Сьюзен Виггз - Огненный рай

• Название: Огненный рай
• Автор: Сьюзен Виггз
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999

Этот роман — история любви двух молодых людей, волею судьбы оказавшихся по разные стороны баррикад в годы войны за независимость США. Чтобы обрести счастье и завоевать сердца друг друга, им приходится пройти через тяжелейшие испытания, изведать горе утраты и радость обретения светлого, трепетного чувства, познать страдания, ненависть, предательство.

---

Да, удивляться нечему, решила она и, неохотно поднявшись с постели, умылась над тазом с водой. Дни замужества проходили в тяжком труде, нередко омрачались плохим настроением Эштона, и только ночи скрашивали все — они занимались любовью часто и бурно, что помогало забывать и резкость мужа, и неодобрение родителей, и собственное чувство вины за такой неординарный способ их женитьбы.

Днем иногда в их отношениях появлялись раздражение и недомолвки, но по ночам воцарялась безумная страсть и удовлетворение всех желаний, о которых никогда не говорилось вслух; утро начиналось с напряженного ожидания, что сулит им очередной день, а вечера приносили предчувствие блаженства и успокоения. В их первую ночь Эштон заметил, что их брак не может быть идеальным, и это так и случилось: полное понимание и совместимость, которые они испытывали на узкой скрипучей кровати, исчезали, хотя и не надолго, когда возникали неожиданные жизненные повороты.

Повседневное хлопчатобумажное платье Бетани все еще подчеркивало стройность ее талии, хотя грудь уже немного пополнела, — изменения в фигуре стали заметнее еще и потому, что она перестала носить корсет, мешавший в работе.

Появившийся волчий аппетит утолить было нечем, кроме кукурузного хлеба и бекона, поджаренных мужем на завтрак, — но ее тут же вырвало, в желудке остались неприятные ощущения, сердце защемило, и она решила найти Эштона, чтобы переговорить с ним.

Выйдя из дому, Бетани столкнулась с Дорианом Тэннером, появившимся совсем с другой стороны в своем великолепно сидевшем на нем красном мундире. Его губы гневно сжались, впервые за все время их знакомства он грубо схватил ее за руку.

— Я вернулся с задания, надеясь, что меня ждет невеста, а вместо этого узнаю, что вы — жена другого человека.

Она посмотрела на его наманикюренные пальцы, впившиеся ей в кисть.

— Отпустите меня.

— Жду объяснения: вы были со мной неразлучны в течение нескольких недель, Бетани.

Она опустила глаза.

— Извините, что ввела вас в заблуждение, совсем не хотела этого, но вы неправильно истолковали нашу дружбу.

— А о чем ином можно было думать? Вы нарушили клятву…

— Простите, но мое сердце всегда принадлежало этому человеку.

Бетани опустила ресницы — ей и в голову не приходило причинить боль кому-то другому: стараясь вызвать ревность Эштона, она даже не думала, что Дориан влюбится в нее. Мимолетно взглянув на его почти классически совершенное лицо, она, к своему изумлению, разглядела в нем не боль, а гнев.

— Простите, Дориан. Я вела себя слишком эгоистично.

— Простить ничего не стоит, моя дорогая, но есть условие: не забыть вот об этом, — он, схватив ее за плечи, притянул к себе и впился в ее губы жестким поцелуем. Бетани протестовала, вскрикнула, пытаясь освободиться из его крепких объятий, тем более что исходивший от него сладковатый и резкий запах цветочной пудры еще больше усилил чувство приближающейся тошноты.

Послышались мягкие шаги, и две сильные руки оттолкнули их друг от друга. Споткнувшись, она с изумлением увидела Эштона, стоящего на тропинке, и подбегавшего следом Глэдстоуна. Муж смерил холодным взглядом сначала Дориана, затем ее, и словно острыми иголками пронзил ее сердце.

— Когда вы закончите любезничать с моей женой, — произнес он голосом, разящим, как рапира, — я хотел бы поговорить с ней, — и быстро удалился, оставив после себя ледяной холод, хотя стоял теплый осенний день. Чуть не падая, Бетани бросилась за мужем, ей удалось догнать его у дверей их дома; окликнув его, она поняла — их отделил друг от друга огромный айсберг.

— Ты вернешься к родителям, — очень спокойно произнес он. — Не позволю развлекаться со своим любовником в моем доме.

Она чуть не лишилась дыхания, как будто он нанес ей удар в живот.

— Он не любовник.

— Ты же не назовешь меня лжецом после того, что я видел своими глазами.

— Это было совсем не то, о чем ты думаешь: у меня с Дорианом состоялся разговор… Он меня неправильно понял и разозлился…

Эштон зло рассмеялся.

— Это понятно по его поцелую.

— … разозлился, потому что я вышла за тебя замуж.

Ярость отразилась на лице Эштона. — Ты совершила непростительную ошибку: он — более подходящий для тебя муж.

