Марина Маслова - Спляшем, Бетси, спляшем!

• Название: Спляшем, Бетси, спляшем!
• Автор: Марина Маслова
• Жанр: Современные любовные романы

У Бетси был веселый гусь… и еще множество животных. Но это в песенке, а в жизни у Лизы было несколько мужей и любовников, но не всегда хотелось плясать. А странно, ведь жизнь ее внешне сложилась блестяще. Счастливое детство, любящие родственники и друзья. Любимая работа, сказочная карьера благодаря английскому мужу №3, положение в обществе, возможность самовыразиться в искусстве, но Бетси с детства мечтала о настоящей любви и искала ее путем проб и ошибок, а когда поняла, что любовь была все годы рядом, стала бороться за нее.

Сказки ушедшего века. Правда или выдумка? Сказка или действительная жизнь?

Эта история была написана с использованием фактов из жизни моих близких. На границе веков и даже тысячелетий хочется, чтобы не забылась та особенная жизнь, которая была повседневной жизнью наших мам и бабушек. Сейчас некоторые факты кажутся выдумкой, события невозможными или преувеличенными, однако все это — жизнь хорошо знакомых людей, которые так же влюблялись, мучились, боролись за счастье, учились и работали, любовались закатами и восторгались звездным небом. А теперь эта жизнь кажется сказкой, и век ушел, чтобы мы жили в новом...

---

Марина Маслова Спляшем, Бетси, спляшем!

Часть 1 Плоды просвещения

Какие бы нас миновали

Напрасные муки…

Б. Окуджава

Пролог

Я лежу всю ночь без сна, в блаженном состоянии головокружительного счастья и покоя, ощущая рядом его сонное дыхание, и этот покой и тишина ночи дают такое же наслаждение, как любовь, которой я переполнена. Мысли, как волны, набегают и отступают в полудреме, но заснуть я не могу, да и не хочу: сегодня моя ночь и я не пропущу ни минуты!

Говорят, что перед смертью вся твоя жизнь проносится перед глазами. Не очень-то милосердно, правда? Вместо последнего утешения — получить последний повод сокрушаться о своих ошибках и тосковать о несбывшемся и упущенном. Но подумать о прожитой жизни в самый счастливый день — сам Бог велел. И тут же вместо желания ликующе крикнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!», у меня возникает мысль — а заслужила ли я такое счастье? И вот уже раскаянье в тысяче мелких и крупных грехов, компромиссов и слабостей не дает насладиться уверенностью, что я ангел во плоти, безвинно страдающий двадцать лет в юдоли земной, а счастье, испытанное в день, когда я получила наконец желанный приз, — это незаслуженный подарок, аванс за будущую праведную жизнь. Впрочем, не мне судить, как я прожила почти сорок лет, и что я, собственно, из себя представляю: святую мученицу или раскаявшуюся грешницу.

1. Ребенок с ранним развитием

Сейчас, вспоминая свое детство и юность, я пытаюсь разобраться, что сделало меня тем, что я есть. Самое обыкновенное детство, такое же, как у всех в шестидесятые годы. Провинциальный город, в котором я выросла, стимулировал желание приобщиться к столичной культурной жизни. Недаром говорят — из провинции как раз и выходит эта самая культура. Наблюдая пресыщенных однокурсников-ленинградцев, с детства избалованных благами цивилизации, я была благодарна судьбе, забросившей меня в наш северный городок. Но были еще два человека, которые повлияли на всю мою дальнейшую жизнь…

Мое детство и юность проходили под знаком сестры. Она, старшая, была для меня недосягаемым идеалом. Я всегда старалась подражать ей во всем, а для этого нужно было знать о ней как можно больше. Я подглядывала за ней, тайком читала ее дневник и всегда крутилась поблизости, наблюдая за ее друзьями и одноклассниками, когда они болтали, шутили, флиртовали, сидя вечерами у нее в комнате. Я впитывала эту атмосферу «взрослой» жизни, ведь они все были на четыре года старше меня и кончали школу, тогда как мне не было пятнадцати лет.

Я помню хорошенькую Наташу с милым личиком и кудрявыми волосами, собранными во взрослую прическу. Не помню даже, училась ли она в одном классе с сестрой, скорее всего, она попала в эту компанию с одним из братьев, Толей. Толя мне ужасно нравился, я тайком поглядывала на него, но казался он мне недоступно взрослым. Его брат Николай был еще на год старше и смотрел уже на них всех с некоторым снисхождением. Лида, маленькая, хрупкая, занималась хореографией и мечтала о карьере балерины, кроме этого ее мало что интересовало. Она была независима, взбалмошна и неудачлива, что потом, во взрослой жизни, проявилось сполна. Наташа же жила в мире с жизнью и самой собой: спокойная, уравновешенная, сначала думала, потом делала. Это мне нравилось, но в то же время вызывало какую-то жалость. Мне казалось, что ей чего-то не хватает в ее размеренной жизни. И, наконец, друг моей сестры, Илья. Больше всего на свете любила я слушать, как он поет под гитару песни Окуджавы. Когда он начинал: «Ах, эта женщина, увижу — и немею…», у меня по коже пробегали мурашки. Они с сестрой переживали пик влюбленности и демонстрировали это открыто. Затаив дыхание, я смотрела, как они сидели в обнимку на диване, целуясь. Боже, как мне хотелось сидеть вот так с кем-нибудь, чувствуя руку на своей талии, до поцелуя я даже в самых смелых своих мечтах не доходила. Однажды я наблюдала за их объятьями и услышала насмешливый голос Наташи:

— Ну что, малышка, небось тоже хочется? Попроси Илью, думаю, он не откажется и тебя научить целоваться. Он ведь тебе нравится?

