Вадим Васильев - Трудная проблема сознания

• Название: Трудная проблема сознания
• Автор: Вадим Васильев
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89826-316-0

Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания. В заключительной части книги автор предлагает собственное видение "трудной проблемы", позволяющее, с его точки зрения, избежать концептуальных тупиков и отдать должное интуициям здравого смысла

---

Так или иначе, но, отвергнув материалистические решения, Чалмерс констатирует, что у нас остается три нередук — тивных варианта трактовки статуса сознания, и он тщательно рассматривает их особенности. Первый — это интеракцио — нистский дуализм, второй — эпифеноменализм, третий — неорасселовский монизм, при котором (прото)феноменальные состояния оказываются основой физического.

И вот здесь обнаруживается явное отличие рассматриваемой статьи от «Сознающего ума». Чалмерс отказывается от радикальной критики интеракционизма и, соответственно, от тезиса о каузальной замкнутости физического как единственного базиса перспективных теорий сознания. Констатируя, что большинство философов отвергают интеракционизм на том основании, что он якобы не стыкуется с физикой, он добавляет: «Я и сам был повинен в этом, отставляя интеракционизм в моей книге 1996 г. отчасти в связи с совместимостью с физикой. Я и сейчас не особо склонен одобрять интеракционизм, но теперь я считаю, что аргумент по поводу физики не слишком серьезен»[50]. И в самом деле, согласно некоторым интерпретациям квантовой механики, так называемый коллапс волновой функции, всякий раз происходящий при фиксации эмпирических данностей, невозможен без участия наблюдателя, причем сознательного наблюдателя, так как измерительные приборы как таковые не могут вызывать этот коллапс, будучи сами подвержены суперпозиции, т. е. словно бы находясь в разных состояниях одновременно. Если это действительно так, то сознание играет определенную каузальную роль, актуализируя один из множества вариантов развития событий.

Разумеется, все эти вещи были известны Чалмерсу и ранее. В «Сознающем уме» он отвергает интерпретации, отводящие сознанию реальную каузальную роль в коллапсе волновой функции, в частности или даже прежде всего потому, что они «несовместимы со взглядом о повсеместности сознания, который я защищал. Если сознание связано даже с очень простыми системами, то, согласно этой интерпретации, коллапс будет происходить на самом базовом уровне и очень часто. Это противоречит физическим данным, зачастую подразумевающим неколлапсированное существование низкоуровневых суперпозиций в течение продолжительного времени»[51].

Неудивительно, что в «Сознающем уме» Чалмерс отдавал предпочтение (хотя и с многочисленными оговорками) интерпретации[52]Эверетта, в соответствии с которой никакого коллапса вообще не происходит, а происходит то, что мир эволюционирует сразу во множестве направлений, в одном из которых случается быть нам. Эта интерпретация более или менее сочетается с принципом каузальной замкнутости физического, но Чалмерс также утверждал, что она гармонирует с выведенными им психофизическими принципами.

О предпочтительности интерпретации Эверетта Чалмерс говорил и в статье «Продвигаясь к проблеме сознания», опубликованной через год после выхода «Сознающего ума». Чалмерс шутит здесь, что четыре дня в неделю он является сторонником Эверетта, но два дня он все же отводит на интеракционистские интерпретации квантовой механики, а воскресенья оставляет на интерпретацию, связанную с введением скрытых параметров[53].

Как видим, изменение отношения к интеракционизму наметилось у Чалмерса уже в 1997 г., и эта тенденция еще сильнее проявилась в статье «Материализм и метафизика модальности», написанной в 1998 г. В статье 1997 г. он, правда, отмечал, что даже признание каузальной действенности сознания не избавляет от опасности эпифеноменализма, так как его каузальная роль все равно могла бы быть вынесена за скобки, да и сама сознательная природа этой каузальности выглядит чем‑то случайным: вполне можно помыслить ситуацию, когда эта каузальная роль выполнялась бы чисто физическими агентами. Это возражение требует более детального рассмотрения, чем может показаться, и я еще вернусь к данной теме в следующей главе. Сейчас же отмечу, что, даже если признать мыслимостъ сценариев, описываемых Чалмерсом, нас в любом случае интересует не возможный, а реальный статус сознания[54]. Поэтому, даже если каузальная роль сознания акцидентальна, знание о том, что оно играет эту роль, все равно теоретически значимо, и поэтому приведенное выше возражение Чалмерса не имеет большого веса.

