Николай Полунин - Орфей

• Название: Орфей
• Автор: Николай Полунин
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Как ты меня назвал, Вовик? Кто тебе про меня рассказывал? Я вам этого не говорил - почему я здесь. За Воротами сказали или тут? Кто?

Этюд, который я пытался разыграть, был списан со сцены "Кто с тобой работает? Кто еще с тобой работает?" из старого фильма про шпионов. Ничего лучшего в голову не пришло. За красными стволами мелькнула веранда Семиного домика, полускрытая кроной одной из сломанных сосен. Чтобы проходить, он обрубил пару самых крупных ветвей.

- Вовик... а, черт, глаза закатил!

Пришлось мне опять положить Юношу на травку, к Семе идти одному. На пороге валялась нечистая тряпка, приглядевшись, я узнал сорочку. Что интересно, и галстук при ней. Тот самый, стильный, и узел нисколько не ослаблен. Как он из нее вылезал? Дверь не заперта.

Не знаю, что я ожидал увидеть, но увиденное превзошло ожидания. У Ларис Иванны был просто "неприбранный интерьер", у Семы - первозданный хаос. Рука человека не касалась этого никогда. Две трети мастерской занимал огромный литографический пресс для эстампов, его тонкие штурвальные колеса до половины завалены всякой всячиной. Обвалившиеся полки. Груды сухих красок по всему полу. Я отметил, что нет тюбиков и банок, которыми бы он пользовался. И запах... Единственная протоптанная дорожка вела к очку, выпиленному прямо за махиной прессовального станка. В спальне было не чище, но тут Сема поддерживал хоть какой-то порядок.

Он лежал ничком, на слова и дерганье за уши не реагировал. Около кровати гадкие следы рвоты. Тело еще было мягким и теплым.

- Старик...

Я схватился щупать пульс, но Сема тоненько застонал. Стон перешел в горловой клекот, и его опять вырвало. Прямо мне на колени. Я потащил его, худющего, но тяжеленного.

- Вовка! - рявкнул Бледному, который сидел и озирался с видом человека, заснувшего в одном месте, а проснувшегося в другом, - мухой к себе или куда хочешь, но приволоки какой-нибудь детокситант. Есть у тебя? На базу свою сгоняй. Кто ж ему чего дал, дурню...

- Ка-какую базу еще?

- Ничейный дом, где ты "колеса" держишь. Думаешь, не видел? В Ворота к дружкам ломись. Кончается парень, его выводить надо!

- Марцефалем не делюсь.

Оставив на минуту Сему, я очень больно наотмашь хлестнул Юношу тыльной стороной ладони по разбитым губам и сломанному носу.

- Бегом, блядина, убью!

Что-то у него сработало. Пошатываясь, побежал. Вернулся очень быстро. Я поддерживал Сему за плечи, чтобы не захлебнулся. Мне все время хотелось почистить джинсы на коленях.

- Лемонтир, - бормотал Бледный, сноровисто разрывая пленку на новом шприце. Зубами отделил бюксик с иглой от ленты, в которой они лежали, как патроны в патронташе. Его всего потрясывало, но движения - как у действующего по экстренной программе автомата "Скорой помощи". - Метаболик, ничего психолептического. Резко снимает алкогольную интоксикацию Через два часа введу биотропин и витаминный комплекс. Утром - глицин, чтоб без похмелья обошелся

Тоненькая трубочка шприца сперва наполнялась бурым - кровью Семы, смешивающейся с лекарством, затем медленно выпускала смесь обратно в вену. Он действительно колет ему что говорит?

- Смотри, Володя, если с ним...

- Держи его! - просипел Юноша, наваливаясь. - Держи знай, черт!

Мы вместе придавливали Сему, пока не влилась последняя капля. Бледный отшвырнул шприц в кусты, и я на всякий случай проследил - куда. Он собирал разбросанные лекарства и пакетики с иглами. Движения его вновь сделались неверны.

- О себе бы подумал, если образованный такой, - сказал я. - Сгоришь ведь.

Юношу Бледного Володю мои слова отчего-то очень сильно рассмешили. Он сложился от смеха пополам. Мокрые волосы рассыпались. Отхохотавшись, убрал с лица длинные пряди, сплюнул.

- Пошел... - вяло ругнулся он. - Куда дальше гореть? И с Семой ничего страшного, небось очухается. Не в первый раз. Ему Наташка лосьон дала, у нее на плохом спирту, с кетонами... ну, ацетоном сильно воняет, понимаешь? Трехлитровая банка, ей Ксюха сбор трав посоветовала, для морды. Косметический то есть. Мог и втихаря увести, если у нее ночевал. Хотя за завтраком замечено не было, значит - потом...

Он бормотал свое, ползая на четвереньках. Мне захотелось его пнуть.

- Ты на крылечко его положи, он привык. Да обедать пойдем. Ну, я один пойду... - И Бледный удалился, судя по звукам, шаркающей походкой.

