Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

• Название: Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
• Автор: Валентин Фалин
• Жанр: Публицистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00472-2

Валентин Фалин с 1950 года находился на ответственной работе в МИД СССР, в семидесятых годах занимал пост Посла СССР в Бонне, в восьмидесятых - политический обозреватель газеты `Известия` и руководитель Агенства печати `Новости`, с 1988 - го по 1991 год -заведующий Международным отделом ЦК КПСС и советник М. С. Горбачева по общеполитическим проблемам. На его глазах происходили те события, которые повлекли за собой развал всей государственной системы и стали началом целого периода в истории страны, получившего название `перестройка`…

---

Вас, думается, не нужно убеждать, что отсут­ствуют основания представлять копии протоколов к договорам от 23 августа и 28 сентября в каче­стве фальшивок. Самое большее, что позволитель­но делать, — это требовать «критического к ним отношения». Другой подход работает против нас, и крупно.

Да и вообще не о ту стенку мы бьемся головой. Запад и прибалты давным-давно ушли с поля, на котором мы топчемся, — были протоколы или нет, идентичны копии оригиналам или в чем-то сманипулированы. Ответ утвердительный они дали себе без нас и вопреки нам, и сейчас без помех, вольгот­но обрабатывают иную ниву, доказывая:

(а) что СССР соучаствовал в развязывании второй мировой войны; (б) что, заключая договор с Гитле­ром, Москва думала не о своей безопасности, а об экспансии; (в) что 23 августа речь шла о дележе дву­мя тоталитарными режимами между собой Европы и мира; (г) что справедливость и права народов, по­пранные в начале войны, еще не восстановлены.

Странным образом табуизируя тему протоколов, уходя от выражения четкого отношения к ним, мы какой десяток лет связываем себе руки в противо­действии куда более серьезным опасностям, каса­ющимся. не столько прошлого, сколько настоящего и будущего.

3. Вчера Вы подчеркивали настоятельную необ­ходимость отделения историко-политического ана­лиза от оценок юридических. Разделяю эту точ­ку зрения с оговоркой — нельзя сводить дело ни к политике, ни к праву. Они две стороны одной ме­дали, и, стало быть, даже диалектика, которой Вы блеснули в очередной раз, не поможет. Полумедаль та же полуправда, которая лишь приковывает вни­мание к недосказанному, и выигрыша здесь не до­ждаться.

Конечно, надо со всей убедительностью показы­вать, что СССР был в 1939 году загнан как травле- v ный зверь в западню. За неделю до войны у него не оставалось рационального выхода, кроме как при­нять данайские дары от Гитлера. Это признают даже польские исследователи.

Можно доказать, что договор 23 августа и про­токол к нему и даже договор с протоколами от 28 сентября не являлся юридической базой для со­бытий 1940 года, закончившихся включением Лит­вы, Латвии и Эстонии в состав СССР. Звучит по­чти курьезно, но в меморандуме, которым немцы 22.6.1941 года объявляли нам войну, «больше­визация» Прибалтики, ее «оккупация и аннек­сирование», «вопреки категорическим заверениям Москвы», называется в числе доводов, призванных оправдать нацистское вероломство и агрессию.

Невозможно, однако, политически оторвать со­бытия 1940 года от перемен, случившихся в 1939 го­ду. Еще сложнее натянуть на Сталина мантию пра­возащитника, пекшегося о соблюдении суверенитета прибалтийских стран, а из Берии сделать опекуна свобод человека. Увы, мы наследили там на 100 лет \ вперед, и крест некому нести за нас.                                <

4. Из сумбурных высказываний некоторых Ва­ших коллег я делаю вывод, что они не дали себе труда вникнуть в разосланные материалы. Но от Вас наверняка не ускользнуло, что проект заключения Комиссии не противоречит ходу Вашей мысли. Где- то это выражено прямее, где-то вытекает из логи­ки изложения. Пункт об аннулировании договора от 23 августа 1939 г. с момента нападения Германии на СССР разведен по времени и лексике от прото­колов, к ним прилагается различный политический, нравственный и правовой масштаб.

Прозвучавшие при обсуждении мотивы в пользу оправдания договора о ненападении общей обста­новкой, да еще в самых категорических выражени­ях, оторваны от почвы. Они не будут приняты Ко­миссией. И еще стоит спросить себя — нужно ли это в контексте решаемой задачи. Ведь мы занима­емся не историографией. Съезд создал Комиссию ради конкретной цели по причине конкретных об­стоятельств. Поэтому заключение Комиссии не обя­зательно должно быть речением академических ис­тин, парящих над актуальной политикой.