— Глупости! Я тут болтаюсь в вашей компании, надеясь, что вы, как старшие, еще и умнее тех малолеток, которые окружают меня в классе!

— Ого! — восклицает Николай, пересаживаясь ко мне поближе, — значит, тебе больше нравятся умные разговоры?

— Ну, здесь, как я понимаю, больше интересуются другим, — парирую я.

— Ну и язычок у тебя! Молодая девушка должна быть скромной, послушной и невинной.

— Невинность в вашей компании сохранить трудно! — я вижу, что он шокирован, — Ты реагируешь, как институтка! Даже покраснел. Я имела в виду, что наблюдая за вами, трудно остаться в неведении, а ты что подумал?

Николай быстро переводит разговор на другое.

Уже тогда я научилась скрывать свои чувства, начинающие волновать меня, будоража ум и заставляя колотиться сердце, под безмятежностью на лице, невинным взглядом и насмешливыми и более, чем следует, откровенными замечаниями. Это действовало безотказно. Смущенные, они не приглядывались ко мне и не могли разглядеть смятение от первой встречи с загадками жизни. Коля был более внимателен и, возможно, догадывался, что со мной происходит, они ведь все пережили то, что взрослые называют переходным возрастом. Но я чувствовала себя с ним увереннее, он был слишком взрослым и не был «моим героем». Так начались наши бесконечные разговоры обо всем. Мы обсуждаем книги и фильмы, говорим о науке и поэзии. Больше всего нас увлекают философские споры. Ему нравится слушать, как я изрекаю прописные истины с апломбом первооткрывателя. Иногда мы вовлекаем в разговор всех, иногда окружающие теряют нить наших рассуждений и перестают обращать на нас внимание. Вызывая на спор, я пристаю к Коле с азартом молодой собачки, облаивающей слона.

— Как ты можешь существовать только потому, что мыслишь?

— Это не я, а Декарт, дурочка.

— Но ведь ты согласен с ним? Почему нельзя сказать: чувствую, значит существую?

— Потому что чувствуют и животные.

— Глупости, животные не чувствуют, а ощущают на уровне инстинктов и рефлексов. Чувствуют только люди. Например, как можно испытывать любовь к родине, не существуя?

— Любовь к родине — абстрактное понятие.

— Абстрактные понятия отличают нас от животных. Ну, хорошо, тогда — жалость к несчастным и обездоленным. Ведь животные не знают такой жалости.

— Бетси, ты говоришь глупости. Ведь Декарт подчеркивал высшую способность человека: творчески мыслить и создавать одним усилием ума.

— А как же произведения искусства? Они ведь создаются чувствами?

— Или умом!

— Ну, хватит, — взрывается Лида, — Диспут окончен. Давайте танцевать!

— Вот тебе отличный пример, Коко: она только чувствует и она существует!

Николай заходится в хохоте, Лида удивленно смотрит на нас, она не поняла, в чем тут дело.

Время от времени Наташа подшучивает надо мной:

— Что, влюбилась в Колю? Попробуй, отбей его у Лидки!

Наташу я не люблю, так как тихо ревную к Толе, который мне по-прежнему нравится, поэтому высокомерно замечаю на это:

— Вам не понять нас, вы ведь мыслите на примитивном уровне. У нас более высокие отношения.

Коля непостижим для меня. Он может часами разговаривать со мной и я вижу, что это доставляет ему такое же удовольствие, как и мне. Иногда я чувствую себя невероятно счастливой от сознания, что у меня есть такой чудесный друг. Он снисходителен и нежен со мной, как старший брат. Зовет он меня — Бетси, я же зову его: Коко, и в моменты, когда в споре не хватает аргументов, дразню, напоминая стишок: «Он с Кокошей и Тотошей по аллее проходил…» Иногда ему нравится, иногда он сердится. Толе я это никогда не цитирую, называя его Тотошей мысленно. Моя сестра смеется:

— Это же женское имя: Коко Шанель, например.

— Глупая, это прозвище. Как хочу, так и зову!

Временами я, разговаривая с Колей, замечаю, как он вдруг гаснет, теряя интерес к разговору, и отходит, небрежно потрепав меня по плечу:

— Ну ладно, хватит, потом как-нибудь закончим.

Сначала это меня ужасно обижало, но потом, поразмыслив, я решаю, что не ко мне же он собственно приходит. А зачем он действительно приходит к нам вместе с братом? Мне не понятно. С Лидой его уже почти ничего не связывает. Я боюсь, что когда их интерес друг к другу совсем угаснет, он перестанет приходить. В разговоре с Колей я теперь отзываюсь о Лиде с преувеличенным восторгом. Я тоже хожу в балетную студию, но в детскую группу. Лида танцует со взрослыми, на мой взгляд — очень хорошо. Я все время говорю об этом Коле.

— Бетси, к чему эти разговоры?

— А ты будешь приходить к нам без нее? — спрашиваю я напрямик.