Марк Орлов - Сказания и легенды средневековой Европы

• Название: Сказания и легенды средневековой Европы
• Автор: Марк Орлов
• Издательство: Феникс; Северо-Запад
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-222-10682-2; 978-5-938-35196-7

Первобытное человечество с самого появления на Земле испытывало потребность истолковать, объяснить и сделать для себя понятными явления окружающей природы, побуждаемые к тому необходимостью подчинить их себе, овладеть ими, обратить их себе в пользу. Но первые попытки истолкования природы сейчас кажутся беспорядочным сбором суеверий.

---

Вот, например, история одного испанского рыцаря, передаваемая испанским писателем Торквемадо. Рыцарь этот влюбился в монахиню и так успешно повел дело, что добился от нее свидания. Но для того чтобы проникнуть к своей возлюбленной, рыцарь должен был пройти через монастырскую церковь, а из нее уже в то место, где монахиня должна была его ожидать.

Рыцарь успешно подделал ключи к дверям этой церкви. В условленное время ночью он отправился верхом к этому монастырю. Не доезжая монастыря, он слез с коня, оставил его в безопасном месте, а сам дальше пошел пешком. Подойдя к церкви, он отворил ее поддельным ключом и когда вошел внутрь, то был поражен совершенно неожиданным зрелищем: церковь была ярко освещена и наполнена толпою духовенства, которое торжественно совершало отпевание какого-то покойника. Рыцарь, оправившись от первого смущения, подошел поближе, чтобы посмотреть, кого хоронят. Всмотревшись в лица духовенства, совершавшего службу, он снова был чрезвычайно изумлен тем, что не видел ни одного знакомого, хотя он, как житель той местности и постоянный посетитель монастыря, знал всех в лицо. Подойдя к одному из монахов, он спросил, кого это хоронят? Монах отвечал, что хоронят такого-то рыцаря, и при этом как раз назвал его самого, т. е. героя этого происшествия. Храбрый рыцарь расхохотался в ответ на эти слова и сказал монаху, что он ошибается, что рыцарь, которого он назвал, слава Богу, жив и здоров. Но монах спокойно возразил, что он вовсе не ошибается, что покойник, которого они отпевают, есть именно тот самый рыцарь, которого он назвал. Изумленный рыцарь обратился к другому монаху с тем же самым вопросом и получил от него тот же самый ответ. Охваченный невольным волнением и страхом, рыцарь сейчас же вышел из церкви, нашел своего коня, сел на него и поехал домой. Но тут он, к своему неописанному ужасу, заметил, что за ним по пятам следуют два огромных черных пса. Рыцарь выхватил меч и замахнулся на собак, но те, нимало этим не смущаясь, продолжали бежать за ним. До дому он добрался едва живой. Служители сняли его с лошади, ввели в дом, уложили в постель. Но в эту минуту в комнату ворвались те две черные собаки, которые гнались за ним, бросились на него, задушили его и разорвали на части, прежде чем ошеломленные домашние успели оказать ему защиту.

Тот же автор рассказывает о другом испанском рыцаре или дворянине по имени Антонио Куева, который чуть не всю жизнь был истязаем разными призраками и путем этого постоянного общения с ними так закалился, что почти перестал обращать внимание на них. Однажды ночью он, лежа в кровати, читал книгу и вдруг услышал, что под кроватью кто-то шевелится. Он опустил книгу, приподнялся, чтобы заглянуть под кровать, и в это время увидел высунувшуюся из-под кровати черную руку, которая схватила подсвечник и бросила его на пол, так что свет погас. Затем рыцарь слышал, как из-под кровати кто-то вылез, лег рядом с ним на кровать, охватил его и стал давить. Началась отчаянная схватка между живым человеком и призраком. Шум борьбы и крики рыцаря разбудили весь дом. Люди вбежали в спальную со свечами и нашли рыцаря в постели, совершенно изнемогавшего, всего в жару и облитого потом. А страшный черный призрак, который с ним боролся, исчез неведомо куда. Таких рассказов существует великое множество, но мы не будем их здесь передавать, потому что участие в них нечистой силы по большей части остается под некоторым сомнением.

5. Колдуны, колдовство и оборотни

Колдуны и колдовство, само собою разумеется, являются центральным местом предмета, который мы обрабатываем в нашей книге. Сношение человека с нечистою силою ни в чем другом так ясно не обозначается и не характеризуется, как в колдовстве. Колдун в эпоху христианства явил собою ясный след переживания древнего язычества. Колдун мог быть рассматриваем как жрец древнего языческого культа, специально преданный служению злобным божествам и играющий роль посредника между ними и людьми. А так как в христианское время древнее злобное божество было перечислено в ведомство адских сил, т. е., попросту говоря, превратилось в черта, то и служитель этого божества сделался богоотступником, врагом истинной веры, предавшимся нечистой силе.

