В. Козлов - Полярная фактория

• Название: Полярная фактория
• Автор: В. Козлов
• Издательство: Уралогиз
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1933

---

В смысле выполнения формальностей все шло гладко, обычным порядком. Избирателям вручались пригласительные именные повестки, кулакам и шаманам — извещения о лишении права голоса. Делалось это под расписку, как полагается.

20 декабря выдалась буранная погода. Снежные вихри носились и трепались с дикой яростью. Ни на одну минуту не просветлело и дня даже не наметилось.

Мы напрасно прождали. Никто не приехал.

— Этот проклятый буран сорвет, пожалуй, и с’езд, — с тревогой говорил Кабанов. — Какой же дурак сунется в этакую пургу.

Но уже накануне с’езда буря прекратилась. Ночь прекрасна. Светит полная луна. Необ’ятным мерцающим покрывалом раскинулось северное сияние, охватило полнеба и тихо, с мертвым спокойствием светит на снег, зажигает его алмазными огоньками искр.

25 декабря погода отличная: тихо, ясно. С часу и до трех пополудни настолько просветлело, что совсем похоже стало на настоящий день.

Нарты густо поехали с утра. По 5—6, даже по десятку вместе. Иные прибыли с Байдарацкой губы, с пролива Малыгина, — путь в 150—200 километров. У фактории расположился целый лагерь саней, густой лес оленьих рогов.

Ненцы входили молча, молча же усаживались за стол, пили чай. Население фактории мобилизовало все самовары, всю посуду и всех до последнего сотрудников для обслуживания гостей.

В 6 часов открыли собрание.

Удегов доложил о создании на Ямале северо-ямальского тузсовета.

Никто не переводил его речи на русский язык, но нам был понятен ее смысл.

Удегов говорил долго и должно быть хорошо. Речь то мягко и бархатно просилась в сознание, то перемежалась резкими, решительными возгласами, в которых звучала сила и убежденность. Собрание слушало внимательно.

Я, стоя на кровати, смотрел через перегородку, следил за отдельными лицами.

Вот два бедняка: один работает батраком у богатого оленевода, другой имеет собственный чум, но у него нет и сотни оленей, что на Ямале считается крайней бедностью.

Они и раньше бывали на фактории и с ними велись раз’яснительные беседы.

Речь Удегова захватила их. Они сосредоточенно слушают, глаза загорелись, губы что-то шепчут, вероятно, повторяя сильные места оратора.

А вот старый кряжистый оленевод. Холодное лицо, враждебный взгляд и то, как он перешептывается с соседом, ясно говорит, что этот сродни кулаку.

Едва Удегов кончил, как поднялся оглушительный гул голосов. Чьи-то протестующие возгласы смешались с выкриками „саво“! „саво“!

— Никакого не надо нам тузсовета! — крикнул замеченный мною оленевод, стараясь покрыть шум.

— Ишь, кулаки заговорили! — раздался в ответ голос бедняка с прилавка.

Наши такого откровенного саботажа не ждали. Выступил Шахов с длинной речью.

Как и удеговская она вызвала бурю. Ненцы кричали, спорили, даже перебранивались.

Две десятилинейные лампы скупо освещали комнату. Трудно было разобрать что-либо во всей этой кутерьме. Отдельные фигуры и лица тонули в плотной массе, волновавшейся и шумящей.

Было ясно одно: кулаки здорово сорганизовались и крепко подготовились к с’езду. Настойчивой и длительной агитацией в чумах они навербовали не один десяток подкулачников. Орудовали при помощи подкупа, обещаний, спаивания спиртом.

И, наоборот, присланные районом Шахов и Кабанов совершенно не учли возможности и ответственности работы. Не об’ехали тундры, не провели раз’яснительной работы, не выявили актива, не сбили основного ядра из батрачества, бедноты и середняка.

Они упустили из виду, что здесь на Ямале в данный момент собраны главные силы шаманства и кулачества. Что называется, недооценили остроты политического момента.

Шахов хотя и владеет в совершенстве ненецким языком, но показал себя человеком, не имеющим организаторских способностей, без твердой боевой закалки.

Кабанов, конечно, энергичней. У него есть напористость и желание работать, однако, не будучи знакомым с языком, он оказался беспомощным.

Есть тут отчасти и вина Удегова. Он все свое внимание в эти дни отдал хозяйству фактории, нуждавшемуся в упорядочении и подсчете. На работу среди ненцев не приналег, не принял в ней деятельного участия. Как человек, свободно говорящий с ненцами, он, разумеется, мог принести огромную пользу.

