Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 1

• Название: Грехи отцов. Том 1
• Автор: Сьюзан Ховач
• Издательство: Олма-пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-87322-293-2

Грехи, содеянные в юности, неминуемо приводят к краху и разрушению личности, неизбежно отражаясь на следующих поколениях. Изломанные судьбы героев романа, переживающих душевные драмы, любовные трагедии и профессиональные неудачи, яркий тому пример.

Главная героиня Вики Ван Зейл, наследница многомиллионного состояния, становится жертвой честолюбивых амбиций своего отца и первого мужа, ее жизнь проходит в борьбе с темными силами, но она находит в себе мужество противостоять им.

***

Вики, дочь финансового магната Корнелиуса Ван Зейла, мечтала об одном — о любви и спокойном счастье. Но железная воля отца постоянно встает на ее пути, а его холодный деловой расчет ломает такой хрупкий и нежный мир чувств девушки. Словно тяжелая карма родительского прошлого ложится тяжким грузом на плечи Вики, обреченной вечно бороться с ударами судьбы, теряя любимых и близких людей, и с отцом, к которому она несмотря ни на что привязана…

Сюзан Ховач родилась и училась в Англии. С 1964 года живет в США. Член Гильдии писателей, Сообщества писателей и Лиги писателей Америки. Работает в разных жанрах — мистического триллера, реалистической повести, семейной саги. В основе увлекательных сюжетов семейных саг Ховач нередко лежат события всемирной истории, искусно «осовремененные» писательницей.

---

— Астма. Я не смогу пойти на ужин. Скажи Сэму и Вики, что я очень сожалею.

— Это Элфрида? Я слышала, как вы кричали друг на друга, и подумала…

— Я не хочу говорить об этом.

Она стояла молча, ее руки в перчатках крепко сжали вечернюю сумочку, украшенную драгоценными камнями, я страстно желал ее в этот момент, хотя знал, что она для меня за пределами досягаемости.

— Кевин был прав, — сказал я больше для себя, чем для нее. — Пытаться общаться с людьми… очень трудно… однако никто не хочет оставаться в одиночестве. Одиночество подобно смерти. Алисия…

— Да? — Она была бледна от беспокойства, огорчена из-за моей очевидной болезни. Я видел, как она крутила в руках маленький ремешок, усыпанный драгоценными камнями.

— Ты помнишь на прошлой неделе… в газете… сообщение о том, как умер последний из Стьювезантов?

Она была сбита с толку моим вопросом, но сделала усилие, чтобы ответить.

— Да, бедный старик! Он был последним из знаменитой нью-йоркской семьи и многие годы жил затворником. Это все довольно трогательно, правда?

— Он умер один, — сказал я. — Один из самых богатых людей в Нью-Йорке… совершенно один в большом особняке на Пятой авеню… и он умер один.

— Корнелиус, садись, я сейчас позову врача. Ты взял лекарства или они в ванной?

— Он был совершенно изолирован, — сказал я. — Он ни с кем не общался… не общался… Это все вопрос общения, ты понимаешь? Элфрида не поняла, но это все вопрос общения. Я должен был иметь власть, ведь мне приходилось общаться, как я мог общаться без власти? Никто не обращал внимания на меня… Стив Салливен… никогда не обращал внимания, но я обращал внимание на него. Я с ним держал связь. Единственный способ… для всех, подобных мне… но это не получается? Почему я так одинок? Алисия, ты слышишь меня! Ты слышишь, о чем я говорю?

— Да, дорогой, но больше не говори. Для тебя плохо, когда ты так дышишь… Телефонистка? Я хочу немедленно вызвать врача. Здесь больной в тяжелом состоянии.

— Алисия, ты не слышишь. Алисия, ты должна выслушать. Алисия…

В конце концов мое дыхание остановилось. Мою грудь сдавило железным обручем, и последнее, что я увидел перед тем, как потерял сознание, была Алисия, бросившаяся ко мне, но вдруг застывшая, не добежав до меня, в предчувствии беды.

Позднее, когда я пришел в себя, я был смущен воспоминанием этой сцены, но, к счастью, Алисия, должно быть, была также смущена, поскольку она никогда не вспоминала о ней. Я содрогался при мысли о своем безумном поведении, когда я произносил тирады о последнем из Стьювезантов и без умолку болтал об общении; я решил, что был временно выбит из колеи потрясением. Я все еще был потрясен откровениями Элфриды, но решил не думать об этом до полного выздоровления.

Меня положили в больницу. Больше всего на свете я ненавидел это заведение.

— Уедем отсюда! — сказал я Алисии, как только осмелился тратить свое драгоценное дыхание на разговор. — Забери меня! Прочь из этой страны!

Мы уехали в начале сентября, сократив наш отпуск, и как только Европа исчезла из глаз моих, я почувствовал себя лучше. Теперь я не лежал ночью без сна и не думал, смогу ли вздохнуть или нет. Теперь я уже мог позволить себе мысленно переживать тот ужасный разговор с Элфридой. И, наконец, теперь мне предстояло решить загадку, которую представлял собой Скотт.

Я не мог понять, почему Скотт не показал мне письмо Тони. Что касается Эмили, здесь ситуация была иной. Я знал точно, почему Эмили не показала мне письмо. Ей было слишком стыдно. Она жила по своим правилам и прощала мне все, что могла, но я понял теперь, почему она уехала от меня обратно в Веллетрию, а также почему мы так мало говорили, когда нам приходилось встречаться.

Поведение Эмили было легко разгадать.

