Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

• Название: По следам карабаира. Кольцо старого шейха
• Автор: Рашид Кешоков
• Издательство: Проф-Пресс
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1994

Кадровый работник НКВД Рашид Кешоков написал романы «По следам карабаира» и «Кольцо старого шейха», вспоминая бурные события тридцатых годов, когда советская власть сталкивалась с вековыми традициями разноязыких кавказских народов.

Каждый из романов интересен собственной интригой, таинственными обстоятельствами погонь и перестрелок. В то же время их объединяет не только место действия — Северный Кавказ и главный герой — сыщик Жунид Шукаев, но и общий сюжет, словно взятый из древних сказаний. Перед сыщиком действительно сказочных масштабов задача — найти легендарного скакуна, драгоценный перстень и украденную красавицу. Поиски карабаира стоили Жуниду Шукаеву крови и бессонных ночей, также, как и разгадка тайны перстня, но вернуть себе свою драгоценную Зулету он смог, только победив себя.

---

Именно в такие минуты Жунид пытался со стороны взглянуть на свою жизнь. «В самом деле, — порой думалось ему, — завидная доля: ночи и дни напролет копаться в дерьме и воображать, что, упрятав за решетку двух-трех воров, облагодетельствуешь человечество. Зато уж обо веем, что касается семьи, позабудь. Для тебя это — непозволительная роскошь».

И он до боли завидовал тем, кто строит заводы и школы, ищет в тайге алмазы, прокладывает новые пути во льдах.

Наверное, это простительно — в двадцать семь лет иногда сомневаться. Тем более, что жизнь вокруг кипит бурная и героическая. Стучат по стране гулкие шаги второй пятилетки — в саженном размахе строек, в замечательных трудовых подвигах.

Открывались шлюзы первенца советской энергетики Днепрогэса; под старой Москвой закладывалась первая очередь лучшего в мире метро, и комсомольцы боролись за честь участвовать в подземной стройке; пробивался сквозь льды легендарный «Челюскин».

Но Жунид не умел долго пребывать в созерцательном настроении. Приходило наутро известие о какой-нибудь краже, и он, живой, деятельный, позабыв обо всех своих домашних неурядицах, спешил на место происшествия. И тогда не надо было спрашивать, доволен ли он своей судьбой. Все становилось на свои места. Он тоже — не в стороне, а на передовой линии, где идет борьба за новое общество, за чистый, красивый быт.

На совещаниях в управлении нередко говорилось, что раскрываемость преступлений растет, а вот насчет их предупреждения дело обстоит гораздо хуже. И Жунид активно участвовал во всем, что на канцелярском языке сводок Михаила Королькова называлось «профилактическими мероприятиями». Помимо обычных дознаний, которые он вел, Шукаев предотвратил несколько попыток хищения государственных средств и задержал с поличным не одного карманника.

Ивасьян после развязки афипской истории принял по отношению к нему холодновато-снисходительный тон, в котором отчетливо слышались нотки неприязни и зависти. Жунид, всегда последним узнававший, что кто-то неискренен или откровенно враждебен к нему, вскоре почувствовал это. Тигран Вартанович со скрупулезной настойчивостью пытался отыскать в любых действиях своего подчиненного «недозволенные методы и приемы» Однако ничего порочащего Шукаева до сих пор ему добыть не удавалось.

Начальнику управления Дыбагову уже пришлось по анонимному доносу наводить справки о родственных связях Жунида, но сведения о его отце — как о крупном коннозаводчике в прошлом, не подтвердились. Ивасьян; который «узнал» об анонимке, разумеется, раньше всех, посоветовал ему остерегаться Панченко «Больно уж дотошный, — многозначительно сказал Тигран Вартанович. — Знаете всякое может быть». — «Ничего не может быть, — глядя прямо в заросшую густыми волосами переносицу Ивасьяна, — сказал Жунид. — Панченко — умница и очень хороший человек. Никогда и никому (он подчеркнул эти слова) я не поверю, что Николай Михайлович способен на подлость».

Совсем неожиданным для тех, кто давно знал Дараева, было его выступление на партийном собрании. Он долго сидел молча, видимо, плохо слушая, что говорилось, думал о чем-то своем, изредка посматривая то на Жунида так, точно видел его впервые, то на своего непосредственного начальника. Невеселые это были мысли. «Как» получилось, — стучало у него в висках, — что я, Вадим Дараев, которому несколько лет назад многие пророчили блестящую будущность, вдруг оказался на одной доске с ограниченным и завистливым Ивасьяном? Почему мне в какое-то время показалось, что нужно быть именно таким, как он?»

И Вадим Акимович не находил ответа. Глядя на Шукаева, он не мог не признать, что тот оказался прозорливее, способнее и, главное, честнее его. И в то же время не умел отрешиться от уколов самолюбия, которое продолжало твердить ему, что все происшедшее — досадная случайность и он, Дараев, по-прежнему, — первый работник в угрозыске и еще покажет себя. «Нет, черт возьми, совсем ты не так хорош, Как тебе кажется…» — чуть ли не вслух сказал о себе Вадим Акимович и попросил слова.