На наших промахах кулачье построило свой успех. Многолюдный с’езд оказался сорванным.

Часы показывали двенадцать. Ненцы стали раз’езжаться.

Я заглянул в окно. На освещенном луной дворе ненцы оправляют оленей, вытаскивают нарты. Снялись три упряжки и с места вскачь пошли в прозрачную даль. За ними еще две, потом еще и еще.

— Товарищи, не расходитесь. Выслушайте и проголосуйте резолюцию, составленную президиумом, — говорил в полупустую комнату Кабанов.

У стен по углам еще сидело десятка два — три выборщиков, но и они один за другим исчезали.

— Вот это ловко! — с досадой сказал Кабанов. — Ну, что же, придется начинать сначала!

На этом собрании все было сорганизовано примитивнейшим образом. Кулаки и шаманы с изумительной прямолинейностью, показали, что весь этот саботаж — дело их рук. Не хотелось даже обсуждать этого вопроса. Картина для всех была ясна.

— Давайте чай пить и спать. Потолкуем завтра, — сказал Удегов. — Кулаки, как видите, подготовились лучше нас.

Так закончился этот с’езд, еще раз показавший, что самотек в борьбе с кулачьем никуда не годится.

ХОЗЯЙСТВО ФАКТОРИИ. ТОВАРЫ. УЧЕТ. ПЕРЕМЕНЫ В БЫТУ. НЕХВАТКА ДРОВ

До странности изменилась жизнь на фактории. Насколько раньше она была однообразна, ограничивалась одними лишь торговыми операциями, совершенно не носила общественного характера, настолько теперь усложнилась и разделилась на ряд разнообразнейших отраслей.

Гости из районного центра, проученные итогами с’езда, широко развернули политическую работу, в которой принимаем активное участие и мы.

В товарном хозяйстве фактории происходит проверка, учет, точное выявление остатков и переоценка товара с координацией цен по госторговскому прейс-куранту.

Перестраивается понемногу и наш внутренний уклад — быт нашего маленького коллектива.

Вся эта работа бежит, кипит, не хочет ждать ни минуты. Комиссия подсчитывает, сортирует, составляет новые каталоги, подытоживает.

Я просиживаю ночи над писанием актов и ведомостей. Со второй фактории прибыл счетовод Кувалдов, тоже в помощь учету.

Работа движется.

А на ряду с этим идет по-старому выпечка хлеба, не прекращается торговля.

Благодаря присутствию таких переводчиков, как Шахов и Удегов, значительно оживилась моя амбулаторная деятельность. Есть возможность расспросить больного, растолковать ему, от чего произошла болезнь и как устранить причины.

Во всех отношениях наша работа и жизнь стали полновесней, приобрели осмысленность, ценность.

Имеется возможность провести беседу с заезжими туземцами, поговорить о быте, рассказать как, и что именно надо усвоить из санитарии или гигиены.

Они слушают внимательно, но методы внедрения гигиены в быт чума — им недоступны. Они, например, категорически отказываются от бани, хотя бы она и была на фактории.

— Сегодня я пойду в твою баню, а завтра пропаду в своем чуме. При наших морозах, баня — смерть.

Равным образом им нельзя мыться теплой водой. Они лишь изредка умывают руки и лицо на холоде, водой ледяной температуры.

Встряску на фактории почувствовали все обитатели. Жестковато отразилась она на животных. Из 10 собак — четыре самых мелких и слабосильных внезапно околели — в один час. 10 декабря вечером они одна за другой стремительно влетели со двора в сени и забились в судорогах на полу. Изо рта шла пена, тело сгибалось, ноги прямило палками.

Не было сомнений, псы отравлены стрихнином. Резвый, игривый Кариш, два беленьких — большой и маленький — по характеру полные противоположности друг другу — сдохли на наших глазах.

Несчастный и забитый черный полущенок не добежал до сеней, свалился у порога.

Лично для меня было ясно, что хозяйственно-бесполезные, слабые животные уничтожены с заранее обдуманным намерением. Они поедали массу хлеба и не приносили никакой пользы.

Однако выполнено это нехорошо. Уполномоченный Комсеверпути, Шахов и заведующий факторией Удегов, отравив собак, не нашли достаточно гражданского мужества, чтобы открыто сказать:

— Это сделано нами. Это продиктовано хозяйственными соображениями.

Скажи они это открыто — не было бы ни паники, ни напрасных подозрений, ни обвинений друг друга.

Женщины фактории прежде всего кинулись ко мне. В моем распоряжении аптека, у меня хранятся яды, — естественно, они почли виновником меня.

С криками, бранью и слезами меня окружили, что называется, приперли к стене.