Марина Маслова - Спляшем, Бетси, спляшем!

• Название: Спляшем, Бетси, спляшем!
• Автор: Марина Маслова
• Жанр: Современные любовные романы

У Бетси был веселый гусь… и еще множество животных. Но это в песенке, а в жизни у Лизы было несколько мужей и любовников, но не всегда хотелось плясать. А странно, ведь жизнь ее внешне сложилась блестяще. Счастливое детство, любящие родственники и друзья. Любимая работа, сказочная карьера благодаря английскому мужу №3, положение в обществе, возможность самовыразиться в искусстве, но Бетси с детства мечтала о настоящей любви и искала ее путем проб и ошибок, а когда поняла, что любовь была все годы рядом, стала бороться за нее.

Сказки ушедшего века. Правда или выдумка? Сказка или действительная жизнь?

Эта история была написана с использованием фактов из жизни моих близких. На границе веков и даже тысячелетий хочется, чтобы не забылась та особенная жизнь, которая была повседневной жизнью наших мам и бабушек. Сейчас некоторые факты кажутся выдумкой, события невозможными или преувеличенными, однако все это — жизнь хорошо знакомых людей, которые так же влюблялись, мучились, боролись за счастье, учились и работали, любовались закатами и восторгались звездным небом. А теперь эта жизнь кажется сказкой, и век ушел, чтобы мы жили в новом...

---

Боже мой, думаю я, неужели мне теперь всю жизнь придется утешать страждущих, решая их проблемы? Я чувствую, что перестаю принадлежать себе, на меня заявляют права многие и я не могу отказать, чтобы не ранить, не обидеть. Хотя, может, милосердие тогда и является заслугой, когда сопряжено с самоотречением и приносит личные неудобства? Если бы я была верующей, я посоветовалась бы со священником.

— Джек, а ты посещаешь церковь? — спрашиваю я Джека, сосредоточенно ведущего машину.

— Да, правда очень редко, — отвечает он, удивленный вопросом, — Хожу на исповедь.

— И все там рассказываешь? И про меня?

— Да.

— Тебе это приносит облегчение? Я имею в виду, ты не чувствуешь, что это формально и не имеет отношения к твоим проблемам?

— Нет, это действительно дает мне если не облегчение, то по крайней мере силы жить дальше.

— Тебе тяжело со мной? — спрашиваю тихо и кладу ладонь на руль поверх его руки.

— Мне будет значительно хуже без тебя, — признается он, не отрывая глаз от дороги.

— Мне тоже, Джек! Ты меня разбаловал своей заботой и любовью. Я боюсь остаться одна, — говорю я искренне.

Вечер проходит совершенно по-семейному. Джек играет с Аликом, собирая из конструктора замысловатое сооружение, которое должно стать портовым краном. Мы с Алисой играем в лото на двух языках, итальянский она знает теперь отлично, как и английский. Боюсь только, что лексикон у нее в основном уличный. Ведь в отличие от Дженни, говорящей по-английски безукоризненно, как леди, учителями итальянского были садовник, рассыльный, горничная. Все время приходится поправлять ее. Русскому я учу ее сама по детским книжкам, которые мы привезли из Москвы и присылает Коля. Джуззи устроилась на ковре возле Алика и на все заигрывания Алисы только чуть поднимает уши и шевелит своим смешным хвостиком.

— Вот всегда так! — жалуется Алиса, — Вечно она возле Алика. А подарили-то ее мне! Правда, Джек?

— Я подарил Джуззи вам с Аликом, — примирительно говорит Джек.

— Ну и пожалуйста! — обижается Алиса, — Когда мы приедем в Лондон, Саша купит мне десять таких собак! Он-то меня любит!

— Алиса, как тебе не стыдно! Мы все тебя любим.

— Все равно Саша больше всех! — упрямится Алиса, — И Коко! А когда приедет Коко?

— Я не знаю, Алиса, — честно отвечаю я, — Может, он еще и приедет…

Саша, побывав в Ленинграде, у меня еще не был, позвонил только из Лондона и скупо рассказал, что жену Колину он не застал, она уехала в отпуск к матери, видел только ее фотографию.

— Ну, Бетси, ты бы видела! — чуть не захлебнулся ехидным смехом Саша, — Я чуть не упал. Где он ее такую нашел? А Коко постарается последний раз приехать. Он очень скучает без детей.

— Хорошо, Саша, — ответила я, стараясь говорить равнодушным голосом, — мы приедем в Лондон в августе. Ты, я надеюсь, навестишь еще нас до отъезда?

В апреле кончаются съемки. Пока идет монтаж, я решаю уехать в Венецию, чтобы показать детям карнавал. Алиса в восторге от Венеции и особенно от веселых и красочных карнавальных шествий. Она тоже требует себе костюм и маску. В одной мастерской мы находим детские костюмы и Алиса выбирает черно-белый костюм Пьеретты с пышным кринолином и белую маску на палочке. У девочки хороший вкус, она не соблазняется яркими и пестрыми детскими костюмами, от которых пахнет Голливудом. Я подбираю себе такой же костюм и маску. Когда Алик видит меня в пышном платье и белой маске на лице, он поднимает крик, и мы с Дженни и Алисой долго его убеждаем, что это совсем не страшно, а просто весело. Наконец Алиса отдает ему свою маску и Алик, забавляясь, то закрывает лицо, то открывает.

— Поумнеет он у нас когда-нибудь или нет? — замечает Алиса, — Я ведь не была такой глупой, мама?

На выходные приезжает Джек, и мы катаемся на гондоле по Большому Каналу. Я рассказываю Алисе легенды Венеции. Вечером мы слушаем оперу в театре и Алиса горда, что сидит рядом с Джеком в смокинге, а на мне вечернее платье и бриллианты.

