Юрий Борев - Луначарский

• Название: Луначарский
• Автор: Юрий Борев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03304-7

Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был личностью многогранной и потому неординарной, и как подчеркивает автор в своей работе, отсюда и крайняя сложность в трактовке его позиции. Его называли романтиком и утопистом, он заметно выделялся среди других партийных функционеров своими идейными пристрастиями, сильно отличавшимися от российского варианта марксизма. Именно его мировоззрение, считает автор, делает Луначарского одной из самых противоречивых фигур в большевистском руководстве, наиболее подверженной критике со всех сторон.

---

— Товарищи! Кто хочет перейти на работу в Смольный, в экспедицию газеты «Рабочий и солдат»? Предупреждаю, работа трудная и небезопасная.

Раздались возмущенные и протестующие голоса, но одновременно поднялось и множество рук.

— Нет, это много, нужно только шесть человек.

Внимательным, оценивающим взглядом окинув желающих, Луначарский отобрал шестерых, вышел с ними на улицу и пошел широким быстрым шагом, не оглядываясь. Следом за ним шли новые сотрудники газеты «Рабочий и солдат». У ворот Смольного матросы остановили эту группу. Луначарский предъявил мандат и, указав на своих спутников, сказал:

— Это со мной.

И опять, не оглядываясь, пошел сквозь толпу, кипящую в коридорах и на лестницах Смольного. Высокую фигуру Луначарского венчала черная шляпа, хорошо заметная среди множества папах, фуражек, бескозырок, картузов и треухов. Новые сотрудники тут же получили первое поручение в экспедиции Смольного: распространить газету «Рабочий и солдат» в Новочеркасских казармах. Солдаты этих казарм еще не присоединились к перешедшему на сторону революции гарнизону. Среди отобранных Луначарским распространителей газеты был семнадцатилетний юноша — Борис Коротков. Его в Новочеркасских казармах схватили офицеры, газеты отняли и изорвали, а самого избили. Об этом эпизоде узнал Ленин, который взял Короткова в свой личный секретариат — вести прием посетителей.

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

Летом 1917 года Осип Мандельштам сказал: «Наши граждане ходят с бантами, как коты».

* * *

В начале революции Сталин скрывался в Петрограде у одного подпольщика. Однажды он надолго остался в доме с сыном хозяина — девятилетним Мишей. Наконец раздался стук в дверь — пришла мать. Мальчик бросился открывать, но Сталин остановил его и ударил по щеке: «Не плачь, Миша, запомни: сегодня с тобой разговаривал Сталин».

В горах есть такой обычай. Если князь посещает дом крестьянина, отец зовет старшего сына и со словами: «Запомни этот день — у нас в доме был князь» — дает ему пощечину.

Рассказывавший мне эту историю режиссер Михаил Ромм заключил: Сталин шел в революцию с намерением стать князем.

Глава девятая «…РАЗРУШИМ, ДО ОСНОВАНЬЯ…» 25 ОКТЯБРЯ 1917 ГОДА

Когда я
            итожу
                   то, что прожил,
и роюсь в днях —
                       ярчайший где,
я вспоминаю
                    одно и то же —
двадцать пятое,
                           первый день.

В. Маяковский

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.

Тютчев

Шекспировский вопрос «Быть или не быть?» в русской интерпретации звучит: «Была не была!» Эта русская национальная формула стала негласным девизом всех трех русских революций и демократической революции (контрреволюции?) конца XX века.

В октябрьские дни 1917 года Луначарский работал в составе Петербургского комитета РСДРП(б). В октябре его письма жене свидетельствуют о тревожном настроении и беспокойстве по поводу развивающихся событий. 2 октября: «Положение России ужасно, и сердце болит все время за нее. С нею пропадем мы все». 10 октября: «Озлобление против нас колоссально растет на правом полюсе… Растет страшное недовольство и в рабочей, солдатской, крестьянской среде, оно здесь пугает меня, и теперь много анархического, пугачевщинского. Эта серая масса, сейчас багрово-красная, может наделать больших жестокостей, а с другой стороны, вряд ли мы при зашедшей так далеко разрухе сможем, даже если власть перейдет в руки крайне левой, наладить сколько-нибудь жизнь страны. И тогда, вероятно, мы будем смыты той же волной отчаяния, которая вознесет нашу партию к власти. Кадеты как будто на это и держат курс».

18 октября образован блок правых большевиков: Каменев, Зиновьев, Луначарский, Рязанов, Рыков. Во главе левых стоят Ленин и Троцкий. У них — ЦК, а у правых все руководители муниципальных, профсоюзных, фабрично-заводских комитетов. Спасение, по мнению Луначарского, в немедленных действиях «правой демократической коалиции», которая опасается того, что Ленин и Троцкий приведут страну к террору.

В середине октября газета «Биржевые ведомости» опубликовала сообщение, что Луначарский якобы предоставил сведения городской милиции о готовящемся восстании. 20 октября в газете «Рабочий путь» Луначарский публикует опровержение, в котором, в частности, пишет: «Если кто-нибудь обращался бы с такого рода вопросом, то я ответил бы слово в слово то же, что товарищ Троцкий заявил 18 октября на заседании Петроградского Совета РСД». Заметим, что Троцкий, участвовавший в подготовке восстания, утверждал, что «никаких вооруженных выступлений нами не было назначено». (Революция 1917. Т. 5. С. 120, 121.)

