Анхела Бесерра - Любовь-нелюбовь

• Название: Любовь-нелюбовь
• Автор: Анхела Бесерра
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00500-6

Тридцатисемилетняя Фьямма - успешный психолог. Она целыми днями выслушивает излияния погрязших в проблемах женщин... но не умеет прислушаться к себе самой. Случайно узнав, что муж ей изменяет, и пытаясь заполнить образовавшуюся в ее жизни пустоту, Фьямма тоже заводит интрижку - и внезапно обнаруживает в своей душе такие бездны, о существовании которых она и не подозревала…

---

Так шла неделя за неделей. Мартин придумал себе ночную работу: составление проекта приложений к газете. По одному приложению на каждый день недели. Кроме того, он якобы был захвачен идеей создания маленьких местных (для каждого квартала) газет. Днем на это времени у него не остается, объяснял он Фьямме, так что придется работать по ночам. И еще одно: проекты эти должны стать сюрпризом для главного редактора, так что работа над ними ведется втайне от всех, и никто из сотрудников об этом даже не подозревает. Таким образом он обезопасил себя на случай, если жене придет в голову проверить, правду ли он говорит.

По четвергам Мартин и Фьямма больше не появлялись в "Заброшенном саду", потому что у них уже не было желания ходить вместе в рестораны: они давно не получали удовольствия от ужинов вдвоем. Так что с понедельника по пятницу они почти не виделись, встречаясь только в выходные.

Фьямме так было даже спокойнее — ей нужно было побыть одной. Понять, что с ней происходит. С того вечера, когда она коснулась губами губ Давида Пьедры на индийском рынке, ее мучили угрызения совести. Хотя между нею и Давидом ничего не произошло, ей было стыдно смотреть в глаза мужу. Она несколько дней избегала Давида, но ему удалось выведать номера ее мобильного телефона и телефона ее приемной. Она попросила его не звонить ей на работу, он обещал и строго соблюдал данное обещание. Но они каждый вечер встречались возле башни с часами. Они долго смотрели на вечернюю тень, отбрасываемую башней, на отверстия в далеких скалах, сквозь которые просачивалось море. Мысли приходили и уходили как волны. Они стали неразлучными душами с простыми чувствами. Наслаждались невинным общением.

Давид спокойно дожидался, пока Фьямма изменит отношение к нему. Он был убежден, что в одном из тайных закоулков ее души уже зародилась любовь. Но сейчас ему была доступна лишь ее дружба. Что ж, он давно привык быть в одиночестве, побудет один еще немного. И он ждал. Всматривался в лицо Фьяммы, вслушивался в ее голос в надежде уловить перемену, пусть даже самую незначительную.

Фьямма в свою очередь все меньше страдала от угрызений совести. Она полагала, что их с Давидом отношения чисты и невинны.

Они, как дети, решили поиграть в друзей, не задумываясь о том, что в эту игру может вмешаться плоть и начать диктовать свои условия. Они рассматривали тело лишь как средство перемещения из одного места в другое. Вели себя так, словно в мире не существовало влечения полов.

Давид был на верху блаженства — женщина, которую он столько раз лепил, существовала на самом деле. И была она удивительной! Он даже представить себе не мог, что бывают такие женщины! Он чувствовал себя Пигмалионом — полюбил женщину, которую придумал сам, а небеса послали ему живое воплощение его мечты. Чего еще можно было желать?

За эти долгие созерцательные вечера каждый из них понял, чего он на самом деле больше всего хочет. Во Фьямме вновь, как в юности, пробудилось стремление посвятить жизнь искусству. В Гармендии-дель-Вьенто, как нигде, можно было наблюдать игру света и тени. Скалы, вода, черепичные крыши, проемы в старой городской стене, кривые улочки, балконы, площади, церкви и башни — здесь было чем полюбоваться. С приближением вечера солнечные лучи начинали скользить между пальмами, и пальмы бросали на песок странные рваные тени, которыми тут же начинал играть ветер, заставляя их танцевать странный черный танец. Это было похоже на представление в японском театре Но. Давид и Фьямма не уставали восхищаться этим зрелищем. И в эти чудные вечера, просоленные морским ветром, Фьямма окончательно поняла, что больше всего на свете ей хочется мять руками глину.

