Александр Поповский - Искусство творения

• Название: Искусство творения
• Автор: Александр Поповский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1949

Книга посвящена одному из самых передовых и талантливых ученых — академику Трофиму Денисовичу Лысенко.

---

Аспирант не ошибся. После первой же промывки на дне барабана остались белые нити каучука. Вот когда Филиппов стал отвечать на телеграммы Лысенко.

«Все идет хорошо, — гласило первое сообщение: — переработано полцентнера корней».

Ученый вернулся в Москву и при первой же встрече с помощником спросил:

— Как наши успехи?

Филиппов ни словом не обмолвился о своих неудачах. Он сказал, что переработал сто килограммов, две тонны заложены и готовы к промывке.

— Мало, — произнес недовольный ученый, — надо бы больше.

Он догадывался, что аспиранту было нелегко, и ждал, когда тот сам об этом расскажет.

— Как вы промываете? — опросил Лысенко.

Этого вопроса Филиппов очень боялся.

— На барабане, — нетвердым голосом ответил он.

— Слыхали? — обратился вдруг ученый к окружающим. — А руками не пробовали мыть?

— Пробовал, — виновато промолвил помощник.

— Сколько? — домогался строгий судья.

— Два с лишним центнера.

— И что же?

— Не получается. Трудно и малопроизводительно.

— Поспешили с заключением, — резюмировал учитель, — надо бы раньше тонны две пропустить… Пробовали песком промывать?

— Говорят, что песчинка в каучуке, что осколок в ноге, — губит, разрушает ткани.

— Ладно, — оказал Лысенко, — приеду и все проверю.

Он прибыл в Горки, прошелся по штабелям дымящегося навоза, пощупал гниющую массу корней и, не взглянув на барабан, стоявший тут же, сказал:

— Покажите, чем вы пробовали отмывать корни.

Академик засучил рукава и не успокоился, пока сам не испытал весь инвентарь аспиранта. Ни сетка, ни мешок, ни кадка не удовлетворили его.

— Попробуем теперь барабан, — почти добродушно произнес он. — Вы будете мыть, а я помогать вам.

Он вынул часы, заметил время. Спустя полчаса вытер руки и сказал:

— Дело хорошее, можно внедрять в колхозы..

ЭКСПЕРИМЕНТЫ НА СТЕРНЕ

Во всех случаях сомнения нужно только одно: спросить мнение растения.

Тимирязев

В 1944 году в Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева состоялся доклад для профессоров и студентов, о котором впоследствии шли различные толки в Москве. Тема носила сугубо практический характер и трактовала о том, как взращивать озимые в сибирских степях. Однако выводы были столь неожиданны, так необычно прозвучали идеи докладчика, что озадаченные слушатели не могли долго прийти в себя.

— Меня пригласили сюда, — начал свою речь академик Лысенко — сделать доклад и предоставили свободу в выборе темы. Я буду говорить тем, кто хочет слушать меня, о научной проблеме, над которой я бьюсь уже скоро три, года, уделяю ей очень много внимания и буду заниматься еще много лет… Я выбрал тему: о посевах по стерне в степных районах Сибири, о посевах по совершенно необработанной земле, с которой в свое время был скошен хлеб и после уборки нетронутой осталась стерня. Я выбрал эту тему не только потому, что придаю ей большое значение, дни и ночи думаю о ней, буду думать долгое время, но еще и потому, что она горячо обсуждается всюду и интересует людей самых различных профессий. Вы возразите, что проблему, которую широко знают, не следовало бы, пожалуй, докладывать здесь, уже лучше побеседовать о чем-нибудь новом. Беда, однако, в том, что о посевах по стерне говорят все, и люди, знакомые и не знакомые с агротехникой, спорят, не понимая наших задач или понимая их неверно. Оттого и молва об этой идее так широка, что ее изображают в неправильном виде: «У худой, говорят, молвы быстрые ноги…»

После такого вступления следовало ожидать, что Лысенко обрушится с упреками по адресу противников и будет горячо настаивать на своем. На самом деле случилось другое. Словно решив еще больше озадачить аудиторию, он вдруг принял сторону противника.

