Оскар Уайльд - Письма

• Название: Письма
• Автор: Оскар Уайльд
• Издательство: Аграф
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7784-0019-5

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.

Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.

Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.

Впервые на русском языке.

---

Дорогой Эрнест, Бози и я не знаем, как благодарить Вас за Вашу огромную доброту к нам; мы никогда ее не забудем и навсегда сохраним любовь и признательность к другу, который, не раздумывая, вызвался помочь нам — с такой грацией, любезностью и готовностью.

Через несколько дней мы рассчитываем освободиться от своего денежного обязательства перед Вами; другое же обязательство — обязательство благодарности и признательности мы хотели бы сохранить навсегда.

Сердечный привет милой, чудесной Сфинкс, и поверьте мне, дорогой Эрнест, Ваш искренний и признательный друг

Оскар Уайльд

Чек получен.

131. Констанс Уайльд{139}

[? 5 апреля 1895 г.]

Дорогая Констанс, не позволяй никому, кроме слуг, заходить сегодня в мою спальню или гостиную. Не принимай никого, кроме своих друзей.

Оскар

132. Редактору «Ивнинг ньюз»{140}

Гостиница «Холборн Виадук»

5 апреля 1895 г.

У меня не было бы никакой возможности доказать мою правоту на суде, не привлекая лорда Альфреда Дугласа в качестве свидетеля против своего отца.

Лорд Альфред Дуглас стремился выступить свидетелем, но я не хотел позволить ему сделать это.

Чтобы не ставить его в столь неловкое положение, я решил закончить это дело и принять на свои собственные плечи позор и бесчестье, которые могли бы стать следствием моего привлечения к суду лорда Куинсберри.

Оскар Уайльд

133. Лорду Альфреду Дугласу{141}

[Гостиница «Кэдоган»]

[5 апреля 1895 г.]

Мой дорогой Бози, сегодня я буду ночевать в полицейском участке на Боу-стрит: мне сказали, что освобождение под залог невозможно. Попроси Перси, Джорджа Александера и Уоллера из «Хеймаркета» похлопотать о поручительстве.

Отправь также, пожалуйста, телеграмму Хамфризу с просьбой представлять мои интересы в суде на Боу-стрит. Телеграфируй по адресу: Норфолк-сквер, 41.

И приходи повидаться со мною. Всегда твой

Оскар

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ РЕДИНГ 1895–1897

Описание

6 апреля 1895 года Уайльду было предъявлено в полицейском суде на Боу-стрит обвинение в совершении правонарушений, подпадающих под действие одиннадцатого раздела закона об изменении норм уголовного права от 1885 года. Полицейский судья сэр Джон Бридж отказал в освобождении под залог и вплоть до первого процесса над ним, начавшегося 26 апреля в центральном уголовном суде под председательством судьи Чарльза, Уайльд находился в заключении в тюрьме Холлоуэй. 1 мая присяжные разошлись во мнениях, и был назначен суд в новом составе. 7 мая Уайльд был выпущен из тюрьмы под залог, и 20 мая начался второй процесс над ним, проходивший в центральном уголовном суде под председательством судьи Уиллса. 25 мая Уайльд был признан виновным и приговорен к двум годам тюремного заключения с каторжными работами. Первые полгода своего срока он отбывал в Пентонвилльской и Уондсвортской тюрьмах, остальное время — в Рединге.

134. Аде и Эрнесту Леверсон{142}

Тюрьма Холлоуэй

9 апреля 1895 г.

Дорогие Сфинкс и Эрнест, пишу Вам из тюрьмы, где дошли до меня Ваши добрые слова; они утешили меня, хотя и вызвали у меня, в моем одиночестве, слезы. По-настоящему-то я здесь не одинок. Рядом со мной всегда стоит некто стройный и золотоволосый, как ангел. Его присутствие погружает меня в тень. Он движется в мрачном сумраке, словно белый цветок.

С каким грохотом это обрушилось! Зачем пророчила Сивилла хороший исход? Я думал только о том, чтобы защитить его от отца; ни о чем другом я не помышлял, а теперь…

Не могу больше писать. Как сердечно, участливо и нежно Вы с Эрнестом относитесь ко мне.