Она снова искала камешки необычной формы, собирала всякую всячину и домой возвращалась с оттопыренными карманами, словно девчонка. Все, что она находила во время прогулок с Давидом, Фьямма складывала в большой ящик. Матери, которая выбросила бы все эти "сокровища", уже не было.

Ей снова хотелось жить. По утрам она просыпалась в радостном настроении и была готова запеть. У нее распрямились плечи, походка стала уверенной и легкой, какая бывает у людей, нашедших свое призвание.

Общение с Мартином свелось к формальностям. Он выглядел счастливым, был разговорчив. Она приписывала перемены в муже тем проектам, над которыми он увлеченно — и по всей видимости, очень успешно — работал по ночам. Взаимное охлаждение каждый из них компенсировал по-своему. Они давно не исполняли супружеский долг, но в этом и не нуждались.

Фьямма с каждым днем все чаще сидела над своим дневником, заполняя одну за другой его узкие белые страницы. По выходным она с раннего утра уходила в прибрежные скалы, чтобы надышаться соленым воздухом и набраться энергии у моря. Она забиралась на свою любимую скалу и медитировала в утренней тишине, лишь изредка нарушаемой криком какой-нибудь чайки. Здесь она чувствовала себя властительницей мира, это было ее святилище, ее убежище, о котором не знал никто, даже муж, который уже много лет не появлялся на берегу.

Однажды она разделась и встретила утро, стоя на скале, — обнаженная, раскинув руки, словно совершая церемонию встречи солнца, похожую на ту, что совершают индусы.

В такие дни Фьямма чувствовала себя полновластной королевой природы. Она никогда никому не рассказала бы об этом своем местечке — ей хотелось иметь уголок, где она могла бы спрятаться от всех, где можно делать все, что заблагорассудится, не опасаясь косых взглядов или осуждения. Она всегда считала, что у каждого человека должно быть свое, личное пространство, пусть даже совсем крохотное, где он в полной мере чувствовал бы себя личностью, индивидуальностью, где мог бы укрыться от чужих глаз, где мысли и мечты, которыми ни с кем нельзя поделиться, хранились бы, пока не придет их час, непод-властные времени и невзгодам. Именно такой уголок был у Фьяммы, и именно здесь она заполняла буквами и рисунками маленькие белые странички своих дневников в ярких пестрых переплетах. Сейчас она писала в тетради с красной обложкой. Фьямма зарисовывала кривые стволы — искала в них абрис губ, руки, вытянутые в умоляющем жесте, глаза навыкате, женский силуэт. Одного изгиба, овала, прямоугольника ей хватало, чтобы ее фантазия начала работать. Благодаря утреннему освещению она разглядела в основании одного из стволов очертания сплетенных в объятиях целующихся любовников. Она зарисовала их, как смогла, сделав подпись: "Поцелуй". Ей захотелось вылепить их. Она вспомнила, что Давид Пьедра предлагал научить ее работать с глиной, и загорелась этой идеей, хотя и считала, что уже слишком стара для таких опытов. Но все-таки стоило попробовать — ведь ей уже никому ничего не нужно доказывать, она давно состоялась в своей профессии, став преуспевающим психологом.

Фьямма начала замечать, что, когда думает о Давиде Пьедре, у нее начинает сильнее биться сердце. Но она относила это на счет сердечной дружбы, которая установилась между ними и которая согревала ей душу Так она уговаривала себя, и сердце ее начинало биться спокойнее.

