Валерий Брюсов - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Валерий Брюсов
• Жанр: Поэзия

Валерий Яковлевич Брюсов – знаменитый русский писатель, новатор, теоретик стихосложения и создатель литературной школы символистов. В данный сборник вошли автобиографический роман «Огненный ангел» (упрочивший репутацию Брюсова как исключительного знатока чернокнижия и магии), повесть «Алтарь победы» (в которой красочно переданы реалии увядающей римской империи), а также цвет его поэтического наследия – цикл избранных стихотворений. Творчество выдающегося писателя отличают точные и острые эпитеты, яркие символы и богатые речевые обороты.

---

Вечер осенний померк незаметно, и на небе было темно.

В поздний безмолвный час

Я сидел одиноко.

Странно дрожал за стеклом раздражающий газ.

Думы дрожали, как газ, раздражающе тоже.

Я жаждал упрека.

О, если б предстал мне таинственный Кто-то

И тайну открыл мне пророческой, внутренней дрожи,

Чего я боюсь в этот поздний обманчивый час.

О, если б предстал мне таинственный Кто-то

И властно позвал бы меня для отчета.

Что женщина?

– Мать, принявшая в лоно, —

Чтобы длить бесконечно преемственность сил.

Вы пестры, миражи бытия: рождений, падений, могил

– Женщина – некий сосуд драгоценный,

Тайну таящий во мгле сокровенной.

Женщина – путь до глубин божества.

Женщина – мир естества,

Его золотая корона.

Свята, свята ее жизнь, дающее лоно.

Но мы?

В нас не все ли – стремленье вовне, из предела?

Разве не мы

Природу наполнили звуками слова?

В дымной пропасти тьмы,

Где дышит и движется тело.

Нам разве не душно?

Мы жаждем иного,

В вечном стремленьи идем и идем до предела,

Кажется, близки мы к области звездной.

Миг – и повиснем в полете над бездной,

Вдруг снова, влеченью земному послушны,

Падаем в душные пропасти тьмы.

А есть красота.

В звуках, в красках, в линиях, в теле,

В обнаженности женственной.

Жажда ее не в одной крови разлита,

Это не жажда веселий.

Ее поток благоденственный

В тайных глубинах шумит,

Струя его сладко чиста,

Он вечной божественной влагой поит.

Да, есть на земле красота.

Или мы крылья у птицы?

И нам суждено

Метаться к гробнице от старой гробницы?

И нам суждено

Только взаимным усильем весь путь побороть?

Только вдвоем долететь до свержения уз?

Церковь венчает как святость союз

Двух осужденных сердец.

– Примем ли мы, как тяжелое бремя, венец?

Да, людям дано только вдвоем этот путь побороть.

Слава тебе, освященная плоть!

Ночь незаметно погасла, и свет набегал на окно.

Я сидел одиноко.

Дрожал за стеклом замирающий газ.

Был светлым и утренним час,

И город вечерний остался далеко.

Я знаю.

Я в зеркале видел всю душу мою,

Все, чему верю, и все, что люблю.

Там нет проклятья.

Как теплым волнам, я отдамся душистому маю,

Пусть будут безумны и святы мечты,

Робкая девушка в сереньком платье,

Да, это ты,

Моя невеста.

4 марта 1902

* * *

Я много лгал и лицемерил,

И много сотворил я зла,

Но мне за то, что много верил,

Мои отпустятся дела.

Я дорожил минутой каждой,

И каждый час мой был порыв.

Всю жизнь я жил великой жаждой,

Ее в пути не утолив.

На каждый зов готов ответить,

И, открывая душу всем,

Не мог я в мире друга встретить

И для людей остался нем.

Любви я ждал, но не изведал

Ее в бездонной полноте, —

Я сердце холодности предал,

Я изменял своей мечте!

Тех обманул я, тех обидел,

Тех погубил, – пусть вопиют!

Но я искал – и это видел

Тот, кто один мне – правый суд!

16 апреля 1902

Sub specie aeternitatis [337]

Отселе мне видно потоков рожденье.

Пушкин

О, господи, какое счастье

Быть художником!

Самовластным, гордым, свободным, —

Царем над созвучиями и образами.

Они меня оскорбляют,

Какое мне дело?

Я на тех бесконечных высотах,

Где небо и лед,

Куда и мечта о дольних заботах

Не досягнет.

Выше нет ничего. Небо сине.

Вдалеке очертанья таких же вершин.

О, как вольно дышать в беспредельной пустыне,

Повторять неземное, великое слово: один!

Мне видна земля,

Моря золотое пространство,

Нагорий живое убранство,

Распростертые низко дороги, поля.

И местами селенья,

Как столбы при дороге, как на перекрестках каменья.

Но мне не видно людей,

Их суеты вседневной.

Я увидал бы движенья двух ратей,

Падение царства, созданье столицы.

Я смотрю на жизнь мной отвергнутых братии,

Как смотрят на землю птицы.

Солнце!

Здравствуй, солнце, мой двойник!

Я люблю твой ясный дик.