Оскар

135. Мору Эйди и Роберту Россу{143}

Тюрьма Холлоуэй

9 апреля 1895 г.

Дорогие Мор и Бобби, передайте, пожалуйста, Сфинкс, Эрнесту Леверсону, миссис Бернард Бир (Марилебон-роуд, Черч-коттедж), как глубоко я тронут их любовью и добротой.

Сообщите комитету клуба «Нью трэвеллерз», а также клуба «Альбемарл», что я отказываюсь от своего членства (Пикадилли и Довер-стрит).

Бози — такое чудо. Он занимает все мои мысли. Я виделся с ним вчера.

Тут ко мне по-своему добры, но у меня нет книг, нет сигарет, и я очень плохо сплю. Всегда Ваш

Оскар

Прошу Бобби пойти на Тайт-стрит и взять из спальни отпечатанную на машинке рукопись, часть моей трагедии в белых стихах, а также черную книжку с La Sainte Courtisane[19].

136. P. X. Шерарду{144}

Тюрьма Холлоуэй

13 апреля 1895 г.

Дорогой мой Роберт, не могу передать тебе, как ободрили и утешили меня твои письма в том ужасном, жутком положении, в какое я поставлен, и как радует меня, что Сара, Гонкур и другие люди искусства сочувствуют мне! Ради Бога, заверь Луиса, Стюарта Меррилла, Мореа и всех прочих, что я тронут, невыразимо тронут. Посылаю тебе телеграмму с вопросом: как ты думаешь, не купит ли у меня Сара «Саломею»? Меня так донимают кредиторы, что я не знаю, к кому и обратиться. Я, разумеется, расплачусь с ней, когда все уладится, но, может быть, она могла бы сделать это, если бы ты упомянул ей о том, как нуждаюсь я в 10 000 франков (400 фунтов). С глубочайшей любовью и признательностью

Оскар

137. Р. X. Шерарду{145}

Тюрьма Холлоуэй

16 апреля 1895 г.

Дорогой Роберт, мой добрый, отважный, безрассудный друг! Очень обрадовался твоему письму с его изумительными новостями. Что до меня, то я болен — страдаю апатией. Мало-помалу из меня уходит жизнь. И ничто, кроме ежедневных визитов Альфреда Дугласа, не возвращает меня к жизни, но даже его я вижу в унизительных и трагических обстоятельствах.

Не дерись на дуэлях чаще, чем шесть раз в неделю! На Сару, наверное, надежды нет, но твоя рыцарская дружба — твоя благородная, рыцарская дружба — дороже всех денег на свете. Всегда твой

Оскар

138. Аде Леверсон{146}

Тюрьма Холлоуэй

23 апреля 1895 г.

Мой дорогой Сфинкс, только что получил чудесную записку от Вас и чудесную записку от Эрнеста. Как добры ко мне Вы оба!

Уилли пишет мне самые чудовищные письма. Я вынужден был попросить его перестать делать это.

Сегодня Бози придет ко мне рано. Мой адвокат, кажется, хочет, чтобы дело было рассмотрено безотлагательно. Я этого не хочу, Бози — тоже. Отпустят или не отпустят меня под залог, нам, по-моему, лучше подождать.

[Приписано позже.]

Повидался с адвокатом и с Бози. Не знаю, что делать. Из меня, похоже, ушла моя жизнь. Я чувствую себя попавшимся в ужасную сеть. Не знаю, где искать выход. Меня поддерживает сознание, что он думает обо мне. Этим заполнены мои мысли. Всегда Ваш

Оскар

139. Аде Леверсон{147}

Тюрьма Холлоуэй

6 мая 1895 г.

Мой дорогой Сфинкс, сегодня не пришло ни строчки от Fleur-de-Lys[20]. Наверное, он в Руане. Я чувствую себя таким несчастным, когда не получаю от него вестей, и сегодня я в унынии, тюрьма мне осточертела.

