Юрий Борев - Луначарский

• Название: Луначарский
• Автор: Юрий Борев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03304-7

Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был личностью многогранной и потому неординарной, и как подчеркивает автор в своей работе, отсюда и крайняя сложность в трактовке его позиции. Его называли романтиком и утопистом, он заметно выделялся среди других партийных функционеров своими идейными пристрастиями, сильно отличавшимися от российского варианта марксизма. Именно его мировоззрение, считает автор, делает Луначарского одной из самых противоречивых фигур в большевистском руководстве, наиболее подверженной критике со всех сторон.

---

Когда же он закончил, то сказал:

— Теперь скрипке румынского оркестра нужна канифоль!

С этими словами он лихо выпил рюмку водки и сел под одобрительные аплодисменты. Однако их перекрыла короткая реплика, раздавшаяся из-за стола футуристов:

— На фронтах — умирают, на заводах — бастуют, дети — голодают, а он о шашнях королевы стихи пишет!

Тем временем на эстраду выбежал с красным бантом на голове и с кастрюлей в руке французский комик Мильтон. На нем была зеленая юбка, прикрытая фиолетовым фартуком. Пританцовывая, он запел:

Да, я кухарка
И тем горжусь!
Держу я марку,
Не дешевлюсь!

Из одного конца зала раздались аплодисменты и смех, а от стола футуристов донеслись выкрики: «Это не демократично! Кухарка — тоже человек!», «Ирония здесь неуместна!»

Луначарский заметил:

— Действительно, зачем иронизировать по поводу кухарки?! По прогнозам Ленина, кухарка скоро будет принимать участие в управлении государством. Впрочем, возможно, это сказано в запальчивости и метафорически.

Мильтон закончил танец, включавший акробатические элементы, и удалился.

Луначарский, листая газеты, принесенные официантом, сказал Лещенко:

— Дмитрий Иванович, чувствуете, как нарастает напряжение в обществе? По одной литературной полемике в этом кафе можно прогнозировать революционный ход событий.

Жуя бутерброд и запивая его чаем, Лещенко возразил:

— Ход событий одновременно революционный и контрреволюционный. Шуточное ли дело: самодержавия давно уже нет, а Ленин вынужден уйти в подполье!

Последние дни были столь напряженными, что Луначарский не всегда успевал поесть, недосыпал и, что особенно непростительно, даже не успевал прочесть газеты. По старой привычке он сейчас просматривал газеты разных направлений. Ход событий он знал, и его интересовали не столько сообщения и факты, сколько отношение к ним, и главное — культурные программы и позиции газет разных направлений.

В большевистской газете «Рабочий и солдат» он обратил внимание на стихи Демьяна Бедного «Приказано, да правды не сказано»:

Нам в бой идти приказано:
«За землю станьте честно!»
За землю? Чью? Не сказано.
Помещичью, известно!

Нам в бой идти приказано:
«Да здравствует свобода!»
Свобода? Чья? Не сказано.
А только — не народа!

Нам в бой идти приказано —
«Союзных ради наций».
А главного не сказано:
Чьих ради ассигнаций?

Кому война — заплатушки,
Кому — мильон прибытку.
Доколе ж нам, ребятушки,
Терпеть лихую пытку?

В правой газете «Биржевые ведомости» Луначарский нашел отповедь Демьяну Бедному: «В шестнадцати строках этой песни содержится вся соль, весь яд той большевистской проповеди, которая разложила столько частей нашей армии. Это стихотворение — ответ на все речи и усилия Керенского, Савинкова, Лебедева, Филоненко и других, стремящихся возродить мощь нашей армии, возродить ее дух, поколебавшийся под влиянием таких вот, как эта песня, „ядовитых посевов“».

Неожиданно для себя Луначарский нашел в плехановской газете «Единство» резкую критику стихотворения Маяковского «К ответу». В статье «Футурист-интернационалист» говорилось: «Если до сих пор только скучные прозаики победно боролись с „империализмом“ Милюкова, французов, англичан, то теперь за это дело взялся футурист Маяковский». И далее шли нападки на стихотворную технику.

Луначарский передал газеты Лещенко, тот стал их просматривать. Луначарский же вынул из портфеля сложенный листок бумаги, развернул его и продолжил ранее начатое письмо жене, все еще живущей в эмиграции:

«…При редакции „Новой жизни“ состоялось собрание имеющего скоро выходить нового социалистического сатирического журнала „Ткач“. Редактор его, футурист социал-демократ Брик. В литотделе участвуют футурист социал-демократ Маяковский, А. М. Горький-Пешков, твой слуга, Э. Кроткий, О. Л. д’Ор, Базаров, Левидов и другие. В художественном — Бенуа, Петров-Водкин, Альтман, Маяковский — тот преталантливый молодой полувеликан, зараженный кипучей энергией, на глазах идущей в гору и влево, — Лебедев и др.».

