Александр Дюма - Кавалер Красного замка

• Название: Кавалер Красного замка
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-7041-0068-6

Действие романа происходит в период массового террора, развязанного якобинцами в 1793 году. В огне и крови французской революции встречаются, любят и гибнут молодые герои романа.

---

Вдруг один из собеседников, до сих пор молчавший, спросил о заключенных о Тампле.

Услышав этот голос, Морис невольно вздрогнул. Он узнал любителя крайних мер, который уколол его кинжалом и потом требовал смертной казни.

Однако этот человек, честный кожевенник, как уверял Диксмер, скоро развеселил Мориса своими патриотическими высказываниями и самыми революционными принципами. Морис в известных случаях не отказался бы от сильных мер, которые в то время были в большом ходу. Он не убил бы человека, если бы тот показался ему шпионом, но зазвал бы его в сад и там, дав ему саблю, сразился с ним, как на поединке, без пощады и милости. Вот как поступил бы Морис. Но он скоро понял, что нельзя же требовать от простого кожевенника таких поступков, как от себя.

Любитель крайних мер, по-видимому, и в частной жизни не расставался с жестокой теорией, которой следовал в политических проблемах. Говоря о Тампле, он удивлялся, что надзор за пленниками поручен бессменному совету, который легко подкупить, и городским чиновникам, которых уже не раз соблазняли.

— Да, их соблазняли, — сказал гражданин Моран, — но надо сознаться, что до сих пор во всех случаях поведение городских чиновников вполне оправдало доверие к ним нации; история скажет, что не один Робеспьер заслужил прозвище бескорыстного.

— Разумеется, согласен, — отвечал любитель крайних мер, — но нелепо было бы заключить, что беда никогда не может случиться только потому, что она еще не случилась. Вот, например, национальная гвардия… Роты разных частей города поочередно направляются охранять Тампль и при этом не делается никакого отбора. А ведь может оказаться в отряде, состоящем из двадцати или двадцати пяти человек, десяток решительных молодцов… Они выберут ночку, перережут часовых и освободят пленных.

— Ну, — сказал Морис, — ты знаешь, гражданин, что это средство очень плохое. Его хотели пустить в дело три недели или с месяц назад, и попытка не удалась.

— Правда, — возразил Моран, — но почему не удалась? Потому что один из аристократов, составлявших патруль, поступил непростительно: сказал кому-то «сударь»!

— И еще потому, — прибавил Морис, желавший доказать надежность парижской полиции, — и еще потому, что уже знали о появлении кавалера Мезон Ружа в Париже.

— Да… — пробормотал Диксмер.

— Разве знали, что Мезон Руж был здесь? — хладнокровно спросил Моран. — Может быть, знали и то, как он пробрался сюда?

— Разумеется.

— Бесподобно! — сказал Моран, наклонясь вперед и всматриваясь в Мориса. — Мне бы очень хотелось знать об этом. Но вы, гражданин, должны все знать как секретарь одной из важнейших секций Парижской коммуны.

— Разумеется, — отвечал Морис, — и потому все, что скажу вам, сущая правда.

Все гости и даже Женевьева принялись слушать молодого человека с величайшим вниманием.

Морис продолжал:

— Кавалер Мезон Руж приехал, кажется, из Вандеи. Обычное его счастье провело через всю Францию. К Рульской заставе подъехал он днем и ждал тут до вечера. В девять часов вечера женщина, переодетая простой крестьянкой, вышла за заставу и вынесла ему мундир егеря национальной гвардии; минут через десять она воротилась вместе с кавалером в город. Часовой, видевший ее одну, удивился появлению мужчины, поднял тревогу; караул тотчас выбежал, и преступники, видя, что дело идет о них, скрылись в дом, из которого вышли на Елисейские поля. Кажется, патруль, преданный тиранам, ждал кавалера на углу улицы Бар-дю-Бек. Все остальное вам уже известно.

— Вот что! — сказал Моран. — Очень любопытно.

— И вполне верно, — прибавил Морис.

— Да, похоже на правду; но что же сталось с женщиной?

— Исчезла!.. Не знают ни кто, ни что она…

Товарищи гражданина Диксмера и сам гражданин Диксмер вздохнули свободнее.

Женевьева выслушала весь рассказ бледная, неподвижная и безмолвная.

— Но, — сказал гражданин Моран с обыкновенным своим хладнокровием, — кто говорил, что кавалер де Мезон Руж был в патруле, который поднял на ноги весь Тампль?

— Один из моих друзей, дежуривший в Тампле в тот день, узнал кавалера Мезон Ружа.

— Так он знал его приметы?

— Нет, видал прежде.

— А каков из себя этот кавалер де Мезон Руж? — спросил Моран спокойно.

— Человек лет тридцати пяти или шести, низенький, белокурый, лицо приятное, глаза чудные, зубы — прелесть.

Все замолчали.

