Людмила Энжел - Пепел 2. Бездна.

• Название: Пепел 2. Бездна.
• Автор: Людмила Энжел
• Жанр: Ужасы и Мистика

Продолжение первой книги.

---

- Ты резал вены?

- Нет, просто баловство, не более.

Она аккуратно убирает, прилипшие к моему лицу волосы, вытирает большими пальцами мой потёкший макияж.

- Какой ты красивый, прямо, как это день, не бойся меня, я не отниму у тебя твою боль, она только твоя.

- Я не хочу ни о чём говорить…

- Я знаю, мы можем просто помолчать, - она снова целует меня, от неё пахнет чем-то тёплым и сладким, как запах горячего мёда и корицы, это запах мёртвой зимы, запах огня, неживой запах, но при этом манящий и дурманящий. И я падаю в эту бездну, забыв всё на свете. В этот момент только вспышки света заставляют меня хоть как-то реагировать на происходящее, в первом сполохе золотого света, я вижу её лицо, склонившееся надо мной в моём номере мотеля. Со следующим блеском, я вижу потолок, и грающие на нём тени и блики, и меня снова уносит куда-то, как в наркотическом дурмане. Это мандариновый цвет, цвет болезненно-сладкий. Мне кажется, ещё одна вспышка возвращает мой голос, по крайней мере, я начинаю его слышать, это мой стон. Мне хорошо? Наверное, ведь это мой голос или голос Стэнли? В какой-то момент мне кажется, что рядом со мной мёртвая балерина, в рваной грязной пачке и c окровавленным горлом, она улыбается, её кожа ещё теплая, но уже твердеет. Я пытаюсь закричать, но не могу, голос снова пропал. А, это всего лишь наваждение, нет мотыльков, нет света, нет ничего, кроме мрачного света из окна дешёвого мотеля, шума машин за окном и её соломенных волос… нет ничего,… зачем я это делаю? Что со мной? Почему это мёртвое существо в обличии хрупкой танцовщицы манит к себе? Я снова забываюсь, на этот раз долгожданным сном, после стольких дней мучительной бессонницы я засыпаю, увижу ли я кошмары? Или они отступили, уступив место безумию медового цвета? Я не знаю, но мне хочется умереть сейчас, в этой сладкой неге, без боли и воспоминаний, в пустоте…

40.

Я открываю глаза, мне кажется, свет причиняет мне боль, дышать трудно. Воздух холодный и сырой, окно открыто, между створками бьются мотыльки и комары. Сколько времени прошло? Рука до сих пор болит. Это был сон? В комнату льётся лунный свет, мягкий и мёртвый. Опираясь на локти, я приподнимаюсь на кровати. Она сидит на подоконнике, прикрытая только своими распущенными волосами.

- Ты долго спал, - её голос скользит по старой мебели, заставляя моль шевелиться в шкафах.

- Зато я наконец-то выспался, - я хочу встать, но у меня кружится голова, я не ел несколько дней.

- У тебя весь пол в ванной в запёкшейся крови.

Я невольно смотрю на руку, весь бинт пропитался насквозь и присох к ранам.

- Да, тут хреновый сервис, зато дёшево.

- Помогает?

- Что?

- Боль?

- Смотря от чего.

- От бездны?

- Мне да.

Она спрыгивает на пол и ложится рядом со мной, трогая пальцами кровавую корку на моих бинтах.

- Мне тоже, только чужая. Я отнимаю часть её и понимаю, что жива, хотя мне как-то слабо верится в это. Дышу, хожу, смеюсь, танцую… я ли это?

- Ты странная.

- Ты тоже, - Энн наклоняет голову, её глаза блестят при лунном свете, как два светлячка, - Кого ты потерял?

- Ты о чём?

- Я вижу тебя насквозь, как куколку шелкопряда, внутри тебя сидит нечто огромно-страшное. Кто же умер так неожиданно, породив это?

Тишина… такая же густая и едкая, как кровь.

- Я сам…

- Но, ты же здесь?…

- Это не я, это твоя грёбанная бабочка, которая вылезла из куколки, иногда я не знаю, кого ненавижу больше: всех тех, кто убил меня или себя самого?! – я закрываю глаза, чувствуя подступающую тошноту и холодный пот. Слабость… такая же необратимая, как пустота…

- Значит мы оба мертвецы, которые будут пить чужую жизнь, чтобы поддерживать иллюзию своей? – её руки тёплые, она гладит меня по щеке, я силюсь открыть глаза и посмотреть на неё.

- Что ты знаешь о смерти?

- Я знаю, как умирает надежда,…как отчаянны слёзы, когда ты знаешь, что уже ничего не будет, как прежде… всё изменилось, и все пошли вперёд, оставив тебя здесь, умирать, гнить,… ненавидеть…

- Чертовски точно, только я гнил на самом деле, разлагаясь в своём дорогом гробу день за днём, превращаясь в пепел. Я метался в отчаянии там, в безысходности и пустоте, я так хотел вернуться,… и вот я здесь, но будто ничего не изменилось,… я дышу, но не осознаю, сердце бьётся, но помнит лезвие ножа, по венам течёт кровь, но они холодны, будто меня вынули из могилы и сказали: «Иди!», и я пошёл, спотыкаясь и шатаясь. Я, мать его, зомби! И тот парень, чьё тело я сейчас использую, не виноват ни в чём, он просто рухнул с высоты и… умер…

- Расскажи мне…

Я открываю глаза и смотрю на Энн, это бледное кукольное лицо, в сумраке дождливой ночи, она не менее мертва, чем я.

