Елена Хаецкая - Падение Софии (русский роман)

• Название: Падение Софии (русский роман)
• Автор: Елена Хаецкая
• Жанр: Фэнтези

Реалии начала девятнадцатого века в отдаленном будущем. Все атрибуты типичного «русского романа» из школьной программы: дядя самых честных правил, благородные разбойники, разночинец-дворецкий, таинственная влекущая соседка, роман с раненым героем войны в Баден-Бадене… Череда таинственных убийств сотрясает маленький городок под Петербургом. Молодой человек — главный герой — в ходе расследования обретает друзей, врагов и знание жизни.

---

— Очень приятно, — сказал я, не подавая ему руки.

Он, кажется, и не ожидал, что я захотел бы обменяться с ним рукопожатием.

— Мне кажется, мы с вами, Трофим Васильевич, хорошо сойдемся, — заметила Софья. — Между нами имеется нечто общее.

Харитин при этих словах как будто вздрогнул, но тут же замер, глядя в сторону.

— Наверное, — не посмел возражать и отпираться я. — Я вообще стараюсь со всеми соседями быть в дружбе. Думаю, и дядя мой, покойный Кузьма Кузьмич, этого правила придерживался.

Она опять призывно засмеялась и отмахнулась от меня рукой — довольно вульгарный жест, если подумать. Еще немного, и она скажет что-то вроде: «Ну, полно шутить, экой вы озорной милашка!».

— Здешние жители весьма пугливы, — сказала Софья. — Впрочем, эта черта вообще отличает людей. Я в этом отношении очень отличаюсь от обычного человека, тем более от женщины, потому что сызмальства ничего не боялась. И вам, Трофим Васильевич, советую. Вы сбережете много сил, а может быть — и самоё жизнь. Божечка только на той стороне, где нет боязни. А испугаешься — прогневаешь Божечку недоверием, вот и отвернется он от тебя. Потому что все наши страхи он умеет забирать себе. Зажмет в кулак, вот эдак, — она подняла жилистую руку, стиснула пальцы и потрясла перед моим лицом, — и от всех наших страхов остаются только песок и вода, а их легко развеять по ветру.

На этом месте разговора Харитин неожиданно улыбнулся своей кривой улыбкой, провел языком по губам и опять устроился на полу возле Софьи.

Тут в комнату вошло, пыхтя, кресло, снабженное, впрочем, ногами Сереги Мурина. Кресло было установлено напротив софы. Мурин вынырнул из-за высокой спинки и выпалил:

— Со-со-софья на со-со-софе, а Т-трофим Ва-васильевич на к-к-крес-слах, ка-каламбур не вы-вы-вышел…

После чего быстро удалился.

Сразу же после Мурина возник давно обещанный Витольд с чаем на подносе.

Софья заметно оживилась.

— А, палеонтолог пожаловал! — бросила она. — Принес нам на закуску ископаемые древности!

— Смею вас заверить, Софья Дмитриевна, кексы эти были откопаны совсем недавно и еще сохранили относительную свежесть, — невозмутимо ответствовал Витольд.

— Насколько недавно? — смеялась Софья. Ее горло вздрагивало.

— Дней десять тому назад… С точки зрения палеонтологии — срок ничтожный. Подумайте об этом, Софья Дмитриевна!

— Вы меня разыгрываете, — протянула Софья, перестав смеяться.

— Я бы не посмел, — ответил Витольд.

— Слушайте, лукавый раб, я ведь вас насквозь вижу, — Софья погрозила ему пальцем. — Что вы обо мне наговорили Трофиму Васильевичу, а? Он ведь на меня с испугом смотрит! Вы нарочно от меня молодых людей отваживаете, чтобы я свой век доживала в скуке.

— Как Трофиму Васильевичу смотреть на вас угодно — о том Трофима Васильевича и пытайте, а я пойду. Мне еще предстоит выдержать баталию с Планидой Андреевной касательно ужина. Сдается мне, старый морской волк уже заряжает свои батареи и только ждет моего появления на кухне, чтобы дать залп из всех орудий.

— Что вы имеете в виду? — забеспокоился я. Метафора показалась мне чересчур пугающей.

— Да ничего особенного, — сказал Витольд, — обычные хлопоты управляющего. Вы как раз за то и платите мне жалованье, Трофим Васильевич, чтобы ничего этого не знать.

И Витольд вышел, а я остался наедине с Софьей и Харитином.

Софья пила чай, поставив блюдце на подушку, и щурилась от удовольствия. Я скучно рассказывал о Петербурге, о студенческой жизни, и каждое мое новое слово звучало еще более фальшиво, чем предыдущее. Можно было подумать, что я отчаянно лгал, излагая давно уже увядшие истории студенческих выходок во время семинаров профессора Гробоположенцева (которого мы называли Гробопердищевым и полагали, будто это смешно). Наконец я скис и замолчал.

— О чем вы сейчас думаете? — спросила Софья.

— О вас, — брякнул я и испугался.

Софья ничуть не была обескуражена, напротив, она явно развеселилась.

— Гадаете, какого цвета на мне белье?