— Послушайте, — начал опять Моран, — если ваш друг узнал этого кавалера де Мезон Ружа, то точему же не арестовал?

— Во-первых, потому, что не знал о прибытии кавалера в Париж и боялся ошибиться в сходстве; а во-вторых, друг мой немного холоден и поступил, как люди благоразумные и рассудительные; сомневаясь, он не решился действовать.

— А вы, гражданин, поступили бы не так? — спросил вдруг Диксмер, громко захохотав.

— Признаюсь, — отвечал Морис, — по-моему, лучше попасть впросак, чем выпустить такого опасного человека, как Мезон Руж.

— Так что бы вы сделали? — спросила Женевьева.

— Что бы я сделал, гражданка?.. Я приказал бы запереть все выходы из Тампля; подошел бы прямо к патрулю, схватил бы кавалера и сказал ему: «Кавалер де Мезон Руж, я арестую вас как изменника отечеству», а уж если бы я наложил на него руку, так, уверяю вас, он бы не вырвался.

— И что потом? — спросила Женевьева.

— Потом судили бы его и его сообщников, и ему уже отрубили бы голову, вот и все.

Женевьева вздрогнула и с трепетом взглянула на соседа.

Но гражданин Моран, казалось, не заметил этого взгляда, спокойно выпил стакан вина и сказал:

— Гражданин Лендэ прав. Так следовало бы поступить; к несчастью, этого не сделали.

— А куда же девался этот кавалер де Мезон Руж? Что знают о нем? — спросила Женевьева.

— Ну, — пробормотал Диксмер, — он, верно, не долго раздумывая и увидев, что попытка сорвалась, тотчас удалился из Парижа.

— Может быть, выехал из Франции, — прибавил Моран.

— О, нет, нет! — отвечал Морис.

— Как! Он так неблагоразумен, что решился остаться в Париже? — спросила Женевьева.

— Не двинулся с места!

Общее изумление встретило слова Мориса.

— Но это только предположение ваше, гражданин, — сказал Моран, — не более как простая догадка.

— Нет, все верно.

— Признаюсь, — сказала Женевьева, — я никак не могу поверить вашему рассказу, гражданин. Какая непростительная неосторожность!

— Вы женщина, гражданка, и поймете, что могло заставить такого человека, как кавалер де Мезон Руж, действовать вопреки личной безопасности.

— Но что может заглушить страх, внушаемый смертью на эшафоте?

— Что? Любовь, — ответил Морис.

— Любовь! — повторила Женевьева.

— Разумеется. Неужели вы не знаете, что кавалер де Мезон Руж влюблен в Марию-Антуанетту?

Слушатели рассмеялись недоверчиво, но тихо и принужденно. Диксмер пристально взглянул на Мориса, как бы желая разглядеть его насквозь. У Женевьевы навернулись слезы; дрожь, замеченная Морисом, пробежала по ее телу. Гражданин Моран, подносивший стакан к губам, пролил вино; его бледность испугала бы Мориса, если бы в эту минуту все внимание молодого человека не было обращено на Женевьеву.

— Вы дрожите, гражданка! — прошептал Морис.

— Не вы ли сами сказали, что я все пойму, потому что я женщина? Нас, женщин, трогает всякая преданность, как бы ни была она противна нашим правилам.

— А преданность кавалера де Мезон Ружа, — продолжал Морис, — тем удивительнее, что он никогда не говорил с королевой.

— Послушай-ка, гражданин Лендэ, — сказал любитель крайних мер. — Мне кажется… позволь говорить откровенно… ты чересчур снисходителен к этому кавалеру…

— Милостивый государь, — отвечал Морис, употребляя, может быть, намеренно этот титул, вышедший из употребления, — я люблю людей великодушных и храбрых; но это не мешает мне сражаться с ними, когда встречаю их в рядах врагов. Не отчаиваюсь встретить когда-нибудь кавалера…

— И… — начала Женевьева.

— И если встречу, сражусь с ним.

Ужин кончился. Женевьева, вставая, дала знать, что пора разойтись.

В эту минуту часы начали бить.

— Полночь! — спокойно сказал Моран.

— Уже полночь! — живо повторил Морис.

— Ваше восклицание мне очень приятно, — сказал Диксмер. — Оно показывает, что вы не скучали с нами, и подает надежду, что мы снова увидимся. Вы в доме настоящего патриота и, надеюсь, скоро убедитесь, что для вас это дом друга.

Морис поклонился, повернулся к Женевьеве и спросил:

— И вы тоже позволяете мне прийти?

— Не только позволяю, но и прошу, — отвечала Женевьева с живостью. — Прощайте, гражданин.

И она вышла.

Морис простился с собеседниками; особенно раскланялся с Мораном, который очень ему понравился; пожал руку Диксмеру и вышел, ошеломленный разными событиями, волновавшими его в этот вечер, более веселый, чем печальный.