Анна Коростелева - Школа в Кармартене

• Название: Школа в Кармартене
• Автор: Анна Коростелева
• Жанр: Фэнтези

Что должны знать дети при поступлении в школу? Как ее найти, как разыскать в ней директора и как ответить на один-единственный билет. А чему обучают в этой школе? Как побороть дракона, как разговаривать с камнями, как воспринять китайскую поэзию и валлийский эпос, что такое чистая латынь и на какой латыни говорили в прошлом. А еще дети учатся играть в метаморфозы - дивная игра, всем стоит попробовать. А еще в этой школе происходят разные чудеса!

---

Разумеется, спор Диона с Орбилием, в лучших традициях диспута, должен был закончиться дракой, однако при первых же симптомах драки к ним мягкими шагами подошел огромнейший Курои, разнял их, приподнял обоих за ворот, встряхнул, а затем поставил Орбилия на недосягаемую для Диона высоту — на пьедестал бывшей неподалеку статуи Помпея. На это Дион Хризостом, задирая голову, чтобы посмотреть на ускользнувшего от него Орбилия, невозмутимо заметил:

— Ну, конечно, варвар в шкурах, что с него возьмешь? Только и годится на то, чтобы разнимать людей образованных.

И с этим комментарием он величаво покинул поле боя.

* * *

Вечером за обеденным столом собралась тесная и пестрая компания тех, кто не успел пообедать вовремя.

— В период Ся, во время правления Цзе, исчезла гора Лишань. — тихонько говорил Сюань-цзан Афарви, продолжая разговор о знамениях, вписанных в книги историками Поднебесной. — Говорят, что горы могут передвигаться в полной тишине. В старые времена в уезде Шаньинь, в округе Гуйцзи, появилась гора Ушань. Целую ночь стояла восхитительно тихая, безветренная погода и непроглядная тьма, утром же обнаружили, что появилась гора, — тут Сюань-цзан поднял голову и заметил, что весь стол слушает его навострив уши, но все еще не понял, почему. — Первоначально это была гора Ушань в округе Дунъу: как раз в ту самую ночь она оттуда и пропала. Один человек из Дунъу приехал в Гуйцзи торговать шелком, узнал по очертаниям их гору и спросил, давно ли она здесь. Так всем стало ясно, что гора оттуда переместилась сюда. И еще: гора Лянфу из области Цзяочжоу переместилась в область Цинчжоу. В правление циньского Ши-хуана исчезла гора Саньшань. Вообще, перемещение гор нельзя считать чем-то из ряда вон выходящим…

— Да, — громко пробурчал с набитым ртом Курои, насаживая на вилку следующий кусок жаркого, — если только не знать, какой это огромный труд и сколько сил и уменья он требует!

— Да, и сколько людей и каких людей, — укоризненно сказала Керидвен, подвигаясь вместе со своей табуреткой к Курои, — наполучали по этому предмету пинков, тычков и зуботычин, прежде чем сумели переместить хотя бы маленький, поросший иван-чаем пригорок хотя бы на десять шагов в сторону!

— Прошу прощения. Говорил, не подумав, — смутился Сюань-цзан.

* * *

Посреди сцены, на взгляд человека непосвященного, происходила перебранка старого короля Ллейра с его старшей дочерью Гвинейрой. Ллевелис и Энид стояли носом к носу, отчасти даже копируя позу друг друга, и издавали змеиный шип:

— …В собранье знати нужно право слова давать тому, кто старше, кто слывет умом, а молодежь благоговейно внимает пусть речам их и мотает на ус! А вице-канцлера — сместить.

— Распоряжаться хватит здесь, как дома. Вы царство передали нам, отец, и это лучшее из всех деяний, которыми прославлен будет Ллейр. Не надо раздуваться и пыхтеть, как закипающий котел с овсянкой. Пора бы вам к исходному размеру вернуться и забыть про этот вздор — что ваш, мол, долг — ворочать государством. Уже наворотили вы и так, а если говорить о вашем долге, стране его не выплатить лет сто.

— Да как ты смеешь, мелочь, шмакодявка, мне, королю, такое говорить?

— Вот то-то и оно, что королем вы быть перестали в прошлом сентябре. А до сих пор трясете здесь губою. Возьмите свою камфарную грелку, ступайте прочь и позабудьте путь к порогу нашему. Вы здесь ни крова не обретете, ни постели на ночь. Сил нету человеческих терпеть, как вы толкуете о римском праве!..

— Стоп, стоп, стоп, — это возвращался Мак Кархи, который отходил покурить, — прекратите хулиганство! Опять все начали со слов: «Отец мой, вам всего нужнее сон».