Как и ты, я с высоты

Вижу горные хребты,

И узорчатых лугов,

И кипенье городов…

Ноябрь 1902

* * *

Я путешественник случайный,

Бродяга в мире, дикий скиф,

Любуюсь на земные тайны,

На храм, на башню, па залив.

И медлю пред душой безвестной,

Внимательно любуясь ей,

Как перед статуей чудесной,

Жалея покидать музей.

Ноябрь 1902

* * *

Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый —

То лицемерие; пред искренностью – страх!

Мы все притворствуем в искусстве и в гостиной,

В поступках, и в движеньях, и в словах!

Вся наша жизнь подчинена условью,

И эта ложь в веках освящена.

Нет, не упиться нам ни чувством, ни любовью,

Ни даже горестью – до глубины, до дна!

На свете нет людей – одни пустые маски,

Мы каждым взглядом лжем, мы прячем каждый крик,

Расчетом и умом мы оскверняем ласки,

И бережет пророк свой пафос лишь для книг!

От этой пошлости обдуманной, обычной

Где можно, кроме гор и моря, отдохнуть?

Где можно на людей, как есть они, взглянуть?

– Там, где игорный дом, и там, где дом публичный!

Как пристани, во мгле вы выситесь, дома,

Убежища для всех, кому запретно поле,

В вас беспристрастие и купли и найма.

В вас равенство людей и откровенность воли.

Вот мир восторженной победы и борьбы

В разврате искреннем и слов и побуждений.

Мы дни и месяцы актеры и рабы,

Оставьте же притон для искренних мгновений!

<1902>

* * *

Дивный генуэзец! как нам стали понятны

Твои пророческие слова:

«Мир мал!»

Мы взором одним озираем его

От полюса до полюса —

Нет больше тайн на земле!

Прежде былинка в безмерных просторах,

Упорно – за веком век —

Работал, боролся, вперед продвигался

И своей планетой, наконец, овладел

Человек.

Нет больше тайн в надземном тесном мире!

Стальные иглы рельс, обвив материки,

Бегут сквозь цепи Анд, бегут в степях Сибири —

К верховьям Крокодиловой реки;

Земля, земля! настало время!

Ты – достояние людей.

Не то или другое племя,

Не тот иль этот из царей,

Тебя взял Человек, его спокойный гений,

Его холодный ум, его упорный труд

И смелый взлет безумных дерзновений!

И правит скорбного Судьи бесстрастный суд.

Человек! торжествуй! и, величье познав,

Увенчай себя вечным венцом!

Выше радостей стань, выше слав,

Будь творцом!

<1902>

* * *

– Пусть лобзает меня – он лобзаньем своим!

Удовольствия ласк его – свыше вина.

Запах риз его – ладанный дым,

Как пролитое миро – его имена!

Девы ради сего – возлюбили тебя!

За тобой и к тебе, царь, пойду я, любя.

Опаленная солнцем, лицом я смугла

И прекрасна, как полы в китарских шатрах,

Как завесы во храме на пышных вратах.

Виноградник отца я все дни стерегла,

Но сберечь не сумела я свой виноград.

Где пасешь ты? скажи мне, возлюбленный брат!

Где почиешь в полуденный жар, – возвести!

Чтоб к друзьям твоим мне, заблудясь, не прийти.

– Если ты угадать не умела, где брат,

Приходи к пастухам по следам наших стад.

Кобылице моей в колеснице царя

Уподоблю тебя я, подруга моя!

Хороши твои щеки в серьгах золотых,

Хороша твоя грудь в ожерельях твоих.

Золотые подвески я дам с серебром…

О, как сладостно ладаном пахнет кругом.

– Ветка мирры – мой брат – на груди у меня,

В винограднике, брат мой, покойся до дня.

– Ты прекрасна, сестра, – как у голубя взор.

– Ты прекрасен, мой брат, – ароматен убор.

– Сень над ложем у нас наклоняется вниз,

Кровля ложницы – кедр, потолок – кипарис.

1902

* * *

Влачась по дням, при новой встрече

Твержу с усталостью «люблю»,

Но эти взоры, миги, речи

Запоминаю и ловлю.

От ночи дню передаваем,

Куда-то на волнах влеком,

То из-за стен дышу я раем,

То за окном я внемлю гром.

Не увлечен и не печален,

Но, любопытствуя везде, —

В бреду пиров, в молчаньи спален,

Я рад бегущей череде.

Уходят шумные мгновенья,

И я дивиться вновь готов

На самоцветные каменья

Случайно сложенных стихов.

<1902>

* * *

Прими послание, о Виктор!

Слагаю песнь тебе я в честь,

Пусть консул я, а ты – мой ликтор,

Но сходство между нами есть.

Тебе милее смех девичий,

Мне – женский и бесстыдный смех.

Но что до маленьких различий,

Когда мы оба любим грех!

Мы оба на алтарь Цитерин

Льем возлияния свои,

И оба будем – я уверен,

До гроба верными любви!

Но любим мы полней и выше,

Чем даже страсти легкий стон, —

Напевы стройных полустиший

И в темных лаврах Геликон!

<Март 1903>

* * *

И вдруг все станет так понятно:

И жизнь земли, и голос рек,