Обратимся к нашим старым авторам и посмотрим, как в их рассказах и историях характеризуется деятельность колдунов. Оказывается, что среди народа колдуны главным образом пользовались славою искусных целителей. Так, по рассказу, передаваемому Гуларом, в 1569 г. был схвачен в Оверни и доставлен в Париж колдун, который специально занимался лечением людей и домашнего скота. При обыске у него нашли большую книгу, которая была битком набита скотским волосом и шерстью. Когда в той местности, где он жил, у кого-нибудь заболевала скотина, хозяева обращались к нему, и он вылечивал животных, принося с собою шерсть, над которой, очевидно, было совершено какое-то колдовство. По общему убеждению, он «снимал порчу» с заболевшей скотины, но при этом обязательно должен был ее перенести на другое животное. Порча, следовательно, представлялась чем-то таким, что не могло оставаться без дела и применения и не могло быть уничтожено, а могло только переходить, передвигаться с места на место. Таким образом получался какой-то заколдованный круг. Раз порча появлялась в известной местности, уничтожить ее не было возможности, а можно было только снимать с одной скотины и переносить на другую. Замечательно еще, что этот овернский колдун не брал денег за свое лечение, ссылаясь на то, что если возьмет деньги, то лечение будет безуспешно. Одет он был в какую-то старую хламиду, сшитую из тысячи лоскутков. Случилось однажды, что у одного из местных помещиков заболел любимый конь. Обратились к этому колдуну. Он порчу с коня снял, но на этот раз перенес ее почему-то не на скотину, а на конюха этого же помещика. Тогда вновь обратились к нему, прося вылечить конюха, но он на эту просьбу отвечал ошеломляющим вопросом: что, дескать, для тебя (т. е. помещика) лучше, чтобы издох конь или чтобы умер конюх? Помещик заколебался; ему, надо полагать, в самом деле трудно было решить, кого спасти — коня или конюха. А пока он изнывал над этим затруднительным вопросом, конюх умер. Тут колдуна и схватили. Из показаний опрошенных жителей выяснилось еще, что дьявол, который во всех этих делах, очевидно, распоряжался, имея в лице колдуна лишь послушного посредника, всегда старался выгадать при переносе порчи. Он переносил ее с худшей скотины на лучшую, а с женщины непременно на мужчину, со старика на юношу и т. д. Прибавляли еще, что колдун иначе поступать и не может; если бы он вздумал воспротивиться переносу порчи, то дьявол удавил бы его самого. «Короче сказать, — заключает наш автор, — дьявол производил видимое исцеление тела, но в то же время губил душу».

Автор «Демономании» Боден приводит рассказ, вполне подтверждающий этот основной принцип врачебного искусства колдунов, т. е. обязательный перенос порчи с одного существа на другое. Один орлеанский купец был испорчен, т. е. околдован; он видимо угасал, жизнь его висела на волоске. И вот он послал за колдуном. Этот кудесник объявил, что вылечить больного он может, но что для этого есть только одно средство — перенести порчу с самого купца на его сына, грудного младенца. Злополучный купец согласился на этот обмен. Но кормилица младенца, узнав, какая участь грозит ее питомцу, схватила его и скрылась с ним из дому неизвестно куда. Скрылась она как раз в тот момент, когда колдун снимал порчу с купца, который немедленно после этой операции и выздоровел. Порча снималась, сколько можно заключить из рассказов, простым прикосновением к больному, быть может, даже без произнесения при этом заклинаний. Но как только порча была снята с отца, колдун сейчас же спросил, где ребенок, чтобы передать порчу ему. Когда же ребенка не оказалось, колдун отчаянно взвыл: «Я пропал!» Тщетно прождав некоторое время и удостоверившись, наконец, что ребенка унесли и что найти его невозможно, колдун пошел домой. Но едва он вышел за дверь, как дьявол тут же его задушил, причем он мгновенно весь почернел, словно его вымазали сажею. Смерть колдуна, в том случае если он не успеет перенести порчи на другого, признавалась вещью совершенно неизбежною, засвидетельствованною множеством фактов, происходивших во время следствия и суда над колдунами и ведьмами. Так, однажды в Нанте была схвачена ведьма, только что напустившая порчу на одну из своих соседок. Чины судебного ведомства, народ бывалый и опытный, привели ведьму к порченой и приказывали ей наложить на нее руки, чтобы снять порчу. Она наотрез отказалась; когда же ее к этому принудили силою, она громко завопила о том, что она погибла. Тотчас после прикосновения ведьмы к порченой та выздоровела, а колдунья тут же растянулась на полу и умерла. Ее, однако, порядка ради все-таки сожгли.

Народная фантазия с большею охотою приписывала колдунам всевозможные подвиги совершенно беспричинной злобы, исходя, очевидно, из той мысли, что дьявол, которому колдуны служат, является артистом в полном смысле слова, придерживающимся принципа — искусство для искусства. Так, у того же Бодена сообщается такой рассказ. Один колдун связал букет из цветов, околдовал его и бросил где-то на дороге. По этой дороге проходил человек с собакою. Собака бежала впереди, перескочила через этот букет и тут же пала мертвою. После нее перешагнул через букет ее хозяин, и хотя главная сила порчи уже была снята с заколдованного букета собакою, все же и хозяин ее чувствительно пострадал: им овладел припадок страшного бешенства, от которого он едва не задохся. Опытные люди, исследовав это происшествие, живо догадались, что тут все дело в букете. Стали искать, кто его подбросил, и виновника нашли и изобличили. Притянутый к допросу, он откровенно изъяснил, что букет был околдован им в расчете на то, что его кто-нибудь поднимет. А тот, кто его поднял бы, должен был умереть как громом пораженный. Само собою разумеется, что этого букетного мастера немедленно сожгли.