Константин Сапожников - Уго Чавес. Одинокий революционер

• Название: Уго Чавес. Одинокий революционер
• Автор: Константин Сапожников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03373-3

Президент Венесуэлы Уго Чавес, наиболее известный латиноамериканский политик после Фиделя Кастро, привлекает внимание полемичностью своих взглядов, выпадами в адрес США, оригинальностью высказываний, экзотичностью манер и поступков. Его называют самым харизматичным политиком в современном мире, однако отношение к нему довольно сложное: то ли он — левый политик новой волны, объявивший мирную Боливарианскую революцию, то ли очередной «каудильо» с популистской риторикой. Автор дает ответы практически на все вопросы, связанные с жизнью и деятельностью одного из самых необычных руководителей в новейшей истории Латинской Америки.

---

Ситуация осложнилась ещё больше, когда в газете «Насьональ» (28 февраля 1999) появилось интервью с Сересоле под названием «Я придумал Уго Чавеса и затем нашёл его на улице». Ничего подобного Сересоле не произносил и тем более никогда не называл себя «первооткрывателем Чавеса». Аргентинец был, естественно, возмущён подобной ложью и так объяснил инцидент:

«Конечно, я никогда не говорил такой глупости. Просто журналисты, реализуя право на свободу печати, подправили «немножко» суть моих подлинных заявлений. Я сказал в интервью, что моя книга — это квинтэссенция интеллектуальной работы, которая была проделана за 35 лет. Я разрабатывал политическую модель, основанную на союзе между армией и народом, а не «создавал» модель личности, которая представляет мою теорию в Венесуэле. Маленькое различие, направленное на то, чтобы сфабриковать бездну недоверия к «высокомерному и агрессивному аргентинцу-неонацисту»».

Луис Микелена, получивший пост министра внутренних дел, уговорил Сересоле не подавать на журналистов в суд и уехать из страны без скандала, поскольку его пребывание в Венесуэле «используется оппозицией для компрометации президента». Микелена вручил Сересоле 10 тысяч долларов в качестве возмещения «за доставленные неудобства». Под охраной агентов DISIP 5 марта 1999 года Сересоле проводили в аэропорт Майкетию. В беседе с журналистами Сересоле сказал, что вынужден покинуть Венесуэлу из-за угроз местных сионистов убить его.

Луис Пинеда, который в то время работал директором расследований в DISIP, изложил иную версию. К нему несколько раз обращались видные представители еврейской общины, сигнализируя о той опасности, которую представляет Сересоле, «нацист современной формации». По их мнению, близость аргентинца к Чавесу компрометировала Венесуэлу, венесуэльцев и самого Чавеса. Пинеда сообщил об этом Урданете, директору DISIP, и тот принял решение о депортации Сересоле. Он был посажен на самолёт до Сан-Антонио-де-Тачира, откуда на такси перевезён в Колумбию.

Чавес отверг как несостоятельные утверждения массмедиа о том, что аргентинец был его ближайшим советником. По словам Пинеды, Чавес ни разу не пригласил Сересоле в свою резиденцию «Ла Виньета». С аргентинцем «по принципиальным вопросам» говорил Хосе Висенте Ранхель.

До последнего дня своей жизни Сересоле следил за развитием Боливарианской революции, её успехами и провалами и периодически утверждал, что Чавес руководствуется его «доктриной».

Инаугурация Чавеса прошла 2 февраля 1999 года. На неё прибыли многие латиноамериканские президенты, среди них — перуанец Альберто Фухимори и боливиец Уго Бансер. Для Чавеса самым желанным гостем был, конечно, Фидель Кастро, который назвал победу молодого венесуэльского друга «триумфом для всей Латинской Америки». Нестандартность своих подходов к отлаженным ритуалам и церемониям Четвёртой республики Чавес подчеркнул тем, что пригласил на инаугурацию «сильного человека» 1950-х годов — престарелого Маркоса Переса Хименеса, находившегося в изгнании в Испании. Некогда грозный диктатор поблагодарил Чавеса, но приехать отказался. Враги Чавеса поторопились распустить слух: «Вот что нас ожидает в недалёком будущем — пришествие второго Переса Хименеса».

Сдающий полномочия президент Рафаэль Кальдера, горбящийся, с дрожащими руками, «геронтократическое» воплощение Четвёртой республики, передал Уго Чавесу атрибуты власти. Чавес дал клятву над роскошным томом Конституции 1961 года, назвав её «умирающей». Это было единственное слово, которое Чавес включил «от себя» в традиционный текст клятвы. Демонстративный жест президента подтвердил: страну ожидают глубокие перемены. В инаугурационной речи он обрушился на пороки Четвёртой республики, которая погрузила страну в деградацию и перманентный кризис, и в самых высоких словах отозвался о героической попытке офицеров-патриотов спасти Венесуэлу 4 февраля 1992 года от гибельного курса прежней власти.