И еще. Допустим, нынешняя Комиссия разой­дется ни с чем. На этом часы не остановятся. В Верховных Советах прибалтийских республик создаются свои комиссии, которые не станут ак- куратничать в оценках и заполнят вакуум спол­на. На самом Съезде, в Москве, разыграет «прин­ципиальность» межрегиональная группа Б. Ельци­на. И прения, Ю. Афанасьев об этом позаботится ^ вместе с дружками, можно наперед утверждать, не будут тихими. Большинство на Съезде проголосу­ет против Б. Ельцина. Прибалты демонстративно покинут зал. Большинство из них сложат манда­ты и призовут народ на референдум о дальнейшем пребывании в составе СССР.

А до этого, готовя фон, 23 августа Прибалтика работать не будет. Вы знаете лучше других, что не­повиновение способно стать здесь эпидемией, на­кал страстей принять крайние формы, когда при­дется либо применять силу, либо... признать факты, кои мы сегодня заключаем в скобки. Дай бог, что­бы обошлось без кровопролития и Прибалтика не превратилась в Северный Карабах.

5. Вы не раз брали на себя политическую иници­ативу, рассчитанную на упреждение. В сущности, вся перестройка и новое политическое мышление зиждятся на понимании того, что лучше быть ве­дущими, чем ведомыми. Без преувеличения и тени желания сгустить краски — ситуация в Прибалти­ке не позволяет ждать в бездействии.

Времени на активные шаги почти не осталось. Комментарии в прессе, выступления ученых и по­литологов погоды не сделают. Они имеют смысл как аккомпанемент к крупным политическим ак­циям. Отсутствие последних дает себя знать, и с каждым днем все настоятельнее.

В. Фалин

1.8.89 г.».

Чтобы закрыть тему «секретных протоколов», от­мечу, что отвергнутый М. Горбачевым проект зак­лючения комиссии съезда был обнародован 22 или 23 августа 1989 года в газетах прибалтийских рес­публик. Кто его лансировал в прессу, не знаю. Участники составления текста, с кем удалось переки­нуться репликами, заверяли в своей непричастно­сти к нарушению доверительности. Но если без притворства, мы считались с возможностью несанк­ционированного расползания сведений о состоя­нии дел в комиссии и также по этой причине ре­комендовали М. Горбачеву самим опубликовать проект.

В конце того же года съезд народных депутатов со второго захода принял постановление по собы­тиям полувековой давности. Заключение комиссии не просто было взято за основу. В текст постанов­ления перешли все его центральные положения, в том числе объявление недействительными с са­мого начала советско-германских договоренностей, принятых за спиной третьих стран и в нарушение международно-правовых обязательств СССР, а так­же «ленинских принципов внешней политики».

М. Горбачев держал себя пассивным наблюда­телем совершавшегося на пленуме и в кулуарах съезда. В его власти было предотвратить негативный исход первого голосования депутатов, закончив­шегося, как многие помнят, отклонением выво­дов комиссии. Для этого достаточно было поручить В. Болдину инсценировать «счастливое обнаруже­ние» оригиналов, ибо в их отсутствие дело как раз и уперлось. А. Яковлев и Э. Шеварднадзе сооб­разили эрзац — из «папки В. Молотова» был из­влечен оставшийся по недосмотру в архиве МИД СССР список с протоколов, сделанный до появле­ния на Западе фотокопий с немецкого экземпляра, что всплыли в ходе Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками.

Почему Э. Шеварднадзе не раскрыл «папку В. Молотова» перед членами комиссии? Ведь нашу комиссию заверяли, что в ее распоряжении все архивные клады МИД. Версия неубедитель­на, но ее неофициально называли: не в обычаях дипломатов выкладывать враз козыри без остат­ка, кое-что всегда целесообразно придержать в за­пасе.

Своим хождениям по мукам в связи с так на­зываемым катынским делом я посвятил несколь­ко абзацев в «Политических воспоминаниях»[15]. Настойчивость в правдоискательстве явилась не­посредственным толчком к грозе над моей голо­вой, хотя претензии Ю. Андропова не сводились к Катыни. В январе 1983 г. из аппарата ЦК КПСС я переместился в редакционный корпус «Изве­стий», где провел в качестве политического обо­зревателя не худшие три года и три месяца своей долгой трудовой деятельности.

После конфликта с Ю. Андроповым я дал себе зарок — Катынью и советско-польским чуждососедством в целом не заниматься. Ни по собствен­ной инициативе, ни по повелению начальства, ни по завету чтимого мною Ф. Тютчева[16]. Сыщутся же­лающие прикоснуться к паленому, не требуя гаран­тий против ожогов, Бог им в помощь.