— Я не стану больше с ним встречаться и разговаривать.

— Твои обещания уже ничего не значат.

— А я, Эштон? — Слезы зазвучали в ее голосе. — Тоже ничего для тебя не значу?

Его глаза сузились в холодные голубые льдинки.

— Ты для меня — все: семь лет работы подневольным на твоего отца; тяжкий груз на всю мою жизнь; и наконец, еще два дополнительных рта, которые нужно кормить, хотя я и не хотел этого.

— Что? — Кровь отлила от ее щек, а рука невольно коснулась живота. — Как ты узнал о ребенке?

— Неужели ты меня считаешь глухим и слепым? Ты помчалась за мной в Бристоль, потому что забеременела и хотела поделиться со мной своим горем, заявив перед военным судом, что ждешь ребенка.

Бетани чуть покачнулась и ухватилась рукой за забор, увитый диким виноградом. Она безмолвно открывала рот, не в силах произнести ни звука, — только протестующие тихие рыдания вырвались у нее из груди: значит, он считает, что во время суда она уже была беременной, и, конечно, развлекалась с англичанином. В ее сердце вспыхнула надежда: как только ему все станет известно, он, естественно, простит ее, и это станет для них новым началом. Бетани смело встретила его взгляд.

— Эштон, послушай: во время суда я сослалась на беременность, чтобы добиться от полковника Чейзона твоего освобождения. Если бы мне не пришла в голову идея о смягчающем обстоятельстве, он бы не изменил своего решения. Можно ли было подумать, что ты поверишь в эту ложь? Разве мне не составляло труда объяснить тебе всю правду?

В его глазах промелькнуло какое-то неясное выражение: не жалость к ней, не собственная слабость, но ей показалось, что его ненависть чуть уменьшилась, — надежда расцвела в ее сердце полным цветом. Но пришлось в очередной раз снова похолодеть.

— Если говоришь правду, тогда почему во время первой брачной ночи ты не созналась во всем?

У нее рот открылся от удивления.

— Ты считаешь, что я была не девственницей?

Эштон почувствовал некоторую неловкость.

— Скажу иначе — во время первой брачной ночи ты была уже не девушкой. — Кровь прилила к ее щекам.

— Не собираюсь разбираться в подобных делах: если я оказалась не такой… как ты ожидал, то это совсем не потому, что раньше отдалась кому-то другому.

Она смело взглянула ему в глаза, и снова в них промелькнуло выражение, которое говорило — ему хочется поверить ей. Но оно исчезло быстрее, чем в первый раз.

— Есть такие вещи, которые невозможно опровергнуть.

— О Боже! Не вынуждай возненавидеть тебя, — в отчаянии крикнула она. Гнев, вызванный унижением, не отпускал ее из своих безжалостных тисков. — Ты считаешь, что хорошо знаешь женщин, и уверен, что каждая во время первой брачной ночи должна быть девственницей? А если и мне предъявить к тебе те же самые требования? Разве я стану меньше уважать тебя из-за того, что ты тоже не был девственником?

— С мужчинами все по-другому, — пробормотал он.

— Разве женщина не может испытывать удовлетворения, зная, что она единственная? Или подобные чувства доступны только мужчинам?

Эштон отвел взгляд.

— Никогда не задумывался над подобными вопросами, когда стал юношей.

Она взглянула ему в лицо, и весь ее гнев исчез.

— Твои предрассудки обратились против тебя же, не так ли? Но это не обвинение тебе. — Она приблизилась к нему на шаг и взяла его потную руку. — В нашу первую брачную ночь ты имел чистую и невинную девушку… — Она набрала воздуха, чтобы успокоить дыхание. — Но сейчас я действительно беременна.

Эштон поморщился.

— Сколько раз ты солгала мне, Бетани? И сколько еще будешь лгать и смотреть на меня ясными, невинными глазами? — Из его груди вырвался тяжелый вздох. — Ты заявляешь, что ребенок мой. Очень хорошо. Продолжай утверждать, если тебе так хочется, думаю, время покажет, правда это или ложь.

Она судорожно вдохнула воздух.

— Девять месяцев — слишком большой срок, чтобы родилось твое доверие, Эштон. Можно ли все это время терпеть твои оскорбительные обвинения? Предположим, ребенок родится в мае. Что тогда?

Он взглянул на нее совсем не сердито.

— Тогда, надеюсь, ты как следует проучишь меня.

* * *

Порывистый ветер подгонял Эштона, пересекавшего Мальборо-стрит по пути в таверну «Белая лошадь». Ньюпорт казался совсем другим в эти дни. Установилась необычно холодная зима, и разгоралось пламя восстания; город замкнулся в самом себе: по улицам с угрюмым презрением шагали отряды «красных мундиров» — их встречали закрытые окна и ставни домов. Капитана Королевского флота Джеймса Уоллеса называли не иначе, как проклятием залива Наррагансетт: его флот не трогал только друзей английской короны.