Чалмерс, вероятно, и сам почувствовал неоднозначность этого возражения, и в статье «Сознание и его место в природе» он даже не упоминает о нем. Уходит в тень в этой статье 2002 г. и интерпретация Эверетта. С той же энергией, с какой он раньше говорил о ней, он рассуждает об интерпретациях, подразумевающих участие сознания в коллапсе волновой функции. И хотя он не объявляет себя интеракционистом, а говорит, скорее, о равновероятности интеракционизма, эпифеноменализма и неорасселовского монизма, тем не менее именно интеракционистская позиция поглощает его внимание.

Что же случилось? Почему Чалмерс сместил акценты в сторону интеракционизма? Ведь, согласно приведенным чуть выше утверждениям самого Чалмерса, он противоречит теории повсеместности психического, являющейся естественным следствием неорасселовского монизма, к которому он тяготел в «Сознающем уме». Ответ, вероятно, состоит в том, что Чалмерс осознал, что он не имеет права апеллировать к этой монистической теории как к независимому доводу против ин- теракционистских интерпретаций квантовой механики — потому что сама эта теория, как мы знаем, была развита им при предположении каузальной замкнутости физического. Если он, таким образом, не хотел обрекать себя на круг в аргументации, он должен был заново и отвлекаясь от всяких внешних допущений сопоставить интеракционизм и неорас — селовский монизм. И сопоставление это выявило то, что интеракционизм свободен от главной, с его точки зрения, проблемы неорасселовского монизма, состоящей в трудности объяснения перехода от протофеноменальных свойств, фундирующих все физические процессы, к квалитативным состояниям.

Единственный ясный способ, по Чалмерсу, уйти от этой проблемы — объявить, что феноменальных состояний на микроуровне (протофеноменальных состояний) просто не существует и что феноменальные состояния являются внутренними свойствами высокоуровневых материальных систем. Но тогда, чтобы избежать эпифеноменализма, на преодоление которого была нацелена его неорасселовская модель, надо допустить, что физическая реальность не является замкнутой на микроуровне. В таком случае феноменальные, квалитативные состояния смогут оказывать влияние на физические процессы. Но эта теория, как подчеркивает сам Чалмерс, уже ничем не отличается от интеракционизма. Таким образом, мы можем констатировать объективную тенденцию эволюции идей Чалмерса к интеракционистскому взгляду на каузальную роль сознания: неорасселовское учение о квалитативном или феноменальном как внутреннем аспекте физического объективно лучше эпифеноменалистской онтологии, но само оно выглядит наиболее защищенным от критики при отрицании протофеноменальных состояний, которое, однако, является антитезой эпифеноменализму лишь при условии признания каузальной действенности квалитативных состояний, что, в свою очередь, приводит к трансформации данной теории в интеракционизм. Не будем забывать, правда, что это лишь тенденция и официально Чалмерс отдает должное всем нередукционистским концепциям.

Эта онтологическая политкорректность Чалмерса, которую, как мне кажется, читатель или читательница уже прочувствовали, не могла рано или поздно не привести его к чему‑то большему. Ведь если мы постоянно говорим, что может быть истинна и эта, и та позиция и что мы не знаем, как выбрать между ними, или каждый день выбираем из этого онтологического меню то, чего нам больше хочется сегодня, то мы невольно должны будем задумываться о том, с чем это связано и какая метапозиция допускает такие действия. В 2007 г. Чалмерс определенно ответил на эти вопросы, заявив, что он является сторонником онтологического антиреализма, установки, согласно которой свойства мира не есть что‑то абсолютное: они зависят от эпистемологических контекстов[55]. Так осторожность в решении одних проблем оборачивается экстремизмом в других, и в этом смысле совсем не случайно, что, пройдя один из мировоззренческих онлайн — тестов, Чалмерс обнаружил, что он «постмодернист»: постмодернизм и эпистемологический релятивизм — почти одно и то же.

Разумеется, эпистемологический релятивистский экстремизм и его онтологический спутник, антиреализм, — это позиция, мало подходящая для преодоления «трудной проблемы». Между тем возможно, что Чалмерс отказался от попыток ее решения в тот самый момент, когда ближе всего подошел к разгадке, проявляя все большие симпатии к интеракцио — низму. Ведь хотя из текстов Чалмерса трудно вычитать указания на то, как интеракционистская позиция позволяет объяснить, почему функционирование мозга вообще сопровождается сознанием, в следующей главе мы увидим, что у сторонников этой доктрины имеются некие ресурсы для ответа на данный вопрос.