Письмо он опять не закончил. В дверях кафе появилась молодая, невысокого роста изящная женщина — Александра Михайловна Коллонтай. Она обвела взглядом зал, кивнула и помахала рукой каким-то знакомым за дальним столиком. Наконец она увидела Луначарского, звонким громким голосом поздоровалась с ним и его спутником, а потом вытянулась по стойке «смирно», как шталмейстер, задорно и торжественно объявила:

— Цирк «Модерн» ждет! Сегодня на арене чемпионы митингов Луначарский и Коллонтай выступают против меньшевиков и эсеров!

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

Крик из окопа: «Не стреляйте! Здесь же люди!»

* * *

Вл. Соловьев утверждал: «Национализм так же разъедает нацию, как эгоизм — личность».

* * *

В 1914 году Уэллс сказал: «Мировая война доведет нас до полного маразма. Мир можно ожидать году в восемнадцатом-девятнадцатом. Немецкие войска не займут Париж, Лондон или Москву, и, наоборот, никто не войдет в Берлин — просто тот, кто будет окончательно истощен, сдастся на милость победителя».

* * *

Попав в окопы мировой войны, английский поэт Оуэн был потрясен не трудностями и смертями, а антиэстетичностью войны: трупы, испражнения, грязь, вонь, нечистоты, кровь. Поэта преследовал образ раненого, у которого глаза от боли вылезли из орбит.

* * *

Во время Первой мировой войны композитор Игорь Стравинский в Риме познакомился с художником Пабло Пикассо. Когда композитор возвращался в Швейцарию, итальянский таможенник нашел у него рисунок и спросил, что это такое.

— Мой портрет работы Пикассо.

— Но это похоже на план — какие-то кружки, линии…

— Это план моего лица. Не более.

Таможенник решил, что это план стратегического сооружения, и конфисковал рисунок. Если этот борец сохранил рисунок, то он и его дети стали богачами.

Глава восьмая «РЕВОЛЮЦИЯ НЕ КОНЧЕНА, ОНА ВПЕРЕДИ»

В преддверии Октября Луначарский работает заместителем петроградского городского головы (избранный от большевистской фракции) и председателем культурно-просветительской секции Думы. «…Моя роль первой скрипки в культурно-просветительском деле получила широкое признание и среди большевиков, и в Советах вообще, и в Думе, и в пролетариате, и даже среди специалистов», — писал он жене Анне Александровне 25 сентября 1917 года. 20 сентября он утвержден ЦК партии членом Муниципальной группы ЦК. Его избирают во Временный совет Российской республики (Предпарламент) и от профсоюзов — в Государственную комиссию по народному образованию. 16 октября он открывает 1-ю общегородскую конференцию Пролеткульта в Петрограде и выступает с докладом о задачах культурно-просветительского движения пролетариата.

Хмурым октябрьским вечером Гиппиус и Мережковский торопливо шли по Большой Никитской улице Петрограда. Дул холодный ветер, и супруги одинаково прикрывали подбородок и рот кашне. Они торопились домой: ожидались гости. В конце улицы они встретили хорошо знакомого им президента Российской академии наук Александра Петровича Карпинского, который шел в сопровождении двух оборванцев и дружелюбно беседовал с ними.

Гиппиус и Мережковский обменялись выразительными взглядами, которые означали: «Ужас, до чего дошло! Академики гуляют с хамами!» Супруги не стали даже раскланиваться с президентом, который, впрочем, из-за увлеченности беседой и по близорукости не заметил их. Они же в недоумении остановились на крыльце своего дома и с возмущением следили за странной сценой: президент академии открыл портфель, который оказался набит камнями.

— Золото небось, — предположил один из спутников академика.

— Вы почти угадали, голубчик! — кротко сказал Карпинский. — Это образцы пород. В породе же заключены богатства: и медь, и железо, и золото, и серебро, и платина, и алюминий. Эти богатства невидимы, и их без науки извлечь нельзя. Если не вмешается наука, то все эти богатства останутся лежать в земле без пользы.

Старичок неспешно двигался к своему дому и столь же неспешно разъяснял любознательным молодым людям сомнительного облика научную суть проблемы извлечения богатств из недр земли. Подойдя к дому, академик поднялся по ступеням, дернул ручку звонка и любезно попрощался с молодыми людьми. Они же пребывали в странном и доселе незнакомом им состоянии и даже не стали снимать со старого академика не по сезону рано надетую шубу. Вдобавок к этим чудесам они с уважением вернули старичку его тяжелый портфель. Видевшие эту сцену Гиппиус и Мережковский были потрясены до глубины души. Брови их невольно ползли вверх, выражая высшую степень недоумения, а под конец наблюдавшегося ими странного эпизода они почти одновременно пожали плечами и так и застыли в немой сцене.