21 октября Луначарский пишет жене: «Быть может, левая демократия сделает героическое усилие одновременно социалистического и глубоко-патриотического характера, но, вероятно, погибнет на этом».

Утром 25 октября Луначарский выступил в городской думе с поддержкой линии партии. Позже на экстренном заседании Петроградского совета РСД выступили Ленин и Троцкий. Они объявили о победе революции. Луначарский выступает в поддержку этих исторических сообщений. Вечером его избирают членом президиума Второго Всероссийского съезда Советов РСД. Он выступает против меньшевиков и эсеров, ушедших со съезда и, по словам Луначарского, открыто переходящих в лагерь корниловцев. (2-й съезд Советов. С. 9.) Луначарский огласил написанное Лениным воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!», оповещавшее о победе революции и переходе власти к Советам. Луначарского избирают членом ВЦИК, и он становится наркомом просвещения в первом советском правительстве.

27 октября он пишет жене: «Для меня он (захват власти. — Ю. Б.) был неожиданным. Я, конечно, знал, что борьба за власть Советов будет иметь место, но что власть будет взята накануне съезда — этого, я думаю, никто не знал. Может быть, даже ВРК решил перейти в наступление внезапно, из страха, что, занимая чисто оборонительную позицию — можно погибнуть и погубить все дело. Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которой он был произведен… положение страшно опасно и ответственно. Повторяю — несколько дней до конца. Выходом была бы демократическая коалиция. Я, Зиновьев, Каменев, Рыков за нее. Ленин, Троцкий — против… оборонцы… так же мало способны пойти на компромисс, как наши левые большевики». (Вопросы истории КПСС. 1991. № 2. С. 45, 46.)

28 октября он пишет жене: «Я пойду с товарищами по правительству до конца. Но лучше сдача, чем террор. В террористическом правительстве я не стану участвовать… Лучше самая большая беда, чем малая вина».

29 октября: «Ясно одно — с властью у нас ничего не выходит. Одни мы ничего не сумеем наладить. Сойдутся ли социалисты на чисто демократическом министерстве? — Не знаю. Но вне этого, — должно быть, кроме гибели для революции, ничего нет. К тому же я глубоко не сочувствую некоторым мерам. Например, длительному запрещению не только буржуазной, но и социалистической печати… Погибнуть за нашу программу — достойно. Но прослыть виновником безобразий и насилий — ужасно… Пусть сорвемся: декреты о мире, земле и контроле над производством народ не забудет».

Несмотря на все небезосновательные сомнения и колебания, Луначарский включается в работу и отдает ей все силы. В декабре 1917 года он пишет Горькому о революционных событиях и начале своей деятельности на посту наркома просвещения: «Да, этому делу я отдаю всю кровь и весь ток нервов и с никогда еще не переживавшимся мною напряжением сил, работая по 20 часов в сутки, я мало-помалу, словно прокладывая туннель сквозь гранит, продвигаюсь вперед».

Взятие Зимнего оказалось для Луначарского неожиданностью. Он непосредственно не участвовал ни в подготовке, ни в ходе этого исторического действа. Луначарский считал, что страна находится на краю гибели. 25 октября 1917 года жизнь в Петрограде, в России, во всем мире перешла на световую скорость. Произошло убыстрение исторического времени. Это станет судьбой всего XX века. Произошло спрессовывание пространства мира, когда многое из его ближайшей судьбы, и судьбы всего XX столетия, вдруг начало решаться и определяться в Смольном и на площади перед Зимним дворцом, где сосредоточились готовые к штурму отряды красногвардейцев, солдат и матросов. В грандиозном космосе октябрьского Петрограда временем исторического движения становятся не века, а часы и минуты. В эти часы смены власти, часы, равные целой эпохе, длившейся всего лишь немногим более суток, крупная личность нашего героя, Луначарского, на это время теряет свои исторические очертания и мельчает в масштабе. Все в этом космическом пространстве предстает в ином измерении, высвеченное огненным светом Октября. Сегодня многие говорят, что Октябрь был не революцией, а переворотом. Можно не одобрять это событие и полагать, что оно сыграло только разрушительную роль в жизни нашей страны, но даже в этом случае нельзя не видеть, что это не переворот, а революция. Октябрь протекал не как переворот в каком-нибудь Михайловском дворце, разворачивающийся в его кулуарах и завершающийся в спальне самодержца. Октябрь прокатился по всей стране и не просто сменил одну властную элиту на другую (именно это характеризует переворот, который далеко за пределы дворца не выходит). Октябрь сменил существо власти, характер и принадлежность собственности. Он был глубочайшим историческим качественным изменением всей жизни и страны, и мира. Можно взвешивать, сколько зла и сколько добра принес Октябрь России. Однако с Западом все более определенно: Октябрь спас Запад от потрясений. Западная властная элита имела богатый опыт правления и гибкого приспособления к постоянно меняющимся обстоятельствам. Увидав на примере России, к чему приводит общество массовой нужды, богатая часть общества поняла, что, соблюдая свои интересы, надо делиться с малоимущими, надо не жадничать и создавать общество массового потребления. Парадокс состоит в том, что Россия благодаря ненавистному на Западе Октябрю в очередной раз спасла Запад от нестабильности, спасла от народного гнева.