Пока Фьямма представляла себе, как будет погружать руки в податливую глину, ей на плечо села рыжеватая голубка. Фьямма никогда раньше не видела голубей такого цвета. Она вспомнила о погибших птенцах, и глаза ее наполнились слезами. Но голубка не улетала, и Фьямма, чтобы отвлечься от воспоминаний, решила поговорить с ней. Она начала с того, что поведала о своих планах, потом сказала голубке, что, если она останется с ней, Фьямма назовет ее Апассионатой. Она долго повторяла это имя. А голубка, поворачивая голову то вправо, то влево, казалось, внимательно слушала. Фьямма попробовала встать, надеясь, что птица, потеряв равновесие, улетит, но крохотные цепкие коготки впились ей в плечо, и Фьямма решила идти туда, куда она собралась, вместе с голубкой. Пусть утро примет ее со всем, что у нее есть. Ей вдруг очень захотелось выкупаться, и она быстро начала спускаться по пологому склону скалы. Снизу она посмотрела на скалу, на уступе которой незадолго до этого медитировала. Он был похож на гигантскую матку, рожавшую бурлящие водопады. Фьямма никогда не замечала, как прекрасна эта глыба камня, похожая на творения Генри Мура[7]. Ей захотелось поделиться своим открытием с Давидом Пьедрой. Обводя глазами окружающий пейзаж, она встретилась глазами с рыжей голубкой, смотревшей на нее сверху. Фьямма разделась и медленно вошла в прозрачную теплую воду, словно ласкавшую ее. Она уже давно забыла, как прекрасно среди бела дня погрузиться в бесконечную синеву моря обнаженной и спокойно плавать под надежной защитой огромного камня. Сейчас она понимала, почему ей так дорого это место, — эта теплая и влажная матка защищала ее от жизни.

Всякий раз, когда Эстрелья приходила на прием, кабинет Фьяммы наполнялся радостью. Эстрелья торжествовала победу. У них с Анхелем все шло прекрасно. И теперь она не могла прожить и дня без визита к своему любимому психоаналитику. Уже с порога Эстрелья начинала трещать без умолку, так что Фьямме приходилось ее останавливать и успокаивать, заставляя вдыхать горячий эвкалиптовый пар. Отношения с Анхелем вступили в фазу романтической рутины: ежевечерние встречи, разговоры, объятия... Эстрелья пребывала в состоянии опьянения, вызванного желанием. Если раньше по ночам она наполняла ванну льдом, чтобы остудить телесный жар, то теперь наслаждалась жаром ласк. Каждую ночь она засыпала изнеможенная и счастливая. Она наизусть выучила книгу, которую подарила ей Фьямма. Каждый день раскрывала она "Наслаждение любовью" и без устали следовала указаниям каждой главы. Она превратилась в изощренную любовницу. Удивляла Анхеля сценами, которые скорее можно увидеть в каком-нибудь фильме, чем в реальной жизни, но именно они сводили Анхеля с ума. Заговорщически посмеиваясь, Эстрелья рассказывала, как однажды, увидев постер с изображением Марлен Дитрих, она решила устроить Анхелю сюрприз: наклеила себе тонкие усики и надела лишь шляпу с большими полями и черные чулки в сеточку с черными же подвязками. Когда Анхель позвонил в дверь, она, прежде чем открыть, включила запись песни "Лили Марлен" и встретила Анхеля, имитируя жесты актрисы и делая вид, что поет песню сама. Они потом смеялись до слез, а усики приклеили ему на живот, и Анхель еще пририсовал глаза, рот и нос, так что получилась забавная рожица. Фьямма сделала вывод, что Эстрелья переживает запоздалый расцвет женской сексуальности и это помогает ей справиться с травмой, нанесенной когда-то насильником мужем. Последние три недели Эстрелья могла говорить только о сексе и о том удовольствии, которое доставляет ей каждую ночь Анхель. Слушая ее, Фьямма чувствовала зависть. Она давала волю фантазии и словно сама переживала те сцены, о которых ей рассказывала Эстрелья, только рядом с собой видела не мужа, а Давида. Она представила, что стоит перед Давидом обнаженная, и вдруг почувствовала сильное волнение, которое напомнило ей, что она тоже женщина, и женщина живая. Она представила себе несколько сцен, непохожих на те, которые нравились Эстрелье: более тонких, основанных на том, что сближало Фьямму с Давидом — на душевном единении, которое они переживали во время вечерних встреч. Это был легкий, мягкий секс. Фьямма была уверена, что не обязательно уподобляться животным, чтобы достичь полного физического блаженства. Пусть все будет медленно и романтично — от этого наслаждение не станет меньше. В свое время она провела целое исследование, посвященное тантрической любви, которая приводит в действие все чувства. Но с несвойственным ей эгоизмом утаила его от всех, не рассказала о нем ни одной из пациенток: она хотела быть первой.