- Ты не поверишь…

- Я поверю, - она берёт меня за руку.

И это безумие вернулось, словно слова сами вырывались с болью из груди, ломая рёбра, раздирая кожу… Мне всё равно, верит ли она им или нет, это нужно мне,… моя исповедь пустоте,… моя жизнь, которой не было. Умирающие мотыльки на окне, солнце сожжёт их утром, но это моя ночь, мой лунный свет и мой голос…. Или уже не мой? Моё безумие такое же сладкое, как её мандариново-медовое, только моё пахнет тленом и цветами с моей могилы.… С каждой фразой я чувствую, как наполняю силами эту кукольную балерину, как оборотень она жаждет ещё боли… ещё крови…И я послушно, отдаю ей всё, что вырывалось сквозь мои вены…Час? Или пять часов? В какой-то момент мне кажется, что комната уплывает в лунное небо, изрешечённой звёздами. Что мы не здесь, что мы падаем из темноты в новую темноту, на дно моей могилы, над которой стоял зверь, в ту же ночь, в тот же дождь…Что мы попадаем на мои похороны, и вот снова эта музыка, манящая и печальная, как сотни трагедий за улыбками людей. Я держу её руку, но уже не чувствую, я там в том дне, и я вижу своего отца.… Никогда бы не подумал, что могу так живо представлять, как он стоял над моим гробом, в котором моё изуродованное тело было зашито грубыми нитками. Мне кажется, я вижу и Джея, он не в толпе, он поодаль, и он не плачет,… но я знаю, что сейчас вместе со мной закопают и его сердце,… и он уже никогда не будет прежним, как и я…

- Боже, Эван, это прекрасно…, я знала, что найду тебя, с то самой минуты, как он позвонил мне…

- Ты о чём? – я всё ещё там, но мозг заставляет реагировать на слова.

- Я знаю Джея, и ты прав, часть его сердца похоронили вместе с тобой, поэтому это другой Джей, настоящая сволочь!

Мои губы онемели, что она несёт? Она знает Джея? Как такое может быть? Это невозможно!

- Нет, - я шепчу очень тихо, даже мотыльки шуршат громче моего голоса.

- У меня есть его номер телефона, мы разговаривали всю ночь, его боль такая живая и такая настоящая, а он прекрасен, как Бог, совершенен. Я понимаю, почему ты влюбился в него. Только теперь это иной Джей…

- Мне надо увидеть его, - я почти задыхаюсь, мышцы сводит от судорог, - Мне очень надо!

- Как ты объяснишь ему, кто ты? Разве ты не понимаешь, что только такой же безумный человек может поверить тебе? Джей не безумен, он жестокий, циничный… он земной…

- Я не знаю, но только ради этого я вернулся сюда…

- Не только!

Я больше не могу говорить, если я произнесу ещё хоть слово, я разрыдаюсь, слабость окончательно овладела мной, отчаяние, такое же липкое и тёмное, как те дни моих мучений.

- Эван, очнись! Если ты хочешь разговаривать с циничной тварью, ты должен чётко знать, что ты ему скажешь, иначе у тебя не будет шанса, он откажется тебя слушать!

Я дрожу, мне плохо, а это так очевидно, я и сам знал, что в этом месте мой план проваливается.

Энн склоняется надо мной, внимательно изучая мой застывший взгляд, устремлённый в потолок.

- Мой несчастный ангел, тебе было так больно падать! Сломал себе крылышки, теперь не знаешь, что делать? Ты думал, что тебя здесь ждут? Зачем ты вернулся в этот грязный мир?

Я не могу говорить, не могу… не могу. Этот оборотень в теле куклы-балерины специально вынимает из меня всё больше боли, для неё она сладкая, как куски кровавого мяса.

- Знаешь, я бы хотела увидеть момент вашей встречи, он бы не дал тебе и рта открыть, возможно, предложил бы трахнуться, но не более, ты был бы согласен на тридцать минут секса? Как тебе полчаса безликого секса в обмен на пятилетнее заключение в мире мёртвых? Равноценно?

Не надо её слушать, она не знает Джея, не слушай её, нет… В голове всплывают обрывки прошлого: школьный туалет, та вечеринка, его наглый взгляд в зеркале, эта похоть, эта манящая грязь, это неудержимое желание… В этом был весь Джей. Нет, нет, нет, она его знает, она понимает его поверхностную сущность, а глубже никто не может забраться, никто-никто, кроме меня… меня, а не Стэнли, а я ведь Стэнли, я не совсем Эван, я даже не знаю, курю ли я? Это паника, это истерика, и она вся внутри, снаружи я спокоен и неподвижен.