Читаю Ваши книги, но мне хочется быть на воле, с людьми, которых я люблю. Дни тянутся бесконечно.

Ваша с Эрнестом доброта скрашивает мне жизнь. Я все больше злоупотребляю ею. О! Надеюсь, все кончится хорошо, и я смогу вернуться к Искусству и Жизни. Здесь я изнываю в пустоте. С большой любовью, всегда Ваш

Оскар

Только что пришло письмо от Бози из Руана. Передайте ему, пожалуйста, телеграммой спасибо от меня. Он исцелил меня сегодня от грусти.

140. Аде Леверсон (телеграмма){148}

Слоун-сквер

8 мая 1895 г.

Я остановился на несколько дней по адресу: Оукли-стрит, 146. Можно зайти к Вам сегодня вечером?

Оскар

141. Аде Леверсон{149}

[? Оукли-стрит, 146]

[Начало мая 1895 г.]

Мой, дорогой, славный добрый друг, у меня нет слов, чтобы поблагодарить Вас за все, что Вы делаете для меня, но мы с Бози питаем к Вам и Эрнесту самую глубокую любовь.

Надеюсь, сегодня настроение у меня будет лучше. Ваша сердечная доброта вчера вечером была чудесна. Ваши цветы похожи на него — то, что Вы прислали их, похоже на Вас. Милый, милый друг, сегодня вечером я увижусь с Вами в 7.45. Ах, как Вы добры, нежны и прелестны! Всегда преданный Вам

Оскар

142. Лорду Альфреду Дугласу

[? Кортфилд-гарденз, 2]

[20 мая 1895 г.]

Дитя мое, сегодня было испрошено, чтобы вердикты выносились раздельно. В этот момент, вероятно, вершится суд над Тейлором, а я получил возможность вернуться сюда. Моя прелестная роза, мой нежный цветок, моя лилейная лилия, наверное, тюрьмой предстоит мне проверить могущество любви. Мне предстоит узнать, смогу ли я силой своей любви к тебе превратить горькую воду в сладкую. Бывали у меня минуты, когда я полагал, что благоразумнее будет расстаться. А! То были минуты слабости и безумия. Теперь я вижу, что это искалечило бы мне жизнь, погубило бы мое искусство, порвало бы музыкальные струны, создающие совершенную гармонию души. Даже забрызганный грязью, я стану восхвалять тебя, из глубочайших бездн я стану взывать к тебе. Ты будешь со мною в моем одиночестве. Я полон решимости не восставать против судьбы и принимать каждую ее несправедливость, лишь бы остаться верным любви; претерпеть всякое бесчестье, уготованное моему телу, лишь бы всегда хранить в душе твой образ. Для меня ты весь, от шелковистых волос до изящных ступней, — воплощенное совершенство. Удовольствие скрывает от нас любовь, но боль открывает самую ее сущность. О, самый дорогой на свете, если к тебе придет некто, раненный безмолвием и одиночеством, опозоренный, превращенный в посмешище, ты сможешь исцелить его раны, прикоснувшись к ним, и возродить к жизни его душу, придавленную несчастьем. Ничто тогда не будет для тебя трудно, и помни: только эта надежда, она одна, побуждает меня жить. Ты для меня то же, что мудрость для философа и Бог для праведника. Сохранить тебя в моей душе — вот цель той муки, которую люди называют жизнью. О, любимый мой, самый дорогой на свете, белый нарцисс на нескошенном лугу, подумай о бремени, которое выпало тебе, бремени, облегчить которое может только любовь. Но пусть это тебя не печалит — лучше будь счастлив тем, что наполнил бессмертной любовью душу человека, который сейчас плачет в аду и все же носит в своем сердце блаженство рая. Я люблю тебя, я люблю тебя, мое сердце — это роза, расцветшая благодаря твоей любви, моя жизнь — пустыня, овеянная ласковым ветерком твоего дыхания и орошенная прохладными родниками твоих глаз; следы твоих маленьких ног стали для меня тенистыми оазисами, запах твоих волос подобен аромату мирры, и, куда бы ты ни шел, от тебя исходит благоухание коричного дерева.