Бертрис Смолл - Разбитые сердца

• Название: Разбитые сердца
• Автор: Бертрис Смолл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-232-00358-5

Ах, как ярко светило солнце в тот майский день, когда Беренгария, принцесса Наваррская, ехала на свидание со своим женихом Ричардом I, королем Англии. Как безоглядна и самоотверженна была ее любовь, какие грандиозные строились планы, какой безоблачной казалась жизнь. Но Бог не создал Ричарда Львиное Сердце, доблестного героя Третьего крестового похода, чувствительным к женщинам… Это роман о подвиге беззаветной любви и величайшего смирения, о неистовом служении идее и неотвратимости судьбы, о сильных мира сего, бывших всего лишь простыми смертными.

---

Небезынтересно отметить, что Ричарду, которому женщины были глубоко безразличны, — единственно на кого он обращал внимание и с кем даже разговаривал, была Анна Апиетская, — пришлось иметь дело с двумя своими союзниками, отношения с которыми были омрачены инсинуациями, касавшимися женщин, — с Филиппом Французским и Леопольдом Австрийским.

Слухи о том, что Ричард распутник, имели под собой реальную основу. Репутация его отца в этом смысле была отвратительной, его брак с принцессой Наваррской — несчастным. Почему — объяснить мог бы один только Бог, который сотворил и соединил их. Миледи Беренгария была необыкновенно красива, и можно было допустить, что если не любовь, так похоть удержит Ричарда около жены на время, достаточное хотя бы для того, чтобы узнать и оценить ее. В миледи влюблялся каждый мужчина, хотя бы однажды увидевший ее, и большинство женщин, а женщины обычно не питают особого расположения к той, которая во многом превосходит их. И, разумеется, не было ничего ужаснее ее судьбы: мужчина, которого она любила, которого сама выбрала и за которого боролась, оказался невосприимчив к ее красоте и достоинствам. Может быть, так произошло именно потому, что она не умела, да и не желала, скрывать свою любовь. У Ричарда была какая-то порочная черта: он ценил только то, за что приходилось сражаться, и чем более жестоким было это сражение, тем более ценным для него был его объект. Прийти к нему и сказать: «Я пришла, бери меня», — значило остаться для него совершенно безразличной.

Дорогая Анна, когда вы будете читать эти строки, не удивит ли вас то, что я заметил, как порой он искал вашего одобрения? Вспомните, как часто, в тех редких случаях, когда Ричард осчастливливал дам своим обществом, он оборачивался к вам и спрашивал: «А что об этом думает Анна?» Или: «Анна, вам это может показаться интересным».

Однако свадебные празднества продолжались три дня, и уже три ночи они ложились в постель вместе. Миледи Беренгария получила так много — три дня и три ночи на Кипре, цветущей весной. И она стала королевой Англии и Кипра, потому что Бернар Байоннский после свадьбы короновал ее двойной короной и присвоил ей оба титула. Но она узнала о том, чего, как я думаю, не знал мир: Ричарда могло отнять у нее все что угодно, только не другая женщина. И он оставил ее, одинокую, неудовлетворенную, сбитую с толку, не имевшую оснований для ревности. Бог еще не создал такую женщину, к которой она могла бы ревновать. И, наверное, стоило пожалеть об этом! Отбросив покорность, раболепие и смирение, она могла бы продемонстрировать Ричарду другие стороны своего характера — жестокость, ярость, решимость, прятавшиеся под лилиями и белыми розами. Но ничего подобного не произошло, и их история продолжалась так, как я ее рассказываю.

На четвертый день, утром, с тем же самым по-детски демонстративным видом, подчеркивающим решимость удалиться в свой собственный мир, он вышел на конный двор, где Исаак в панике, а может быть, по рассеянности, оставил нескольких лошадей. Там были два боевых коня, ярко-желтый, по кличке Флейвел, и серый, Лайерд. Ричард решил выбрать одного из них для себя. Я интересовался лошадьми. Утро было ясным и теплым, и я вышел вместе с другими любопытными посмотреть, кого он выберет.

Серый сразу принял Ричарда, как будто он был его хозяином с того времени, как конь бегал еще жеребенком, желтый же не желал подчиняться чужому. В первую же секунду он сбросил короля Англии на землю, зафыркал и как безумный помчался по двору. Мы подбежали к Ричарду, полуоглушенному, распростертому на булыжниках.

— Поймайте лошадь, вы, шуты гороховые, и нечего на меня пялиться! — рявкнул он, поднялся и снова сел в седло.

На этот раз Флейвел применил другую тактику: взбрыкивая и пятясь, поднимаясь на задние ноги и ударяя о камни тяжелыми передними копытами, словно натренированный для поединка, он рывками пошел кружить по двору, то и дело прижимаясь то к косяку двери, то к стене или воротному столбу, с дьявольской хитростью пытаясь раздавить всаднику ногу. Но Ричард удержался в седле, продолжая борьбу с животным, и скоро из дверного проема и со стены, куда мы спрятались от бушевавшего коня, мы увидели, что его поведение изменилось. Флейвел прекратил борьбу и принялся демонстрировать свое искусство. Он выбрасывал, как в бою, передние ноги, сгруппировывался до половины собственной длины, кружился на задних ногах, не выходя из круга не больше среднего блюда, нависал передними ногами над воображаемым противником, а потом, опустив голову, взял «врага» в зубы, поднял и с размаху бросил оземь. Теперь это была уже не лошадь и всадник, а некое другое целое: получеловек-полулошадь, подобное легендарному кентавру, словно в огне поединка они сплавились воедино.