Я перенес Сему. Очутившись на знакомых досках, он сразу уютно свернулся и нежно обнял сорочку с галстуком, заменявшие входной коврик. Захрапел мирно, по-домашнему. Лемонтир, или как его, обладал, наверное, и успокаивающе-снотворным действием тоже. Мне приходилось видеть резко выведенных пьяных - они бывали бессмысленно трезвы, хлопали глазами и все порывались куда-то идти. Сему мне тоже захотелось пнуть.

Мне хотелось дать пинка Семе, мне хотелось, чтобы прекратились все чудеса, мне хотелось напиться, если бы только было чем, и курить! Курить мне хотелось дичайшим образом! Мох в Крольчатнике для этого дела почему-то никуда не годился. Странно даже, мох как мох, я в лесу и не такой заворачивал. Зашел к кривой сосне, на которой, как Робинзон Крузо, делал свои зарубки. Ну вот, подумал, уже путаться начинаю. Почему-то казалось, что сегодня должно было быть только пять в четвертом ряду, а их целых шесть. Я пририсовал седьмую и решил на обед плюнуть. Затерявшегося ключа от своего коттеджа я, конечно, так и не нашел и поэтому не запирал. И конечно, в кабинете меня поджидало очередное приглашение на тур вальса от моего скромного, но настойчивого доброжелателя. Я даже не рассердился. Только выплеснул кофе за порог и поставил на спиртовку кофейник с простой чистой водой. Отчего-то из кранов текло еле-еле.

Вся наша жизнь состоит из компромиссов. Подтянув к себе верхний лист, я начал покрывать его геометрическими фигурами, располагая квадраты, треугольники и круги сверху вниз. Сработала моя занудная привычка к упорядочению. Острый карандаш вдавливал бумагу. Давно забытый процесс. Кто добивался этой картины, может быть доволен.

От компромиссов, внутренних соглашений с самим собой, всегда не очень хорошо пахнет. И стал вписывать в каждую фигуру по нескольку строк, стараясь не вылезать за контур.

Квадрат, четыре стороны. Исключительная сущность Четверки как числа есть устойчивость и надежные границы. Поэтому пускай охраняет площади, истоптанные и заасфальтированные до меня. Иными словами, несколько хрестоматийных новелл.

Некий мистер Робертсон и его роман "Тщетность". За десять лет до открывшего счет "рекламным" катастрофам XX века "Титаника" появляется роман, детально, едва не до фамилии капитана и параметров судна, описывающий начало, кульминацию и апофеоз трагедии. Никогда я до конца так и не мог поверить в отсутствие тут подтасовки либо прямой мистификации, хоть этот Робертсон всяко и не единожды понимается разными авторами. Но ведь еще Свифт выдумал своего мистера Исаака Бикерстафа и запустил в читающую британскую публику как непревзойденного предсказателя и провидца. Мистер Бикерстаф имел бешеный успех, даже когда оказался забыт собственным родителем и жил лишь стараниями друзей Свифта, не желавшими расставаться с розыгрышем. Пишущая братия на такие штуки горазда.

Лично меня более трогает происшествие в Атлантике ровно тридцать три года спустя после "Титаника". Так же в апреле на мостике следующего своим курсом английского парохода молодого матроса Уильяма Ривза "будто что-то толкнуло". Он поднял тревогу, хотя для нее не имелось никаких видимых оснований. За что получил нагоняй. Спустя минуты пароход увернулся от "неизвестно откуда появившегося айсберга". Это случилось с 13 на 14 апреля, в ту же ночь, когда в 1912 году пропорол себе борт "Титаник". 14 апреля день рождения матроса Ривза. Ривз зачитывался романом "Тщетность". Имя лайнера в романе, вышедшем не то в 1903-м, не то в 1904 году, - "Титания". Меня задевали такие совпадения. Они рождали во мне разные мысли. Еще квадрат, еще незыблемый столп. Генри Райдер Хаггард, роман "Прекрасная Маргарита". Время и место - средневековая Англия. Отвечая журналу "Спектейтор", Хаггард сказал: "Герой этого романа носит имя Питер Бром, а об отце его говорится, что он погиб при Ботсуортфилде. Когда роман был издан, я получил письмо от полковника Питера Брома, старшего шерифа. Он спрашивал, откуда я почерпнул сведения о Питере Броме. Я ответил: "Из головы. Что же касается имени, то я назвал им своего героя просто потому, что никогда такого не слыхал". В ответ я получил письмо следующего содержания: "Отец героя Вашего романа был сыном Томаса Брома, секретаря Генриха VI. Он был убит, как Вы написали в своем романе, при Вотсуорте. В свою очередь, одна из линий нашей фамилии имела птицу в своем гербе, как это сказано у Вас. Отец Вашего героя был первым из фамилии Бромов, названный Питером. Мой предок тоже был первым в нашем роду, кто носил это имя. Он родился в 1437 году и пятидесяти лет был убит в битве при Ботсуортфилде, в точности, как в Вашем романе. С тех пор имя Питер передавалось у нас из поколения в поколение. Отец мой был назван Питером, я тоже, и сын мой тоже Питер". На это письмо я ответил корреспонденту: "Совершенно ничего не могу Вам сказать. Дело в том, что эту историю я просто-напросто выдумал. Принимая во внимание несколько подобных уже бывших со мной случаев, я готов поверить в ретроспективное видение".