— Мамочка, когда я выросту, ты дашь мне надеть это хоть разок?

— Алиса, когда ты вырастешь, это колье будет твоим. Твой отец подарил его тебе на совершеннолетие.

— Коко?

— Нет, твой настоящий отец, Александр Ферндейл. Ты же знаешь, я тебе рассказывала.

— Интересно, почему у меня сразу так много отцов? И настоящий Александр, и Коко, и Джек с нами часто играет?

Я невольно переглядываюсь с Джеком и краснею. Хотя и не назвав еще истинного отца, Ива, она права, мужчин вокруг них много. Но дети растут без отца. Может, мне и в самом деле выйти замуж? За Джека например. Я рассеянно скольжу взглядом по его фигуре и лицу. Скоро пять лет, как мы знакомы. По-прежнему меня волнуют его ямочка на подбородке и зеленоватые глаза с их неизменной любовью во взгляде. Я знаю только двух человек, которых я любила больше него. Один уже мертв, другой — далеко. Нет, которых я просто любила. Джека я не люблю и поэтому мне сложно определить одним словом ту смесь симпатии и привязанности, уважения к его чувствам, гордости, что такой замечательный человек любит меня, благодарности за его отношение к моим детям и сексуального влечения, которое я испытываю рядом с ним. Но черт побери, что же мне делать, если я люблю другого?! Достаточно ли всей этой не-любви для того, чтобы выйти за него замуж, чтобы связать себя и его клятвой в вечной любви и верности при католическом венчании, и быть готовой в любое мгновение уйти за тем, кого люблю? Единственное мое желание — быть готовой откликнуться, если меня позовут, а значит — быть свободной.

— Ты рассматриваешь меня? — вопросительно смотрит Джек, — Каков твой приговор?

Я сжимаю его руку. Антракт закончился и я могу не отвечать, но Джек заметил, что я не слушаю, думая о своем. Второй проблемой для меня стал Франческо. Тенью он ходит за мной, подстерегая у студии или утром у входа в дом. Его тоскующий взгляд выводит из равновесия. Еще дважды мы встречались в маленьких гостиницах, уезжая за город, и он так бывал счастлив, так благоговейно любил меня, что мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Для меня любовь всегда выражалась в сексе, все чувства выплескивались в любовных объятиях и могли быть нежными и целомудренными в самых бесстыдных и откровенных ласках. У Франческо же, получившего подтверждение своей мужской силы, сохранилось романтическое представление о невинной духовной близости как высшей форме чувств. Его шокировало мое стремление сразу лечь в постель. Он мог бесконечно долго держать мою руку, прижавшись к ней губами, нежно целовать лицо, и удивлялся моему нетерпению. Мне становилось грустно, ибо я чувствовала себя рядом с ним древней старухой, я с трудом вспоминала те чувства, которые были близки его состоянию и которые я испытывала к Сергею в юности. Я тоже считала тогда наслаждение духовной близостью важнее секса, хотя мой темперамент пытался убедить меня в обратном. Если бы я полюбила Франческо, возможно я бы снова ощутила желание пережить вторую молодость и его восторженная нежность нашла бы отклик. Но сейчас все любовное томление и романтические вздохи утомляли меня.

— Моя Джульетта! — называл он меня и я, подавив смешок, отвечала:

— Ромео уложил Джульетту в постель на первом же свидании. Раньше знали толк в любви, и дети сразу откусывали от яблока, не тратя время на восторги.

— Лиза, ты смеешься надо мной, почему я должен вести себя с тобой как со шлюхой!

Потому что я и есть шлюха — думала я. Спать с мужчиной, не любя его, только ради получения минутного удовольствия, — сродни употреблению наркотиков в погоне за иллюзией. Первый раз я поступила милосердно, дав Франческо уверенность в себе и излечив его от комплексов, но теперь-то что? И вообще, слишком часто я стала забираться в постель к мужчинам без должного чувства, потакая чувственности. Да, Коко, дорогой, что-то ты во мне все-таки сломал, пытаясь исправить мою жизнь.

— Ну зачем же, как со шлюхой. Веди себя, как Ромео на первом свидании, — подсказываю я со вздохом.

Тем временем фильм смонтирован, и мы озвучиваем эпизод за эпизодом. Для меня это всегда было трудно. Когда я играю, мой голос играет вместе со мной. Но, сидя в полутемной студии, так трудно повторить тот эмоциональный тон, который естественно звучал на съемочной площадке. Иногда я повторяю фразу по двадцать раз и даже Витторио перестает улавливать разницу.

— Боже, Лиза, как ты требовательна. Я должен бы радоваться, но даже меня ты утомляешь. Я начинаю чувствовать себя непритязательным второсортным режиссеришкой, меня устраивает первый же вариант.

Наконец, все готово. Я смотрю на жизнь, которую я прожила на экране, и не верю, что это создала я сама. Та старуха, что опираясь на палку идет по саду, держа по-прежнему спину прямо, а голову высоко — это уже как бы не я. Я с трудом уговорила снимать меня в гриме до старости. Маленькие шляпки с вуалеткой, белые кружевные воротнички, которые до сих пор носят наши ленинградские старушки — это все подсказано мной. И вот теперь я смотрю на экран и сопереживаю несчастной женщине, лишающейся постепенно всего: Родины, возлюбленного, возможности танцевать, и идущей дальше с прямой спиной и поднятой головой, сохранив любовь к Родине, единственному мужчине и танцу. Когда фильм кончается, приглашенные бросаются поздравлять нас. Джек стоит в стороне и смотрит на меня со слезами на глазах. Витторио отводит меня в сторону.