Вадим Васильев - История новоевропейской философии

• Название: История новоевропейской философии
• Автор: Вадим Васильев
• Издательство: МГУ
• Жанр: История
• Год: 2000

Мы предлагаем вашему вниманию цикл лекций "История новоевропейской философии", читавшегося Вадимом Валерьевичем Васильевым на спецотделении философского факультета МГУ в 1999 — 2000 годах. Все, что делает Вадим Валерьевич на наших глазах — предельно просто. Он, как Акопян, закатав рукава, дает нам пощупать каждый предмет. Наш Автор не допускает никакой двусмысленности, недоговоренности, неясности… Он охотно направляет наши руки, и уже и у нас что-то получается… Но как?! Этот вопрос, спустя несколько лет, заставил нас вернуться к распечаткам его лекций и снова окунуться в эпицентр европейского рационализма, ускользающая магия которого остается неодолимой и загадочной. К сожалению, не сохранились аудиозаписи нескольких первых лекций: утеряна Вводная лекция, лекция по Возрождению, большая часть Кузанца, весь Бэкон и начало Декарта. Жаль. Ведь на каждой лекции Васильева есть шанс именно Вам, может статься, прикоснуться к высшему проникновению в новоевропейскую метафизику. Но… "стакан" полон больше, чем наполовину. Запуская сайт, мы выкладываем первую часть лекций этого цикла (до Канта) с дословными распечатками. Если проект привлечет ваше внимание, то впереди нас ждут знаменитые Васильевские лекции по Канту. Мы приглашаем всех желающих принять участие в распечатке аудиозаписей интереснейших лекций университетских преподавателей, а также ищем хорошего специалиста по звукозаписи. Распечатку лекций производили в основном Татьяна Садкова, Ольга Лазарева, Диана Гаспарян и Александр Мацкевич. Редактировали: А. Мацкевич и Д. Гаспарян.

---

Приложил свои классификаторские усилия Локк и к проблеме видов познания. Ну, во — первых, он неявно различает экзистенциальные положения и, скажем так, эссенциальные — касающиеся существования вещи и ее сущности. И здесь возможны три вида знания: интуитивное, демонстративное и чувственное. Ну, или, вот, интуитивное знание, доказательное знание и вера (потому, что чувственное знание сближается с верой). Интуитивное знание Локк понимает так же, как Декарт. То, что он называет демонстративным знанием — соответствует дедуктивному знанию у Декарта — просто другой термин, обозначающий одно и то же (как бы, демонстрация Локка то же самое, что дедукция у Декарта). И чувственное знание тоже имеет аналоги в декартовской философии: вот когда он, к примеру, говорит об убежденности в существование внешнего мира — именно это здесь имеется в виду Локком под чувственным знанием. Наиболее совершенным, конечно, является интуитивное знание, потом демонстративное, и наименее достоверное — чувственное знание.

Эти все проблемы он обсуждает в четвертой части «Опыта…»; я уже говорил, что она имеет наиболее онтологический характер, потому что здесь Локк прилагает все эти размышления к обсуждению проблемы, с которой Декарт начинал свою философию. А Локк, наоборот, это под занавес обсуждает, а именно — степени достоверности нашего знания о существовании души, мира и Бога.

Ну, вот еще одно популярное, распространенное заблуждение в отношении Локка состоит в том, что он философ материалистического плана. Какие‑то основания для такого рода суждения всегда имеются, на пустом месте они не возникают. Но вот если вам зададут (или я вам на экзамене задам) «лакмусовый» вопрос: что для Локка более достоверно — бытие Бога или бытие внешнего мира? Вы должны, конечно же, отвечать — бытие Бога. Для Локка более достоверно бытие Бога, чем бытие внешнего мира…

— Внешний мир это чувственное*.

Это не то, что дано. Это не внешний мир — то, что мы сейчас с вами осознаем — это идеи все, по Локку. Давайте привыкать к этой парадигме. Вот то, что мы видим, непосредственно осознаем — мы остаемся при этом в рамках нашей собственной субъективности.

— Любой опыт… это только идеи для души?

Ну, любой опыт и есть, так сказать, совокупность, последовательность идей каких‑то.

— Вот материальный мир — к какому он относится у него классу познания, как мы его познаем?

Мы непосредственно ни одну материальную вещь воспринять не можем: мы воспринимаем только собственные идеи. Идеи вызываются вещами, к бытию которых мы должны умозаключать. Потому что в принципе это может быть сновидением — все, что мы видим, — или может непосредственно Богом вызываться. То есть здесь из того, что мы видим вот этот мир, не следует, что он существует независимо от нас, во — первых; и во — вторых, что он вызван похожими вещами — на те вещи, которые мы видим. По крайней мере, там нет (в настоящих вещах) цветов и так далее. Но можно вообще поставить вопрос: есть ли этот мир? откуда мы знаем, что он есть за нашими идеями?