Энид и Ллевелис, которые довольно давно и далеко отошли от текста, пользуясь отсутствием Мак Кархи, встряхнулись, встали попрямее, извинились и начали:

— Отец мой, вам всего нужнее сон, а мой супруг так увлечен охотой, и эти вечные его собаки: то дверь скребут когтями, изуверы, то примутся без умолку брехать. А в замке, что ни утро, во дворе аж до небес стоит галдеж и свара: то кони ржут, то гавкают борзые, без удержу гогочут егеря, гремят оружьем, режутся в очко, и каждый шпорой лязгает о стремя, садясь в седло, — и только ты с трудом смежаешь веки, призывая сон, как тут же раздаются звуки рога! И этот ужас каждый Божий день! А герцог Корнуольский как смеется? Ведь вся пшеница в поле полегла, и козы все доиться перестали! А возвращенье вечером с добычей? Псы в тронный зал вбегают, морда в пене, наскакивают лапами на грудь, дохлятину суют тебе в тарелку! Тогда как наша средняя сестра умеет вас принять, как подобает: с фанфарами, герольдами, пажами, глашатаем, цветочным фейерверком; она ковры тотчас велит стелить от пристани до самой вашей спальни! Вас опахалом будут обвевать, чтоб, не дай Бог, на вас не села муха, — тут Энид добавляла в сторону: — Иль моль вас не побила, например.

— Решила ты со стариком отцом — почтенным, убеленным сединою, — разделаться таким простым манером? Не выйдет! Возомнила ты, что я не разгляжу подкладки неприглядной твоей коварной просьбы? Как не так! Я знаю, что народ давным-давно единодушно просит, чтоб на троне я воцарился вновь и вновь бы принял бразды правленья. Вот вам и причина всех экивоков и обиняков, которыми меня ты окружила!.. Но не печалься: я-то не из тех, кто вдруг свое решение меняет пять раз на дню. Сказал, что ухожу и трон передаю тебе с супругом, — да будет так! И этого держусь.

Послышался какой-то тихий звук. Ллевелис присмотрелся. Мак Кархи беззвучно смеялся в кулак.

— Предлагаю оригинальную трактовку этого исторического эпизода: короля Ллейра так и не удалось отправить в изгнание, потому что он заговорил всех до смерти.

Все опасливо посмеялись и вернулись к работе над сценой. К концу вечера Ллейра все же выгнали обе дочери, хотя он немало шумел и возмущался.

* * *

К концу апреля старшекурсники, проходящие практику по археологии во дворе школы, откопали уже целые груды бус и ожерелий, палаш легионера, статую Ксантиппы, парную к статуе Сократа, и невероятной красоты колесницу, но Мерлин по-прежнему был недоволен и указывал копать глубже и распространяться в сторону северной стены. Выходило, что снова нужно двигать отвал.

Ллевелис слонялся по школе, страдая, с таким видом, как будто он умирает, и не понимал, чего ему недостает. Он немножко послушал под дверью хранилища.

— Как общее правило следует принять: отсутствие приметы не доказывает, что памятник создан ранее возникновения этой приметы, — бубнил архивариус. — В Ирландии в середине XVIII века стихи поэта с хорошей профессиональной выучкой можно было смело датировать 1300 годом. Со мною в Гейдельберге учился Франц Штучке, который вписал в поэму Тита Лукреция Кара «О природе вещей» несколько прелюбопытных фрагментов. Во многих даже и научных изданиях они до сих пор там находятся.

Тоска Ллевелиса не имела ясных причин. Гвидион был на фармакологии у Змейка, Керидвен пошла подлизываться к Курои, чтобы тот доверил ей произвести небольшой камнепад в одном безлюдном ущелье. Ллевелис поплелся дальше и добрел до моста возле входа в библиотеку, где Сюань-цзан, щурясь на солнце, проверял у учеников знание «Ли Цзи» — «Заметок о ритуале». Ллевелис влез на перила моста и сел там, как на жердочке.

— Следуя за учителем, ученик не перебегает дорогу, чтобы поговорить с другими. Завидев учителя на пути, спешит навстречу, становится прямо, складывает руки в приветствии. Учитель заговорит с ним — отвечает, не заговорит с ним — поспешно отходит назад, — говорил Афарви.

«Ишь, как этому учителю все угождают, — раздраженно подумал Ллевелис. — Ничего. Обойдется».

— Спрашивая учителя о науках, — встают. Спрашивая о постороннем, — встают, — продолжил Эльвин.

«Так всю жизнь простоишь, — критически подумал Ллевелис, — перед этим учителем».

— Завидев равного, не встают. Принесли свечи — встают. Принесли пищу — встают. Свечи не видят догорающими. Перед уважаемым гостем не цыкают на собаку. Отказываясь от пищи, не плюются.

— На боевой колеснице не исполняют поклон, — вздохнув, сказала Тангвен. — Надевая доспехи, не нарушают выражения лица. В повозке не разговаривают громко, не показывают куда попало рукой. Когда подносят в дар пленного, ведут его за правый рукав.

Абсурдность происходящего вяло заинтересовала Ллевелиса.

— Если гость добавляет что-либо в суп, хозяин извиняется: «Прошу прощения, что не смог угодить».

— Когда за дверью две пары туфель: слышны голоса — входят, не слышны голоса — не входят.

  «Когда у Мерлина под дверью две пары туфель, — подумал Ллевелис, — это значит, что он где-то по рассеянности надел две пары — свои и чужие».

Ллевелис закусил губу. Отношения с директором у него в последнее время были напряженными. Поскольку ему нужно было почаще наблюдать манеры Мерлина для пьесы, где в исполняемой им роли короля назревала мощная пародия на директора, он, бывало, крался за ним тихой сапой. Мерлин обыкновенно в таких случаях замечал его и отправлял на отработку.