Елена Морозова - Казанова

• Название: Казанова
• Автор: Елена Морозова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02737-Х

Джакомо Джироламо Казанова вошел в историю как великий любовник. Вечный странник, авантюрист, игрок, алхимик, тайный агент, писатель. переводчик, журналист — каких только занятий он не перепробовал! Но чем бы он ни занимался, на первом месте у него всегда стояли женщины. Подчинив всю свою жизнь стремлению к наслаждению, возведенному галантным XVIII веком до уровня философии. Казанова сделал любовь высшим смыслом своего существования.

Несмотря на знакомство с монархами и знаменитостями, на переписку с просвещеннейшими людьми своего времени, известность пришла к Казанове только посмертно — после публикации его «Мемуаров», написанных в преклонные годы, когда, не в силах одерживать новые любовные победы, он скрашивал свой досуг воспоминаниями. Неутомимое и живое перо гения повседневности сумело воссоздать яркий калейдоскоп жизни и быта галантного XVIII столетия, передать беззаботную атмосферу авантюризма. Большая история обошла его стороной, и ни Казанова — тайный агент, ни Казанова — дипломат не оставили в ней заметного следа. В настоящей книге Казанова представлен как герой своего времени, герой, занятый поисками наслаждений и удовлетворением своих амбициозных планов.

---

Затем начались переговоры об оружии. Авантюрист хотел драться на шпагах, ибо фехтовальное искусство знал до тонкостей, Браницкий же предпочитал пистолеты и лично приехал уговаривать Казанову. Тот согласился. Дуэль решено было не откладывать, дабы слух о ней не дошел до короля. В тот же день, в условленный час, берлина, запряженная шестеркой рысаков, остановилась возле трактира, где проживал Казанова; в берлине сидел Браницкий с несколькими приятелями; забрав Казанову, они поехали за город, к месту, выбранному для дуэли. Прибыв туда, польский граф предложил венецианцу самому выбрать пистолет, и тот, взяв наугад, громогласно объявил, что будет стрелять в голову (так сказать, психологически надавил на противника). Браницкий побледнел и, отшвырнув шпагу, рванул на груди рубашку, обнажив грудь. Вынужденный последовать его примеру, Казанова с сожалением расстался со шпагой и расстегнул камзол. Быстро разойдясь, соперники встали в позицию; Авантюрист предложил Браницкому стрелять первым, тот занервничал, рука его задрожала и в результате оба выстрелили одновременно. Казанова был ранен в левую руку, Браницкий же упал, обливаясь кровью. Отбросив пистолет, Казанова устремился к поверженному противнику, но тут над головой его взметнулись сабли друзей графа…

— Канальи! Уважайте благородного человека! — раздался возглас поверженного поляка, и сабли убрались в ножны.

Браницкий был тяжело ранен в живот, и Казанова отвел его в трактир, где постарался разместить с наибольшими удобствами; все сопровождавшие знатного вельможу побежали: за лекарем, за хирургом, за священником, за родными и близкими…

— Бегите, — слабым голосом проговорил Браницкий, — иначе дойдет до государя, и не сносить вам головы. А ежели у вас нет денег, то вот, возьмите.

И он, собрав остатки сил, вытолкнул из кармана тяжелый кошелек, со звонким стуком упавший на пол. Венецианец поднял кошелек и бережно, стараясь не потревожить раненого, вложил его обратно к нему в карман:

— Благодарю вас, граф, однако ж кошелек мне ваш не надобен. Коли я окажусь повинным в вашей смерти, я сам явлюсь к королю. Но хочется надеяться мне, что рана ваша окажется несмертельной.

Поцеловав в лоб поверженного противника, Казанова вышел из трактира и, завидев вдали повозку, запряженную парой лошадей, попросил сидевшего за кучера крестьянина отвезти его в Варшаву. Не зная языка, он прекрасно договорился с помощью дуката и слова «Варшава». Забравшись в повозку, он прикрылся рогожкой, и крестьянин погнал коней во весь опор. Вскоре навстречу ему с саблей наголо промчался на взмыленном рысаке Бининский, закадычный друг Браницкого, и Казанова порадовался, что тот не заметил его под рогожкой. «Иначе непременно зарубил бы своей саблей», — с грустью подумал он.

Авантюрист намеревался просить убежища у князя Чарторыского, но того дома не случилось. Тогда он отправился в расположенный неподалеку от дома князя францисканский монастырь. Приняв Авантюриста за преступника, желающего скрыться от правосудия, монахи сначала не захотели его впустить, но когда он, рассвирепев, чуть не сломал дверь и отколошматил привратника, монахи взяли его под руки и отвели в тесную келью, более похожую на темницу. Уверенный, что подобное неудобство — ненадолго, Казанова послал за слугами и за врачом. Но всех опередили восторженные поклонники — князья и воеводы, недолюбливавшие Браницкого, они приехали выразить Казанове свою поддержку. Некоторых из них Авантюрист видел впервые.

