Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

— Ничего не слышу.

— Я тоже.

— Пошли.

— Да точно звенит!

— Тебя глючит.

— Нет, — возразил Гена, — меня же не прет.

— Сюда, — приказала Юля.

Они подошли к углу корпуса. Здесь было незарешеченное окно. Решетка валялась в углу под ногами. Окно вело в черноту. Юля достала фонарик, поднялась на цыпочки, посветила внутрь. Увидела какой-то хлам и бетонные ступеньки.

— Мы что сюда лезть будем?

— Юля, там могут быть сатанисты, — предупредил Горик опасливо.

Юля порылась в рюкзаке и передала Горику пистолет.

— Всех перестреляем. Осторожно, он заряжен.

— А мне? — спросил Гена.

Юля сомневалась.

— А ты дуреть не начнешь?

— Нет.

— Впрочем, если вы перестреляете друг друга, как два дебила, то мне по хуй, — сказала она честно.

Оба неодобрительно на нее посмотрели, но никто ничего не сказал. Будь что будет, подумала Юля. Она дала оружие и Генке.

— Смотри не застрелись, — сказала она ему. — И поменьше слушайте всякую хуйню. Я там была, нет там никаких сатанистов.

Она струсила рукавом косухи осколки стекла с подоконника, подтянулась на руках и запрыгнула внутрь.

Воняло строительной пылью, крысами и говном. Юля включила фонарик. Под ногами валялись куски кирпичей, шприцы, использованные презервативы, покореженные бульбуляторы. Юля посветила на бетонные ступеньки. Путь наверх был перекрыт громадным куском плиты и деревянными балками. Сзади шлепнулось что-то тяжелое, оказавшееся Гориком.

Гена кряхтя вскарабкался на подоконник.

— Сюда, — приказала Юля.

Слева был проход.

— …косить же в падлу, — шептал Горик перелезшему и визгливо хихикающему Генке. — Видит, волк бежит. Она: «Волчик, братик, скоси плантарь плана и четвертинка твоя.» Волк: «Расклад неплохой, но только надо попробовать шо за план». Лиса достает штакет…

Они прошли в обложенную кафелем комнатку. Юля посветила. Это был туалет. Разбитые писсуары и выкорчеванные как пеньки унитазы валялись на полу рядом с осколками кафеля и шприцами. Стены были измазаны чем-то по виду напоминающим говно. Юля осветила надпись на стене: «Мы не люди, переодетые в собак — мы волки, переодетые в людей».

— Вы свиньи, — сказала Юля тихо.

— «…скоси поле плана и восьмая часть твоя». Заяц говорит: «Можно, только обязательно надо попробовать шо за план». Волк достает штакет, там уже пяточка осталась, заяц ее лечит и тухнет…

Гена уже не хихикал, а ржал во всю глотку.

— Завали ебало! — рявкнула на него Юля.

Гена замолчал и испуганно на нее посмотрел. Горик вроде бы тоже злился, но ничего не говорил.

Они вышли в длинный широкий коридор с высоким полукруглым потолком. Под ногами скрипели половицы. По бокам коридора чернели провалы бывших аудиторий. На полу валялась треснутая дверь. Дуло из дальнего окна. Каждый шаг эхом разносило по сотням пустых комнат этого громадного здания.

— Ого, — сказал Гена. — А где это мы?

Они свернули на лестницу и поднялись на третий этаж. Ветер усилился. Он насквозь простреливал пустые оконные рамы и гнал обрывки газет по мертвым коридорам.

Юля остановилась возле очередного входа в аудиторию.

— АЧК, — сказала она.

— Что? — не понял Гена.

— Абсолютно черная комната. Если встать в ее центре, то не будет видно стен. Даже днем. Но нам не сюда, нам в консерваторию.

Горик осторожно сделал два шага внутрь АЧК, но дальше идти побоялся. Гена заглянул через его плечо. Юля знала, что они там ничего не увидят.

Они потоптались и пошли за Юлей.

— Тут осторожно, — сказала она. — Не теряйте меня из виду. Если заблудитесь, то хрен отсюда вылезете до утра.

Она скользнула в боковой вход, спустилась по ступенькам и пролезла в огромную дыру в стене. Парни топтались где-то сзади. Юля им посветила.

Потом был лабиринт узеньких коридоров, заваленных досками, кирпичами и остатками мебели.

— Осторожно, тут шахта лифта, — предупредила Юля. — Через нее перекинута доска. Толстая и широкая. Выдержит. Главное не ссать.

Юля быстро перебежала через шахту. Парни остановились перед доской.

— А куда мы вообще идем? — поинтересовался Гена.

— В консерваторию.

— Зачем?

— Раскуриться.

— А что больше негде? — спросил Горик.

