Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов

• Название: Тропа Исполинов
• Автор: Феликс Эльдемуров
• Жанр: Фэнтези

---

- Слово предоставляется, - заявил ведущий, - певице Мирине!

- Кому? - удивлённо отозвались в рядах драгун. - Мирине?

- Лучше бы - Перине, - хмуро заметил кто-то.

- На кой ляд нам певица?

- А вдруг хорошенькая?

- Тихо вы! - заворчали сзади.

На трибуну, бережно приподнимая складки платья, поднималась невысокая молодая женщина. Длинные тёмные волосы туго перехвачены широкой алой повязкой. Опершись на чьюто руку, преодолела последнюю ступеньку. Широко раскрытыми, взволнованными глазами обвела площадь.

Площадь ждала. Как-то, постепенно, стало очень тихо. Только было слышно, как время от времени щёлкает копытом о брусчатку чья-то беспокойная лошадь.

- Вр-ремя верить, время петь! - неожиданно глубоким и низким, грудным голосом произнесла Мирина, -

- И окна распахнуть,

И двери отпереть!

Пусть Надежда солнечным лучом

Нам дорогу освещает впредь!

И замерла на время площадь... И что-то изменилось в лицах солдат.

Голос Правды,

Голос-гром!

Тобой пробуждены,

В дорогу мы идём,

Ты должен сильным стать теперь,

Чтобы слабым не стать потом!

Где-то в глубине строя всадников взял в руки палочки литаврист, и мембрана его барабанов отозвалась в такт песне. Припев песни один за другим подхватывали люди. Мгновение - и она, усиленная тысячами голосов, как ночная буря загрохотала над восставшим городом:

Время верить, время петь!

Одним дыханьем жить,

Глаза в глаза смотреть,

Мы на этот свет приходим, чтоб

Вольно жить и вольно умереть!

Утром тех, кто ещё спал, пробудили удары набатных колоколов. На площадях и улицах в огромных котлах варилась мясная, с чесноком похлёбка - для тех, кто возводил укрепления, чинил оружие, для всех, кто замерзал или был голоден. В жирной копоти и пламени факелов и фонарей, в перезвоне молотков, в скрипе повозок и мерном шаге вооруженных колонн, столица Тагэрра-Гроннги-Косса готовилась к обороне.

Часть III

Одним человеком больше

Глава 10 - Человек с тысячью имён

Прищур безжалостный бойниц,

Безмолвье губ,

Безличье лиц

И - щебет птиц...

Паденья яростный размах,

И тонкий ветра свист в ушах,

Огонь и прах...

Из красно-каменных руин

Не встанет прежний исполин

В мечах вершин.

И будут листья в нем шуметь,

И виноград по стенам зреть,

И птицы петь.

Но позабыт, заброшен сад,

Дичает старый виноград,

И тополь - хром.

Но, кровью щедрою пьяна,

Ползет, ползет, ползет война

Из дома в дом.

Из нас такая гордость прёт,

Что сам Господь не разберёт -

Кто прав, кто нет.

И каждый сам себе закон,

И сам собою упоён,

И лжёт в ответ.

Нам безразлично с вышины -

Что там за возгласы слышны

Из-под стены.

На десяти засовах дверь,

Мы в лютых карликов теперь

Превращены.

Что толку, коль не меч, не плуг -

Песчинки валятся из рук,

Что чести - нет,

Что меч дрожит на волоске,

И скоро волны

на песке

Залижут след...

"Апокатастасис"

1

Маг должен спать много. Тем более, после трудной работы.

Тинч проспал всю ночь и весь день.

Следующей ночью он перетащил через забор и отнёс два мешка картошки в место под названием Гнилая Лужа. Там, на островке среди болота, где всё поросло гладкоствольным дроком и плакучими ивами, он поставит шалаш.

Он проспит день в сарае, следующей ночью переправит мешки с яблоками и совсем освободится и от дома, и от опасности быть узнанным.

Впрочем, в полдень он проснулся оттого, что сон не мог заменить еды. Не помогло и то, что он из последних возможностей затянул ремень. Желудок требовал, кишечник бунтовал, и Тинч, перебравшись через забор, направился в город.

Пустынные улицы - это сейчас-то, в самую пору весенних ярмарок! - не удивляли его. Он старательно уклонялся от встреч с солдатами - почти всегда нетвёрдыми на ногах, сыто рыгавшими, густо сплевывающими после курения сигар. Балахонщиков что-то не было видно... Из размышления его вывел легкий удар по плечу.

- Привет, Тинчес! А я тебя вчера видел.

Имя этого мальчика было Пекас, а прозвище Зевака. Дом Зеваки-Пекаса был на том берегу реки, неподалеку от шлюза, совсем рядом с ивами.