Он не щадил ни себя, ни Ивасьяна, обвиняя его в чванстве, честолюбии и невнимании к мнению других сотрудников угро. Сев на место, с красными пятнами на щеках, Вадим Акимович еще раз бросил взгляд на Жунида и вдруг поймал себя на мысли, что ему хотелось бы сблизиться с Шукаевым Было в. Шукаеве то, что Дараев утратил, сам не заметив, когда. Может, еще в те дни, когда люди, подобные Ивасьяну, пробрались на высокие посты и сеяли вокруг себя фальшь и лицемерие?

Все оживились. Встал Панченко и, как всегда, витиевато стал говорить о пренебрежении начальника угрозыска к данным криминалистической экспертизы, к тем значительным мелочам, без которых невозможно раскрыть любое, даже самое банальное преступление.

Для Жунида все это было внове. Он не думал о ненормальностях в аппарате, не замечал их, занятый своей работой Был доволен тем, что в связи с повышением получил оперативную самостоятельность и сумел сойтись по службе с лучшими, по его мнению, людьми — экспертом Панченко и старшим следователем Охтенко Остальное его не интересовало.

Закончилось за это время и следствие по делу группы Буяна Пруткова. Народный суд учел данные Шукаева и поведение Семена, и Дуденко решено было не наказывать. Через несколько месяцев после суда, по ходатайству управления, в чем немалую роль сыграло вмешательство Жунида «рыжика» зачислили курсантом в Военно-кавалерийскую школу.

* * *

Одним из счастливых свойств Жунида Шукаева было умение верить людям. Казалось, по роду своей профессии он легко мог стать подозрительным или, по крайней мере, осторожным в своих оценках людей и событий, но этого не происходило. К счастью, ошибался он редко. Но ошибки все-таки случались, и одна из них стоила Жуниду семейного благополучия.

Он гнал от себя назойливую мысль о том, что личная жизнь не удалась и что женитьба на Зулете — заблуждение молодости. Разумеется, ему и в голову не приходило, что Зулета способна на измену или обман. Просто они слишком разные люди. Он вспоминал скромную, тихую девушку с длинными косами, которая краснела при одном лишь упоминании о замужестве, и, глядя теперь на свою нарядную пикантную жену, не узнавал ее. Жунид отлично понимал, что цивилизация в худших ее проявлениях гораздо труднее проникает в среду женщин-горянок, чем мужчин. Непокрытая голова, короткая городская прическа, модные платья с откровенными декольте и фривольная болтовня с посторонними мужчинами, — все это еще долгие годы не коснется его соплеменниц, живущих в аулах. И Зулета тоже не была раньше исключением из общего правила. Теперь жена его неузнаваемо переменилась и на мягкие замечания мужа отвечала, что она не старуха и не те теперь времена, чтобы жить по древним обычаям. Она-таки отрезала косы, завела какие-то неизвестные ему знакомства, модно, и даже несколько крикливо, одевалась. Ему не приходило в голову, что скромной зарплаты старшего оперуполномоченного, пожалуй, не должно хватать на дорогие наряды. Но Жунид никогда не считал денег и пребывал на этот счет в полнейшем неведении. Просто ему не нравился новый тонус жизни Зулеты.

И вот однажды, вернувшись неожиданно домой из командировки, он, по обыкновению, отпер двери своим ключом и вошел в комнату. Зулета сидела на диване с пылающим лицом. Когда на пороге появился Жунид, от нее отскочил молодой, франтовато одетый хлыщ. Причем сделал он это с поспешностью, не оставлявшей сомнений в его намерениях. Шукаев в недоумении застыл на пороге. Франт, запинаясь, назвался финагентом горфо Борисом Фандыровым и поспешно ретировался, пробормотав какое-то неясное объяснение своего присутствия здесь в столь поздний час. Что-то насчет вечеринки у Ивасьяна, где они были, и о необходимости проводить Зулету домой.

Зулета поднялась с дивана и, деланно улыбаясь, затараторила о том, как веселилась у Тиграна Вартановича и как довольна, что познакомилась с его племянницей Назиади. Теперь ей не очень тоскливо, когда Жунид пропадает целыми днями на своей противной работе.

Он продолжал стоять молча. Лицо его наливалось краской. И тут, когда Зулета подошла ближе, случилось то, о чем Жунид со стыдом и болью вспоминал потом всю свою жизнь. Он ударил ее. Не по-мужски, кулаком, а так, как сто лет назад били по щекам обидчиков, чтобы вызвать их на дуэль. Жунид медленно поднял руку и легко, но хлестко ударил Зулету по лицу.

Она вскрикнула и, схватившись за щеку, испуганно отступила.

Потом плакала, униженно и жалко просила прощения, уверяла, что у нее ничего нет с этим Борисом, что она просто скучает, но Жунид не слушал.

В конце концов она пообещала ему завтра же подать заявление в медицинское училище и изменить образ жизни.

Но он уже знал, что это одни слова. Через несколько дней его вызвали на бюро и крепко отчитали за то, что он «избил» жену. Значит, Зулета нажаловалась. Что ж, он, конечно, виноват. Не сдержался. Он даже не стал оправдываться и объяснять.