Келья, куда поместили Казанову, не могла вместить всех желающих поглядеть на него, знатные визитеры стали возмущаться, и перепуганные монахи тотчас отвели пострадавшему две удобные и просторные комнаты. Многие предлагали Казанове свои кошельки, но он, упоенный неведомым ему прежде чувством публичного признания, от них отказался, о чем потом, как он сам признался, горько жалел. Принимал он единственно провизию, всякий день посылаемую князем Адамом Чарторыским. Сторонники же Браницкого, напротив, злились, а великий коронный маршал Белинский с драгунами даже собирался окружить монастырь и взять его штурмом, ежели венецианца не выдадут добровольно. Король, однако, был к Казанове благосклонен, и в записке к воеводе российскому написал, что не станет дуэлянта наказывать, даже если Браницкий умрет. Враги тоже постепенно унялись.

Тем временем пясть левой руки Казановы, куда угодила пуля, нагноилась и распухла, и три хирурга, его пользовавшие, в один голос заявили, что сие есть гангрена и кисть надо ампутировать. В ответ пациент ответил, что он хозяин своей руке и не намерен расставаться с ней по чужой воле; сам же он гангрены не видит. Возмущенные лекари, почитавшиеся лучшими в Варшаве, ушли, на смену им явились доброжелатели, оскорбленные тем, что раненый отверг предложенную ему помощь. Казанова всех успокоил, всех поблагодарил, но позволить отрезать кисть отказался. Он был уверен, что заражения нет, а гной постепенно выйдет. Вечером к нему пришли уже четыре хирурга, сняли повязку, увидели, что рука вдвое толще обычного, и постановили отрезать ее до локтя. Уставший от споров раненый попросил их явиться завтра со всеми инструментами, необходимыми для ампутации. Хирурги тотчас разнесли новость сию по городу. А на следующий день Казанова велел слуге никого к нему не пускать. На том дело и кончилось. На Пасху, когда Казанова окончательно покинул монастырь и вернулся в свои комнаты в трактире, рука его висела на перевязи.

Король, увидев явившегося ко двору венецианца, протянул ему руку для поцелуя и осведомился, что у Казановы с рукой (хотя знал прекрасно всю историю лечения). Казанова сослался на ревматизм, и монарх посоветовал ему впредь беречься. Разговаривал он с Авантюристом дружелюбно, но холодно.

Второй после выздоровления визит Казанова нанес Браницкому. Он знал, что, несмотря на тяжелую рану, противник его пошел на поправку. Во время пребывания Авантюриста в монастыре к нему почти каждый день являлся лакей графа, чтобы справиться о его здоровье. Посему, покинув монастырь, Казанова почел своим долгом навестить бывшего врага. Знатный поляк принял его в постели (он еще не вставал), говорил с ним любезно и всячески показывал, что зла на него не держит. Он даже пошутил, что, к счастью для себя, решил не обедать перед дуэлью, поэтому пуля миновала его пустой желудок, ведь, будь он полон, она бы непременно пробила его.

— А я, ваше сиятельство, плотно пообедал, — признался Казанова, — из страха, что обед этот станет последним в моей жизни.

Еще Браницкий признался, что перед поединком сходил в костел исповедаться и причаститься. Слушая его, Казанова вспомнил те несколько слов, с которыми он обратился к Господу, когда узнал, что дуэль состоится: «Господи, если противник меня убьет, я попаду в ад. Так не дай же ему убить меня».

Так незаметно пролетело несколько часов. Казанова еще раз попросил Браницкого простить его за нанесенную ему тяжкую рану, а также поблагодарил за честь, которую Браницкий оказал ему, приняв его вызов. Расстались они вполне в приятельских отношениях. Свой рассказ о дуэли, как и рассказ о побеге из Пьомби, Казанова опубликовал отдельной брошюрой, имевшей, по свидетельству современников, большой успех, не меньший, чем устный рассказ, исполнявшийся автором чрезвычайно охотно. Ведь для плебея Казановы дуэль с потомком старинного рыцарского рода была чем-то вроде пожалования дворянства. Две недели разъезжал он по званым обедам и ужинам, рассказывая всем любопытствующим о своей дуэли. Иногда на этих приемах бывал сам король, однако он делал вид, что не слушает Авантюриста. Но однажды, отозвав его в сторону, Станислав Август спросил:

— А ежели бы на родине вас обидел венецианский дворянин, вы вызвали бы его на поединок?

— Нет, ваше величество, он не стал бы со мной драться, — откровенно сказал Казанова.

— А что бы вы тогда сделали?

— Постарался бы обуздать себя. Но коли он обидел бы меня на чужбине, то непременно бы вызвал и заставил вызов принять, — убедительно произнес венецианец.

Король дуэли не любил и задир не жаловал, и хотя Казанове было даровано помилование, отношение к нему монарха теперь оставляло желать много лучшего. И Авантюрист решил на время покинуть Варшаву, дабы улеглись все слухи, споры и сплетни. Объехав большую часть земель тогдашнего царства Польского, он наконец вспомнил и об удовольствиях, о которых за время истории с дуэлью он как-то подзабыл. В замке на берегах Вислы ему приглянулась миловидная крестьяночка и он купил ее — так же, как в Екатерингофе Заиру, с той лишь разницей, что с полькой он провел всего неделю и обошлась она ему не в пример дешевле. Поняв, что гость готов платить за приглянувшихся ему девиц, управляющий замком стал предлагать ему их во множестве; только хорошеньких среди них было мало. Казанова сказал ему об этом.