И зимой, и летом Пекас ходил в одной и той же шерстяной шапочке с огромным козырьком, постоянно надвинутым на глаза - это чтоб придать лицу таинственность. Ему, по-видимому, доставляло удовольствие делать вид, что он постоянно от кого-то прячется. Повсюду у него были "тайны", в развалинах старых домов мерещились клады... впрочем, по городу существовало немало местечек, куда можно было бы укрыться и вдосталь наиграться в пиратов или разбойников. Если б в кое-каких из них и в самом деле нашёлся клад, никто б не удивился, и в первую очередь не удивился бы Зевака-Пекас.

Его главным правилом было знать всё и обо всех. Правда, с Тинчем они видались редко, но всякий раз в лице Пекаса Тинч невольно получал самого благодарного и - самого надоедливого слушателя, ибо Пекаса занимало буквально всё - и то, какую пищу предпочитают матросы, и как сшивают паруса, и каким галсом лучше ходить против южного ветра...

Оказалось, что на днях Пекаса каким-то ветром занесло прямо к дому Даурадеса. Да, да, он видел, как Тинча вышвырнули за ворота его собственного дома! Он тогда ещё хотел подойти, но побоялся, что Тинч с досады надаёт ему тумаков.

- У тебя такое лицо было! Такое лицо!

У меня оно и сейчас не лучше, подумал Тинч.

- Тинчи, а ты приходи на маяк. Помнишь, туда, где когда-то стоял ваш дом. Там один дядька завёлся, здоровенный, он ребят на посохах драться учит. Чтобы в случае чего, можно было накостылять по шее всем этим "стадникам".

По словам Пекаса выходило, что таинственный "дядька" собрал на развалинах маяка с десяток ребят и девчонок. В эту стаю принимали всех - и имеющих крышу над головой, и бездомных. Днем они были предоставлены сами себе, а ближе к вечеру собирались вместе и делили у костра то, что удавалось раздобыть за день. Те, кому некуда было идти, ночевали там же, в развалинах.

- Гм, а он, случаем... не...? - засомневался Тинч. За время скитаний ему случалось видеть разный народ. Были и те, кто вот также собирал ребят или организовывал "приюты". И слишком часто на его памяти судьбы девочек и мальчиков из таких "стаек" складывались отнюдь не благополучно...

- Не, он не такой. Там и про тебя знают. Это ты позавчера вечером избил в Детской пещере шайку Гоби Волосатого?

Тинч виновато улыбнулся:

- Ну, я... А он был волосатый? Я что-то не заметил... Как его звать, твоего дядьку?

Пекас замялся.

- По-всякому. Кто как. У него имён много. Не меньше тыщи. Зовут чаще... Отшельником. Да, Таргрек-Отшельник, кажется...

Пекас-Зевака спешил на площадь и звал Тинча с собой.

- Там сейчас такое творится! Ууу!

2

В переулках, ведущих к соборной площади небольшими группками скучали келлангийские солдаты, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Поблизости от одной из этих группок, на мостовой совокуплялись две собаки, и один из солдат доходчиво объяснял приятелям все подробности этого занятия. Псины, не иначе, сбежали из какого-нибудь чаттарского двора, потому как всех бродячих собак в Коугчаре переловили зимой.

На подходах к самой площади келлангийцев не было. Оттуда раздавалось пронзительное:

- Братие тагркоссцы! Собрал я вас сюда не в радости, а в глубоком горе! Новая злая беда обрушилась на нашу несчастную родину! Изменники и негодяи захватили нашу столицу, великий и священный город Дангар!

У державшего речь была жиденькая, растрепанная по волосочку борода и длинные, разбросанные по плечам волосы. Небольшого ростика, сухощавый и живой, он щупал воздух длинными суставчатыми пальцами. Под его ногтями было грязновато - это Тинч заметил даже издалека.

- Дезертиры! и предатели родины! желающие разорить и ограбить нашу землю! пришли к власти! Они низвергли законное правительство, они разорвали союзный договор с правительствами Бэрланда и Келланги, они хотят простереть свои кровавые когти и дальше, чтобы всем городам и посёлкам Тагр-Косса пришлось испытать участь разоренного и униженного Дангара!

Помост, на котором находилось несколько хорошо одетых людей, в том числе несколько священников, был окружен кольцом "стадников". Издали они напоминали мешки, зачем-то поставленные кругом. Небольшими кучками роились жители Коугчара - больше смотрели, чем стремились принять участие в действии.

Ближе к помосту несколько десятков человек в рваных и заплатанных одеждах восторженно кричали "даннхар-р!" - всякий раз, когда оратор останавливался, чтобы перевести дух. Чуть поодаль свою компанию организовали горожане побогаче - оставленные ими экипажи и повозки занимали место на краю площади. Солдат почти не было, зато в толпе шныряло немало молодчиков с цепкими глазами. Всем, кричащим и просто любопытствующим в руки всовывали листочки бумаги с отпечатанным изображением солдата в драгунском мундире, что оседлал карту страны и вонзил в ее изображенную в виде сердца столицу кривую элтэннскую саблю.