— Вы что зассали перейти? — спросила Юля насмешливо.

Они медлили. Шахта была глубокой.

— Я сейчас сброшу доску, — сказала Юля. — И оставлю вас здесь. И выбираться вы будете долго, гарантирую. А я покурю сама.

— А назад так же? — спросил Гена.

— Ну есть другой путь. Только там опаснее.

— Я мог бы и перепрыгнуть, — сказал Гена, — было бы место для разбега.

И он пошел по доске. У Юли вдруг возникла дикая мысль толкнуть доску ногой и посмотреть на летящее вниз тело. Она сдержалась.

Гена перешел. За ним без проблем перешел и Горик.

Они свернули за угол, обошли говно на ступеньках, поднялись по лестнице черного хода и вышли в средних размеров комнату.

— Пришли, — сказала Юля.

Внутри дуло от единственного в комнате окна без стекла. Проем был кое-как залеплен рваной клеенкой. Юля осветила комнату.

— А почему консерватория? — спросил Гена.

Луч фонаря осветил большой черный рояль. На подставке стояли раскрытые ноты, листы которых шевелил сквозняк. На рояле стоял подсвечник с тремя полустопленными свечами.

— Ясно? — спросила Юля.

Гена ударился обо что-то.

— Блядь! Это… это чья-то рука!

— Осторожно там, памятник, — сказала Юля буднично.

— Как памятник?!

Юля посветила. Полностью занимая пространство между двумя стенами комнаты, на полу лежал памятник Сталину. Он был в фуражке, в шинели, усатый и с трубкой. Одна рука была опущена, другая по замыслу указывала вдаль, на побежденный Запад. Сейчас она торчала в направлении потолка, как бы предупреждая, что он может обвалиться.

В углу возле стены стоял полужелтый кактус в глиняном горшке и потускневший красный флаг Советского Союза.

— Ни хуя себе!

— Как же его затащили? Он же тяжелый! А тут третий этаж!

— Солдатики, — обяснила Юля. — Солдатики если им приказать могут все. Поверьте мне, у меня папа был военный.

— Да он и не пролезет, — неуверенно пробормотал Гена, разглядывая вход.

Юля подожгла зажигалкой свечи в подсвечнике и выключила фонарик. Она поискала водный бульбулятор за роялем. Кто-то уже раскуривался здесь после нее, бульбулятора не было.

— Ладно, — сказала Юля, — раскуримся через сухой.

Горик нашел на полу толстую темную книгу и подошел с ней к подсвечнику.

— Ленин, — сказал он. — Пятнадцатый том.

Он открыл ее на случайной странице и прочел вслух:

— Телеграмма товарищу Сталину…

— Ему, — обрадовался Гена, указывая на памятник.

— …Пригрозите расстрелом тому неряхе, который не умеет обеспечить вам нормальную связь…

Гена поднял крышку рояля и стал беспорядочно тыкать по клавишам. Рояль издавал депрессивные звуки.

Юля тем временем соорудила сухой бульбулятор.

Они докурили остаток травы, там было немного. Гена с Гориком снова разговорились и Гена начал визгливо ржать. А ведь убить друг друга пытались, подумала она. Наверное, это сближает.

Мир снова стал медленным, он почти остановился. Юля не понимала, о чем они говорят. Дождь за стеной усилился и начал бить в клеенку. Она прислушалась к этим звукам и неожиданно уловила в шуме дождя мелодию, которую когда-то играла мама. На старой квартире в Москве у них был рояль. Юля три года ходила в музыкальную школу, а дома мама научила ее играть эту мелодию Моцарта.

Шатаясь, Юля подошла к роялю. Стула возле него не было. Она заиграла стоя.

Дождь барабанил по жестяному карнизу. Пламя свечей подрагивало от лупившего в клеенку ветра. Звуки дождя и ее игра были одной симфонией — она и дождь играли ее в четыре руки. И ветер им дирижировал. Юля закрыла глаза. Она знала, как играть, она разговаривала с клавишами кончиками пальцев. Мелодия была знакома с детства, ее играла когда-то мама, ее постоянно напевала Юля по накурке, а потом забывала, ее играл на гитаре Сом, когда они были вместе, и неважно какие тогда пелись слова. С этой мелодией я буду умирать, подумала она.

Мелодия закончилась. Юля стояла с закрытыми глазами, приложив пальцы к вискам. Она вспомнила Сома, ее Димку… Она открыла глаза и увидела тупые вспухшие рожи Горика и Гены, увидела грязную полутемную комнату с памятником и роялем… Стало мерзко… Сиська и Какашка… Человеческий мусор… И ночное артучилище… А могла бы быть с ним, у него…

— Вот это да! — сказал Гена похоже искренне. — Что это было?

— Сыграй еще что-нибудь, — попросил Горик.