— Это мой конь, — сказал Ричард, спешившись, — но серого я забираю тоже. Я найду применение и ему.

Он постоял, переводя дыхание и утирая пот, заливавший глаза. Костяшки его пальцев были ссажены до кости при хитром маневре Флейвела, прижавшего его к стене, и часть крови вместе с грязью попала на покрытое каплями пота лицо. Тем временем на двор вошли сэр Стивен де Тернхем и сэр Бертран Верденский.

— Что принесло вас ко мне так рано, милорды?

— Письмо его величества короля французского, сир. Только что прибыл быстроходный корабль, — ответил сэр Бертран.

— Новости здесь путешествуют быстро, — заметил Ричард, стряхивая с носа каплю пота. — Ханжеский протест против того, что я заковал Исаака в цепи! Негоже одному монарху так обращаться с другим, негоже! — Он стал ломать печать, но липкая кровь на потных пальцах мешала ему, и он гаркнул: — Клянусь Богом, может кто-нибудь вскрыть для меня этот конверт или нет? А вы, болваны, оботрите коня! Или он должен простудиться, пока вы разеваете рты?

Сэр Бертран ловко сломал печать и извлек из конверта письмо. Ричард взял его и нехотя стал читать. Потом, как собака, учуявшая добычу, напрягся, не отрываясь от листа бумаги. И наконец скомкал его в руке.

— Я же говорил ему! — вскричал он. — Я говорил ему, чтобы он ничего не делал до моего прибытия, кроме расширения берегового плацдарма. Это единственное, что стоило сделать. И это единственное, чего он не сделал! Бог мой, так кто же наши враги? Оказывается, союзники, которых мы вынуждены спасать. Сэр Бертран, немедленно прикажите трубить сбор. Пошлите глашатаев по всему городу. Посадку начинаем через час. Французы окружили Акру, а теперь их самих окружили сарацины и пытаются отрезать от моря! Сэр Стивен, не будете ли вы добры предупредить дам и позаботиться о них, как прежде? Мальчик мой, быстро найди сэра Ги де Лузиньяна и немедленно приведи его ко мне. Я буду на берегу.

Он повернулся кругом и поспешил к берегу. Я побежал за Ги де Лузиньяном, чью кандидатуру на пост короля Иерусалима Ричард опрометчиво поддержал. Когда мы с ним дошли до берега, нашим глазам представилась сцена первозданного хаоса, но Ричард ходил среди него с невозмутимым видом, внимательный, как хозяйка на кухне. Точно с таким же видом — ах, у меня кастрюля закипает, я должна следить — он повернулся к де Лузиньяну:

— Ги, это плохая замена обещанному вам Иерусалиму, но Кипр ваш. По крайней мере, он не будет под надзором трех слепых мышей! В этом городе, как, вероятно, и на всем острове, большого внимания требует водоснабжение. А гавань нужно углубить. Брат Исаака, Фернандо, все еще в море. Делайте с ним все, что хотите. На вашем месте я заключил бы сделку с архиепископом Никосийским — он его кузен и может быть полезен. Если он вас коронует — очень хорошо, а если нет, не поддерживайте с ним отношений и уберите его с дороги. Боже мой, дружище, не нужны мне ваши благодарности, мне нужно, чтоб в тылу у меня была ваша верность. Вы всегда были моим человеком и хорошо это знаете. И пока я так считаю, прошу вас не забывать, что моя жена — королева Кипра! А если вы задумаете снова жениться… Ги, вы сын сатаны! — Он повернулся и поспешил вслед за каким-то лучником, пробивавшимся через толпу к уже переполненной лодке.

Став свидетелем того, как было походя передано в другие руки целое королевство, я вернулся во дворец, чтобы забрать пожитки и предложить свои услуги дамам. И понял, что в тот день там было в моде благородство.

— О, Блондель, — заговорила миледи, — мы с королем вечером говорили о вашей игре и, поскольку не можем надеяться, что в Святой земле всегда будем вместе, а другого менестреля у него нет, и раз уж кипрская принцесса всегда сможет поиграть нам, когда мы захотим послушать музыку, я сказала ему, что в будущем он может располагать вами.

«Сир, не возьмете ли вы эту собаку? Она умеет таскать поноску и хорошо сторожит дом. Сир, не хотите ли получить эту обезьянку? Она выделывает такие веселые трюки!..»

Я промолчал. В тишине прозвучал голос Анны Апиетской:

— Может быть, ты добавишь, Беренгария, что король сам просил тебя об этом?.. — В ее голосе прозвучало нечто большее, чем желание пощадить мои чувства, но в любом случае это был мягкий удар по памяти Беренгарии.