительного успеха у парижского мещанства объясняется тем, что при несомненном мастерстве в развитии сюжета у него, по словам Леметра, «нет ничего, что превосходило бы его читателей. Его романы точь в точь по их мерке. Г-н Оне представляет им их собственный идеал», идеал буржуазной обывательщины

---

— Все наши гости съехались, — сказал Марешаль. — Я могу оставить теперь свой пост и побыть с тобой. Вот уже четверть часа как я ищу тебя. Напрасно ты прячешься в углу: это могут заметить. Пойдем к замку! Гораздо будет лучше, если тебя увидят, а то, пожалуй, выдумают такие вещи… что и представить себе не можешь.

— Да что мне за дело до этого? Пусть что хотят, то и выдумывают! — воскликнул Пьер с жестом глубокого горя. — У меня смерть в душе.

— Всякий может мучиться душевно, но как бы мы ни страдали, нужно всегда стараться, чтобы никто не заметил этого. Будем подражать молодому спартанцу, грудь которого терзала лисица, спрятанная под плащом, а он улыбался. Надо избегать казаться смешным, мой друг! В нашем глупом обществе никто не подаст большего повода к смеху, как отвергнутый возлюбленный, который имеет растерянный вид и бьет себя кулаком в грудь. К тому же, пойми ты, страдание — закон человеческий, свет — это арена, а жизнь — постоянная борьба, На каждом шагу нас встречают и одолевают материальные препятствия и нравственные страдания. Но не нужно поддаваться, а идти вперед и стараться победить эти препятствия. Если кто позволяет себе впасть в уныние, другие перешагнут через него! Ободрись, дружище!

— А для кого я буду бороться? Послушай, сейчас я строил планы, но я был сумасшедший. Всякое честолюбие замерло во мне, равно как и все надежды.

— Будь покоен, честолюбие вернется к тебе. В настоящую минуту ты нравственно разбит, но вскоре снова почувствуешь свои силы. Что касается надежды, то никогда не нужно оставлять ее.

— Чего же мне ждать в будущем?

— Как чего? Да всего! Всего возможного на этом свете! — воскликнул весело Марешаль. — Кто, например, докажет, что княгиня не станет в скором времени вдовой?

Пьер не мог удержаться от смеха:

— Ты говоришь глупости!

— Мой милый, — сказал в заключение Марешаль, — в жизни только глупости, кажется, и имеют смысл. Покурим лучше!

Они прошли сквозь толпу и направились к замку. В это время князь, предложив руку красавице, одетой с удивительным изяществом, направился к террасе. Савиньян, находясь в центре небольшого кружка молодых фатов, поместившихся около выхода, поднимал на зубок, с бесцеремонностью и грубостью привычного к тому языка, всех проходящих мимо них гостей. Пьер и Марешаль подошли незаметно и встали сзади молодых людей.

— Кто это идет под руку с нашим прекрасным князем? — спросил маленький толстяк в белом атласном жилете и с веткой белой сирени в петлице.

— Ле-Бред, мой дорогой, ах, да ты ничего не знаешь? — воскликнул насмешливо Савиньян. — Может быть, ты живешь в Маре, в своей семье, но это невозможно!

— Ничего нет странного в том, что я не знаю этой прелестной блондинки! — проворно ответил Ле-Бред обиженным тоном. — У меня вовсе нет претензии знать имена всех красивых женщин Парижа!

— Парижа! Так эта дама парижанка? Но ты, значит, не рассмотрел ее! Посмотри хорошенько! Открой глаза: ведь чисто английский шик, мой друг!

Все фаты принялись хохотать, покачиваясь с насмешливым видом. Они узнали в ней тотчас чистокровную англичанку. Как мужчины, они не могли ошибиться, Один из них, по имени Дю-Трамблей, с печальным видом воскликнул:

— Ле-Бред, мой друг, сколько огорчений ты нам доставляешь!

В эту минуту прошел князь, тихо разговаривая с прекрасной англичанкой, слегка опиравшейся на руку своего кавалера.

— Кто же она, наконец, такая? — спросил нетерпеливо Ле-Бред.

— Это, мой милый, леди Гартон, двоюродная сестра князя. Богачиха! Ей принадлежит целый квартал в Лондоне!

— Говорят, что она год тому назад была очень благосклонна к Сержу Панину, — шепнул по секрету Дю-Трамблей.

— Почему же он не женился на ней, если она так богата? Целый год уже как этот милый князь сидит совсем на мели.

— Она замужем.

— Да, это причина уважительная. А где же ее муж?

— Живет в своем шотландском замке. Его никогда не видят: он душевно больной и не может обойтись без постороннего надзора.

— Даже в смирительной куртке! Тогда почему же эта красивая женщина не хлопочет о разводе?

— Богатство принадлежит не ей, а мужу.

— Вы так бы и сказали мне!