Я мучительно покраснел.

— Что, правда? — Софья подалась вперед и заглянула мне в глаза. — Ай, какой вы милый, испорченный мальчик!.. — Она даже захлопала в ладоши. — А я вам, пожалуй, расскажу. Белье на мне сиреневое, без кружев, самое простое по покрою, но из натуральных тканей, то есть — дорогое…

Поневоле я перевел взгляд на Харитина, чем вызвал у Софьи новый приступ веселья.

— Вас ведь уже просветили насчет меня и Харитина, — проговорила она, — и даже то добавили, чего и в помине нет, так не стесняйтесь. За это в тюрьму не сажают.

— Обезьяний балет, — пробормотал я.

Она пропустила мою реплику мимо ушей.

— Да, Харитин мой любовник, — подтвердила она. — Мой друг, мой спутник, мой слуга, мой господин, все сразу. По этой причине меня не принимают в большинстве здешних домов, в основном, конечно, в тех, где живут пристойные дамы и девицы. Одинокие мужчины, напротив, не чураются моего общества и охотно видят меня на своих вечерах. Кстати, я недурно играю в покер и на бильярде. Однако и мужчины, и женщины, и порочные, и беспорочные — все в равной мере опасаются моего Харитина.

Я издал невнятный звук, который можно было истолковать как угодно. Мне даже подумалось, не гермафродит ли этот Харитин, но я сразу же отбросил такую мысль как ни с чем не сообразную. В Харитине действительно имелось нечто отталкивающее, даже пугающее, но оно никак не было связано с его полом. Я проверил это очень простым способом: вообразил Харитина сперва гермафродитом, потом женщиной и под конец мужчиной; во всех трех случаях мое ощущение от него никак не изменялось.

— Что ж, — вымолвил я наконец, — возможно, я еще не вполне проникся духом здешнего добродетельного обывателя. Могу заверить вас, Софья Дмитриевна, что и вы, и Харитин — желанные гости в моем доме. Независимо от того, какие требования диктуют мне местные правила хорошего тона.

— О, это очень приятно! — улыбнулась она.

Софья обменялась с Харитином быстрым взглядом, значение которого я не понял. Я видел только, что сейчас радость обоих была искренней.

— Что ж, время позднее, а вы, как утверждает ваш дворник, только с дороги, из самого Петербурга прискакали, — произнесла Софья. — Чай я выпила, ископаемые кексы дорогого Витольда съела, вашей дружбой заручилась. Пора нам уходить. Найдете время — навестите нас в «Родниках». Мы хоть и дальние, а все же соседи.

Она зашевелилась на софе и вытянула свои босые ноги, а Харитин взял сапожки и начал обувать Софью. Она глядела на меня поверх пепельноволосой склоненной головы Харитина и улыбалась.

— Мне понравилось, как вы говорили о страхе и бесстрашии, — сказал я, невольно отвечая на ее улыбку. — Нам стоит продолжить беседу. Я непременно к вам заеду. Немного разберусь с делами и сразу…

Харитин вдруг поднял голову и посмотрел на меня своими погасшими, как у снулой рыбы, глазами.

— Нужно бояться, — промолвил он глухо.

Мои странные гости наконец ушли, и я отправился спать. С меня на сегодня было довольно.

Глава восьмая

Несколько дней после возвращения моего из Петербурга протекли сравнительно мирно, без происшествий. Следуя совету Витольда, я отправился к Потифарову с намерением заказать у него гроб.

Жилище Потифарова помещалось на самом краю Лембасово, «в отдаленнейшем расстоянии от логова Тамары Игоревны», так что окна его маленькой, дурно убранной гостиной выходили, что называется, на чисто поле. До самого горизонта простиралась пустошь, поросшая пнями и какими-то дерзкими, взлохмаченными елочками. Потифаров, впрочем, находил этот вид из окна весьма содержательным.

— При созерцании его мне всегда приходят на ум Гомеровы строфы о нисхождении Одиссея в царство Аида, — сказал он, заметив, что я то и дело поглядываю сквозь занавески. — Хоть это и находится в некотором противоречии с учением церкви. Весной, когда зацветают здесь, среди кочек, маленькие белые звездочки, я всегда представляю себе асфодели, печальные цветы преисподней, мимо которых бредут стенающие души умерших… Немного бренди?

На сей раз я согласился, и Потифаров извлек из домашнего бара две хорошенькие квадратные стопочки. Еще в прошлый раз я заметил, что бар у него оборудован с большим вкусом: построенный из красного дерева, покрытый полировкой и позолоченным ажуром, внутри он был выложен черным стеклом и снабжен подсветкой. Этот предмет явно выбивался из общего стиля обстановки: вся прочая мебель была у Потифарова очень дешевая, по большей части из пластика, а скатерть — из клеенки, хоть и тонкой, с вытисненным узором.

Потифаров погладил полировку рукой.

— Единственное, что я взял из дома Тамары Игоревны, — объяснил он. — Потому что, как бы она меня ни аттестовала, а я все же имею право на часть имущества. Вам еще не рассказывали всех обстоятельств, при которых мы с нею разошлись?