Но Скотт оставался загадкой.

Я думал о Скотте и о его сознательном стремлении к справедливости; современный рыцарь в поиске таинственного священного грааля, который всегда оставался для него чем-то туманным. И чем больше я думал о нем, тем яснее я его себе представлял: остроумный, сильный, способный Скотт, всегда очень интересный, приятный, общительный, вежливый Скотт, мое утешение, мое противоядие одиночеству…

Я подумал: разумеется, я должен избавиться от него. Было бы сумасшествием после всего этого оставить все как есть.

— Привет, Корнелиус! — воскликнул Скотт через неделю. — Как дела?

Мне бросились в глаза его непринужденность и бодрость. На нем был легкий светлый костюм, подчеркивающий его загар. Его черные глаза блестели.

— Прекрасно, — сказал я. — Как ты провел отпуск?

— Замечательно! — Скотт не любил рассказывать о своих отпусках, и я заподозрил, что он проводил их так, чтобы получать как можно больше плотских удовольствий.

— Я плавал на лодке на Аляску. О, ты обязательно должен увидеть этот Внутренний пролив!

— Гм.

— А как твой отпуск, Корнелиус? Я слышал, ты прервал его.

— Английский воздух не подходит мне из-за астмы.

— Очень жаль! Я сочувствую.

— Да, очень жаль… Между прочим, я видел твою сводную сестру, когда был в Лондоне. Ты встречался с ней в последнее время?

— Нет, мы встречались только на Рождество. Как она? Ты выглядишь бледно! Я надеюсь, ничего плохого не случилось.

— Напротив, мы с Элфридой основали совместный проект. Она хочет открыть в Мэллингхэме школу в память ее матери. Я дарю ей землю и субсидирую через Совет по образованию Ван Зейла.

— Какая прекрасная идея! И как хорошо, что вы оба смогли прийти к этому!

— Да… Однако у Элфриды создалось впечатление, что она тем самым совершает в некотором роде акт возмездия.

— В самом деле? — Скотт искренне удивился. Он засмеялся. — Как наивно!

— Что ты имеешь в виду?

— Ведь это не будет стоить тебе ни цента! Сумма вычитается из налогооблагаемого капитала.

Я поднялся, не говоря ни слова, и прошел в другую половину комнаты. Мы находились в моем кабинете. За окном солнце освещало внутренний дворик, но в комнате было сумрачно и холодно. Я подошел к камину, чтобы взглянуть на часы, вернулся обратно и стал рассматривать Кандинского, висящего напротив. Скотт казался спокойным, хотя уже было ясно, что между нами произошло что-то. Беседа, то и дело прерывающаяся моим молчанием, была далека от нашего обычного непринужденного разговора.

Я повернулся, чтобы посмотреть на него. Он вопросительно поднял брови и улыбнулся:

— О чем ты беспокоишься? — спросил он самым естественным тоном, какой только можно было себе представить. У него, должно быть, были железные нервы.

Я сказал резко:

— Элфрида показала мне письмо Тони.

— Да? — спросил Скотт дружелюбно. — Наконец-то этот скелет выпал из шкафа! Я давно предлагал Эмили показать тебе письмо, но она не хотела и слышать об этом, и из уважения к ней я не стал настаивать. Она, по-видимому, думала, что это может тебя взволновать. Я не знаю почему. Ты ведь понимаешь, что Тони нас смертельно ненавидел, и я был убежден, что его версия не произведет на тебя особого впечатления. Надеюсь, что я не ошибся.

Я ответил не сразу. Я был слишком восхищен тем, как он повернул этот разговор. Но, вероятно, за многие годы он приготовил ответ. Ведь я мог в любой момент узнать об этом письме.

Я решил, что еще не время для вздохов облегчения.

Наступило молчание. Затем я спросил:

— Что ты сделал с письмом?

— Ничего особенного, — ответил Скотт, как будто речь шла об обычной статье в «Нью-Йорк таймс». — Так же как и попытка Элфриды отомстить, оно удивило меня своей наивностью.

— Да?

— Да, уверяю тебя! Слушай, Корнелиус, я не ребенок и знаю, как устроен мир. Ты и мой отец боролись за власть. Такие вещи очень часто случаются в большом бизнесе. Ты победил. Почти наверняка мой отец совершил ту же ошибку, какую многие делали в прошлом: он тебя недооценил. Вот невезение. Неудача, папа, но ты сам виноват — надо быть попроворнее. Итак, что делает мой отец, чтобы сохранить свое состояние? Он едет в Англию. У него есть прекрасный шанс вернуться обратно с триумфом, но делает ли он все возможное для этого? Нет, не делает. Он упускает все свои шансы, так как не может расстаться с бутылкой. Он умирает. Это действительно тяжело, но алкоголики, как правило, долго не задерживаются на этом свете. Ты жив и здоров, управляешь банком на Уиллоу-стрит I. Стоит ли требовать от тебя, чтобы ты был святым? Нет, не стоит. Святые не занимают место старшего партнера на Уиллоу-стрит I. Ты сильный, опасный и беспринципный деспот, и каждый, кто работает с тобой и не знает этого, должен быть в некотором роде умственно отсталым. Я не такой. Я… могу я продолжать? Я не хочу надоедать тебе, излагая эти прописные истины, но, возможно, в данной ситуации…

— Продолжай. — Я не мог больше стоять. Силы покинули меня, когда наконец я почувствовал облегчение. Я поспешно сел в кресло старшего партнера. — Ты сказал, что ты не умственно отсталый…