Пьер и Марешаль слушали молча эту пустую, бессмысленную болтовню. Группа молодых людей перешла на другое место. Оба друга переглянулись, Так вот как судили о Серже Панине его товарищи по увеселениям, завсегдатаи тех собраний, где он провел большую часть своей жизни. По мнению этих милых виверов, князь, «сев на мель», должен был жениться на богатой женщине. Он не мог жениться на леди Гартон и тогда обратился к Мишелине. И вот милое дитя сделалось женой такого человека! Что мы могли сделать? Она полюбила его.

В это время госпожа Деварен и Мишелина появились на террасе. Леди Гартон указала веером на молодую новобрачную. Князь, оставя свою даму, подошел к Мишелине.

— Одна из моих родственниц, по мужу англичанка, жена лорда Гартона, желает, чтобы я представил ее тебе. Конечно, ты согласна?

— От всего сердца, — ответила молодая женщина, бросая на мужа нежный взгляд, — Ты знаешь хорошо, что все, что касается тебя, мне дорого.

Прелестная англичанка медленно приблизилась.

— Княгиня Панина! — с важностью проговорил Серж, представляя Мишелину, которая грациозно раскланялась. Затем с оттенком фамильярности он представил свою родственницу: — Леди Гартон!

— Я очень люблю вашего мужа, — сказала англичанка. — Надеюсь, что вы позволите мне также любить и вас; а теперь прошу вас доставить мне удовольствие принять от меня этот маленький подарок.

Сказав это, она сняла со своей руки великолепный браслет, на золотом ободке которого было выгравировано слово: «Semper». Серж нахмурил брови, ноздри его сжались и все лицо его приняло недовольное выражение. Мишелина, с опущенными глазами, немного смущенная величавым видом англичанки, ответила просто:

— Я приму его с большим удовольствием, миледи, в знак дружбы.

— Мне кажется, миледи, — сказал Серж, — что я узнал этот браслет.

— Это вы когда-то подарили мне его, — ответила спокойно леди Гартон. — Слово «semper», — извините, княгиня, мы все, польки, знаем по-латыни, — «semper» означает «постоянно»! Великое слово! Этому браслету скорее всего следует быть на руке вашей жены. До свиданья, дорогой князь, желаю вам быть счастливым.

Сделав Мишелине поистине царский поклон, леди Гартон, подозвав высокого молодого человека, взяла его под руку и удалилась.

Изумленная Мишелина посмотрела на золотой браслет, сверкавший на ее белой руке. Серж, не говоря ни слова, снял его с руки своей жены и, приблизясь к террасе, быстрым движением бросил его в бассейн. Браслет сверкнул в темноте; многочисленные брызги появились на поверхности воды, и затем водная поверхность стала спокойной. Мишелина, еще более удивленная, посмотрела на Сержа. Последний с кротким видом сказал ей:

— Извини.

Молодая женщина ничего не ответила, но глаза ее наполнились слезами, радостная улыбка показалась на ее губах. Взяв быстро руку своего мужа, она повела его в зал.

Там танцевали. Барышни де Понтуаз, щеголихи де Крейль съехались на праздник, боясь потерять прекрасный случай для упражнения в танцах. Сопровождаемые благосклонным взглядом матерей, сидевших вдоль стен, они веселились, несмотря на удушливую жару, со всем пылом молодых провинциалок, не избалованных бальными удовольствиями. Пройдя быстро по зале между танцующими, Серж и Мишелина добрались до оранжереи, служившей будуаром госпоже Деварен.

Там царствовала приятная прохлада. Здесь находился уже Кейроль с Жанной и Сюзанной Герцог. Молодая девушка, чувствовавшая себя стесненной и лишней среди новобрачных, была очень рада приходу князя с Мишелиной. Ее отец оставил ее на минуту на попечение Кейроля, но вот уже час, как не возвращался.

— Мадемуазель, — сказал весело князь, — сию минуту, проходя через зал, я слышал слова: заем, учет, ликвидация. Без всякого сомнения, там должен быть и ваш отец. Не желаете ли, чтобы я сходил за ним?

— Буду очень благодарна за это, — ответила молодая девушка.

— Так я иду.

И, быстро повернувшись на каблуках, счастливый от возможности избегнуть на минуту взгляда Жанны, Серж пошел опять в зал. С первого взгляда он увидел Герцога, сидящего в амбразуре окна и разговаривающего с одним из главных парижских биржевых маклеров. Князь направился прямо к нему.

— Виноват, что оторву вас от приятного разговора, — сказал он, улыбаясь — но вас ждет ваша дочь, она беспокоится, почему вы долго не идете к ней.

— Моя дочь? Это правда; завтра я постараюсь с вами увидеться, — сказал он своему собеседнику, — мы опять поговорим об этой комбинации; тут можно много выиграть.

Собеседник с надутой физиономией, обрамленной белокурыми бакенбардами, как плавательными перьями, уверил Герцога в своем желании участвовать в деле, обещавшем тому и другому большие барыши.