Памятный для Чавеса день был запечатлён в сотнях километрах кинолент, видеозаписей и бессчётном количестве фотокадров. Ударный сюжет инаугурации — торжественный проезд Чавеса с женой на чёрном лимузине через многотысячную толпу. Президентская пара словно воскресила кинохронику 1940–1950-х годов: он — в белом мундире, в высокой парадной фуражке, с жезлом главнокомандующего, и сияющая от счастья Марисабель в роскошном платье. Венесуэльцы любят эффектные театральные зрелища. Этот картинный президентский проезд в окружении автомашин охраны был срежиссирован в лучших традициях жанра.

У многих тогда возникла ассоциациях аргентинским президентом Хуаном Пероном и его женой Эвитой. Неужели Чавес даёт понять, что намерен использовать в Венесуэле опыт социально-экономических реформ генерала Перона? Венесуэлу ожидает неоперонизм? Но после Перона и военных режимов в Аргентине правил неолиберал Карлос Менем и вроде бы добился замечательных результатов: самая низкая инфляция на континенте, динамичный экономический рост, непрекращающийся приток иностранных инвестиций и как следствие — рост уровня жизни аргентинцев. Почему бы Чавесу не воспользоваться опытом Менема? Неужели весь карнавал новоиспечённого президента предвещает введение авторитарной «модели»?

Уго Чавес начал свою деятельность в обстановке эйфории, огромных надежд, стремления различных слоёв населения поддержать реформистский курс правительства. Пожалуй, только олигархические семьи, традиционные политические партии и СМИ с недоверием оценивали первые шаги «подполковника» на президентском посту.

Буржуазная пресса, не без умысла, вела бесконечные дискуссии: сможет ли Чавес — военная косточка — искоренить пороки Четвёртой республики? Их накопилось слишком много: коррупция, разгул преступности, нищета и голод в бедняцких посёлках, кризис здравоохранения, непотизм. А решение жилищной проблемы? Позором нефтяной страны стали ранчос, облепившие горные склоны столицы. Обладает ли президент необходимыми знаниями и подготовкой? К примеру, в области экономики? Он выдвинул разрекламированный военно-гражданский план «Реконструкции отечества», но откуда возьмёт деньги для его осуществления? В казне их нет. Как ни упирайся, придётся идти на поклон к Международному валютному фонду.

Венесуэла превратилась в огромный дискуссионный клуб. Одни говорили, что приход Чавеса к власти — «это лучшее, что произошло в стране за последние годы», другие — «это самое плохое, что могло случиться». Чтобы отстаивать намеченный политический курс, Чавес старался чаще выступать по радио и на телевидении, словно предвыборная кампания всё ещё продолжалась. Острейшая борьба за демонтаж структур Четвёртой республики была ещё в самом начале. Реальная власть в стране — финансовая, экономическая, информационная и во многом политическая — находилась в руках противников.

Вхождение Чавеса в обязанности президента шло трудно. Проблемы начались с формирования кабинета, которое сопровождалось подспудной борьбой различных партий и организаций, оказывавших ему поддержку в избирательной кампании. Как вспоминал Чавес, почти два месяца он безвылазно провёл в президентской резиденции «Лa Виньета». Соратники настаивали на «достойной» компенсации своего вклада в победу в «лучших традициях» Четвёртой республики. Друзья Микелены — предприниматель Мануэль Кихада и отставной полковник Луис Альфонсо Давила стали закулисными «представителями» интересов торговой буржуазии и агроиндустриального сектора. Лоббирование этих интересов в той или иной форме поощряло коррупцию. Свои жирные куски потребовали другие представители венесуэльского капитала. Поначалу они всячески мешали политическому взлёту Чавеса, но, когда его победа стала предсказуемой, изменили тактику. Чавес вспоминал: «Один из самых явных представителей тех венесуэльских кругов, той олигархии и того старого режима даже написал в одной газете, что поскольку они не могут справиться с этой «тварью» — тварью был я, — значит, «тварь» надо укротить. И тогда они действительно взяли «тварь» в кольцо».

Тонкий аналитик, Норберто Сересоле писал в январе-феврале 1999 года: «Чавизм сегодня стремится разделиться на сторонников «стабильности», которые хотят усилить «умеренные» (неолиберальные) тенденции последнего времени, и «радикалов», которые пытаются восстановить исходные элементы военного движения. Так что — пока — в рамках внутренней венесуэльской политики не планируются поиски альтернативы Чавесу. Группы самых ортодоксальных чавистов предпринимают шаги для концентрации власти, чтобы стать опорой для Чавеса и помочь ему — не в такой далёкой перспективе — отказаться от компромисса с прежней элитой, на который ему пришлось пойти. Крайним пределом этой политики, естественно, является гражданская война. Другой сектор (в рамках чавизма) с удовлетворением воспримет курс на продолжение прежней политики (Четвёртой республики). Обе фракции — всё ещё — окончательно не сформировались, в смысле что обе ищут законности под прикрытием «харизматического зонтика». Одни — для сохранения прежнего режима, другие — чтобы не допустить этого. И все ищут поддержки лидера. Продолжатели прошлого намерены превратить Чавеса в нового актёра старой пьесы».