Ну, Декарт, как вы помните, доказывал бытие материального мира, отталкиваясь от представления о правдивости Бога. Но для Локка это слишком метафизичный аргумент, поэтому он вообще никак не доказывает бытие внешнего мира. Локк в этом плане гораздо скептичнее Декарта, прошу заметить. Вообще, он по ряду вопросов занимает скептическую позицию — вот как о носителе, например, психики (субстанциальности ее или несубстанциальности) — так и здесь: бытие внешнего мира недоказуемо. Бытие нашей собственной души мы знаем из интуиции — оно интуитивно очевидно, достоверно. Бытие Бога можно строго доказать, утверждает Локк. Строго. Потому что демонстрация — это высшая степень доказательности. А вот здесь мы ничего не можем сделать.

Ну, вот, правда, он успокаивает нас, что, во — первых, вера в существование внешнего мира и так очень сильна, так что тут доказательств особых не надо. Просто если уж мы крючкотворством таким философским занимаемся, то мы вынуждены признать, что мы не можем доказать. Но в действительности, продолжает он, ничего не меняется — вот тоже очень важный момент: неважно, есть внешний мир или нет. Казалось бы, парадоксальное рассуждение, да? В нашей жизни ничего не изменится оттого, есть он или нет, ведь наша жизнь — это поток перцепций, урегулированный по определенным законам. Какая разница, чем вызван этот поток? Мы все равно, в любом случае вынуждены лавировать в нем, ориентируясь на законы смены наших идей — и ни на что другое. Поэтому этот вопрос не имеет прагматической ценности и по сути дела не является подлинным философским вопросом.

Вот Локк впервые, пожалуй, стал так удачно отграничивать подлинно философские вопросы от псевдовопросов, псевдопроблем. Но, правда, иногда он срывается на какие‑то вульгаризмы в своих рассуждениях. Вот, например, его доказательство бытия Бога, которое он считает достоверным, абсолютно точным, вызывает некоторое недоумение — сейчас я коротко его озвучу, — хотя оно, кстати, оказало серьезное влияние на французскую просветительскую философию XVIII века. Аргумент такой — он считает его демонстративным, а вы оцените: демонстративный он или нет.

— Первая посылка — я существую. Ну, хорошо.

— Если я существую, то должна быть какая‑то причина моего существования. У той причины тоже должна быть причина, ну и т. д. Следовательно, можно сказать, что если я существую, то нечто существует всегда — вот такой вывод. Т. е. за моей спиной, если я существую — за моей спиной должна быть вечность.

Почему так?

— Допустим, что за моей спиной нет вечности. Но тогда был момент начала. А всякое начинающееся существование предполагает причину, причина должна предшествовать. А мы только что предположили, что это начало. Абсурд.

— Значит, не может быть начала. Так, хорошо. Значит, начала нет.

— Там, где вечность, там и необходимость, говорит Локк, потому что необходимо то, что существует всегда. тут он делает неожиданный переход: но если за моей спиной стоит необходимость, то существует необходимое существо — вот такой скачок он делает — не просто необходимо что‑то существует (если я существую), но существует именно необходимое бытие, необходимая некая инстанция. Может быть, это просто ряд — тут можно было бы сказать — уходящий в бесконечность, каждое звено в котором случайно. Но Локк считает, что это невозможно.

— Теперь он начинает думать: какими свойствами обладает это необходимое существо. Оно должно, например, обладать мышлением. Потому, что я мыслю. Если бы моя причина (вот эта, необходимая) не обладала мышлением, тогда мышление возникало бы из ничего.

— Это необходимое существо должно быть первопричиной мира и т. д.

— Локк нанизывает предикаты один на другой, он может тут и дальше рассуждать: не может быть много необходимых существ, можно попытаться доказать. Но, так или иначе, это необходимое существо — это и есть Бог. Вот такое доказательство.

При этом Локк выражает скепсис относительно картезианского аргумента (или ансельмовского) — от понятия всесовершенного существа к его существованию, говоря: «мой довод гораздо более прост и понятен». Хотя вы. нет времени у нас вдаваться в детали, но вы понимаете, что тут можно много…

— Абсолютно то же самое, по — моему.

Ну, все‑таки тут разница есть, но с точки зрения достоверности и корректности логической действительно во многом. проблематично

— А вот у Аристотеля было подобное доказательство Бога…

Ну, у него не совсем такое.

— …что причина, уходящая в бесконечность, теряется…

Да, ну, все‑таки на дворе уже не I тысячелетие до нашей эры было, а конец II тысячелетия новой эры, и внедрились, так сказать, в сознание людей понятия о бесконечности. Аристотель просто не видел, не понимал, считал невозможной актуальную бесконечность. Поэтому он думал, что необходимо замкнуть этот ряд. Но Локк‑то воспитывается в ньютоновской уже среде, в ньютоно — декартовской. Декарта, например, такие аргументы совершенно уже не убеждают. Да они и действительно некорректны — эти аристотелевские доводы. Причем неважно, как там наука развивается — это уже вторично. Важно то, что необоснованно утверждать, что существует запрет… на каком основании? — запрет на бесконечные ряды.

— Но это действительно существует — если быть честным — человек в своем мышлении имеет запрет на бесконечные ряды.

Ну, это… тут сложный вопрос. Может быть…

— Если исходить из мышления человека, а не *** тут этими формулами терминами и так далее, то запрет существует, реально.

Ну, может быть, может быть. Проблема неясная.

— Но вообще‑то существуют законы логики — вот там как‑то очевидно, что есть этот запрет на нарушение закона тождества, исключенного третьего. а вот тут неочевидно.