— Все мы боремся, — сказал он, — за внедрение высоких приемов агротехники. Упрощенчество клеймится, и справедливо. Скверная обработка земли снижает производительность труда земледельца и ухудшает условия его существования. Мелкая и плохая пахота легче хорошей, и всегда найдутся охотники пожалеть свои руки и спину. Сейчас, в условиях войны, когда наши силы и средства должны быть наилучше использованы, всякое упрощенчество в агротехнике недопустимо. Как после этого не быть скверного мнения о моих планах? Шутка ли, я в такой серьезный момент предлагаю сеять не то что на плохо вспаханной земле, а на необработанной вовсе. В любом учебнике написано, что такая почва не годится для сева, а мы продолжаем стоить на своем. Больше того, мы запрещаем это поле боронить, не пускаем культиватора, а о плуге и говорить нечего… Если произвели уже хоть незначительную обработку земли, хоть бы слущили легонько стерню, мм заявляем: «Посев был произведен на низкокачественном уровне, скверно использованы правила агротехники». Что же надо было делать, спросите вы? Ничего. Ни боронить, ни культивировать, ни пахать это поле нельзя…

Так полагает Лысенко. Проследим эту удивительную теорию от самых ее истоков.

Осенью 1941 года, когда немцы подступили к Москве, Трофим Денисович Лысенко направился в Омск. Он привез с собой в Сибирь вагон, набитый добром: ящики, наполненные колосьями, снопами и мешочками семян. Вместе с множеством сортов зимостойкой пшеницы он привез твердую решимость обратить степные районы Сибири в житницу Советского Союза, возместить стране утрату хлебородной Украины.

Лысенко сунул свой чемодан в первое попавшееся помещение научно-исследовательского института, разгрузил материал, расставил сотрудников по местам и в тот же день провозгласил академию открытой. Едва люди успели прийти в себя, ученый объявил всех мобилизованными для работы на опытных участках. В Сибири шел уже сев озимых, и до конца его оставалось немного. Упустить время — значило надолго отодвинуть испытание сортов зимостойкой пшеницы — пионеров грядущего благополучия страны. Помощники ученого сами молотили привезенные снопы, занимались подсчетом и отбором зерна. Академия готовилась к решающему эксперименту.

Там временем Лысенко носился по нивам яровой ржи. Давно бы пора им созреть: лето уходило, миновали все сроки, а хлеб оставался зеленым. Его высеяли поздно оттого, что запоздала весна, и его подстерегали сибирские морозы. Первые же заморозки грозили оставить Сибирь без семян. Пораженная холодом, незрелая рожь для посева уже не годится. Мог ли Лысенко оставаться при этом спокойным? Он собирает агрономов-ученых и практиков и, взволнованный, спрашивает совета. Он прислушивается к каждому мнению, размышляет, рассчитывает и не соглашается ни с кем. Ученый отказывается выжидать. Что бы ни говорили, ждать — значит оставаться пассивным. Надеяться на милость природы, когда надо бороться с бедой, нависшей над краем, ни совесть, ни честь, ни долг перед страной ему не позволят.

Он изучает материалы за много лет о колебаниях температуры и времени наступления тут первых морозов и приходит к заключению, что ждать полного вызревания пшеницы нельзя. Заморозки ее погубят.

— Мы не можем продлить сибирское лето, — резонно настаивали агрономы на своем. — Не можем также отодвинуть осенние холода. Косить незрелую рожь нельзя.

— Почему? — не соглашался Лысенко.

Странный вопрос! Кто поручится, что лето не протянется еще и хлеба тем временем дойдут? Какой смысл торопиться и снимать неполноценную пшеницу? Да и как ее высушивать? Ведь скошены будут большие массивы.

Лысенко решает на опыте проверить проблему. Он снимает с небольших площадей незрелые колосья и оставляет их сохнуть в валках. В течение недели ученый изучает состояние скошенного хлеба и убеждается, что он здесь дозревает. Лысенко спешит разнести эту весть по Сибири и по Казахстану.

— Не выжидая, когда рожь и пшеница поспеют, — твердит он устно и письменно, — скашивайте вначале более зрелые массивы, а с сентября — весь остальной урожай, независимо от его состояния.

Колхозы и совхозы Сибири имеют много оснований помнить о том, что сделал для них Лысенко в том памятном году.

Аврал в академии миновал. Пришел черед сеять зимостойкую рожь и пшеницу. В помощницы себе ученый пригласил молодую аспирантку, не богатую ни опытом, ни знаниями. С ней он проверяет устойчивость привезенных семян. Верный своему правилу вовлекать сотрудников в круг своих идей, заражать их любовью к предстоящему делу, он терпеливо разъясняет помощнице свой план. Она должна знать историю предмета, знать, зачем они приступают к озимым посевам.

Да будет ей, во-первых, известно, что сибирские степи — безбрежный простор миллионов гектаров земли. Из них миллионы возделываются, но миллионы представляют еще сплошную целину. Пять лет тому назад никто еще здесь не сеял озимых хлебов. С весны или осени вспахивали землю, давали ей напитаться влагой и на этих парах сеяли яровые рожь и пшеницу. Озимые посевы не прививались, пшеница, как правило, гибла от холода, а рожь выживала частично.