Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

Юля нашарила пистолет. Спокойно поднялась. Включила свет. С любопытством посмотрела на драку.

Горик сидел верхом на лежащем Генке и зверски бил того рукояткой пистолета по лицу. Юля слышала ритмичные глухие звуки, иногда более громкие — возможно, Горик попадал в пол возле головы. Гена защищал голову раскатистыми руками с растопыренными пальцами и пытался ухватить Горика за шею.

За окном было уже совсем темно. Под ногами от вибраций в комнате перекатывался туда-сюда пластиковый низ бульбулятора.

— Клоуны, — сказала Юля презрительно.

Это начинало ее забавлять. Генке таки удалось ухватить Горика за глотку. Он начал его душить. Горик перестал бить и захрипел.

Сколько сейчас времени, задумалась Юля. Часов не было, часы были под ванной.

Горику удалось оторвать руку противника от своей глотки, но Гена неожиданно точным и сильным ударом зарядил ему снизу в подбородок.

Зимой рано темнеет, думала Юля. Сейчас наверно часа четыре. Или пять.

Позиции поменялись. Гена уже не лежал под Гориком, а сидел на полу, оперевшись спиной о стену. Горик все еще был сверху, но теперь Гена зажал голову Горика у себя под мышкой и пытался ударить его головой об стену. Когда ему это удавалось, раздавался громкий глухой звук. Свободной рукой, согнутой в локте Гена лупил Горика по позвоночнику. Оба по-звериному рычали.

Юля подошла поближе, чтобы лучше все рассмотреть.

Горик снова занял удобную позицию, прижал Генкину голову к стене и начал лупить кулаком куда-то в район его виска. Окровавленный Гена как мог, защищался руками.

Только сейчас она поняла, что ее джинсы мокрые и грязные от ползания по мокрому и грязному полу под столом. Юля вздохнула и попыталась почиститься. Бесполезно.

— Испачкалась из-за вас, — сказала она укоризненно.

Гена схватил Горика за раненое ухо, крутанул его и рванул в сторону. Горик завыл от страшной боли и отпустил Генкину голову. Юля засмеялась.

Парни вцепились друг в друга и хрипя катались по полу. Это начинало надоедать. Ребята создали жуткий беспорядок на кухне и заляпали полы кровью.

Она аккуратно прицелилась и выстрелила дважды. Парни замерли, вцепившись друг в друга. Пули были всажены в стенку на несколько сантиметров выше их голов. Юля переводила пистолет с одного на другого. Наверное, у нее было серьезное лицо, потому что они выглядели испуганными.

Горик и Гена начали медленно расползаться в разные стороны. Юля тут же всадила две оставшихся пули в кусочек стены между ними. Они зажмурились, свернулись и закрыли уши ладонями. Как двойняшки, подумала Юля с умилением.

— Ладно, мальчики, — сказала она парням. Оба были напуганы и окровавлены. — Хватит баловаться. Сейчас помоете полы, и будем уходить. Время.

* * *

Бывшее артиллерийское училище — одно из старейших зданий в городе. Оно было построено еще при Николае I в духе имперского классицизма, и вид его должен был внушать священный трепет перед мощью империи. Большой белый дом с античными колоннами, с широченными окнами, с мраморным крыльцом и тремя рядами крупных белых ступенек по три разные стороны, громадная дубовая коричневая дверь — вся эта царская архитектура контрастом выделялась в Брагоме среди хрущевок, заводов и многоэтажек. В разные периоды своей жизни большое белое здание с колоннами имело разное назначение.

В николаевские времена когда Брагом был уездным городом Константинов, названным так в честь брата императора, дом с колоннами размещал кадетский корпус. Неподалеку был парк в котором молодые кадеты прогуливались летними вечерами с юными барышнями дворянского и купеческого происхождения. После смерти Николая I дом с колоннами вмещал некоторое время дворянское собрание, а с 80-х гг. XIX века — когда под городом были найдены крупные залежи бурого угля, а в самом городе построены первые металлургийные заводы — дом с колоннами превратился в Инженерно-технический институт. Здесь готовились технические кадры для новой капиталистической России.

В годы революций и гражданских войн, когда власть в городе меняли чаще чем портянки, здание переходило из рук в руки и ненадолго становилось думой, советом или радой. Новая власть срывала на здании старую табличку, вешала новую, ставила в окнах пулеметы, и несколько недель, дней или часов заседала в доме с колоннами, издавая противоречивые и неадекватные указы, которые никто никогда не исполнял. Потом новая власть убегала, отстреливаясь и забирая у населения все, что можно было съесть, одеть или продать, а на смену ей приходила более новая власть, размещала в окнах дома с колоннами пулеметы, срывала старую табличку и весь цикл повторялся.

После гражданской войны город Константинов переименовали в Брагом, в честь рабочего-большевика Антона Брагома, убитого здесь жандармами в 1905 г. Дом с колоннами пробыл горкомом партии до 1934 г., а потом превратился в артиллерийское училище. К нему пристроили несколько больших корпусов из крупного красного кирпича и дом превратился в целый военный учебный комплекс имперской сталинской архитектуры. На фасаде николаевского здания, главного корпуса всей постройки красовался герб Советского Союза. В саду неподалеку посадили дубы и поставили памятник Отцу и Учителю. Летними вечерами там прогуливались боги войны — артиллеристы, держа под руку юных барышень рабочего и крестьянского происхождения.

После 1991 г. с большими красивыми старыми домами начало происходить что-то странное. Они рушились. На глазах. Стекла трескались и разбивались, красивые черные узорчатые решетки ржавели и гнулись, двери выбивались, кирпичи отваливались, штукатурка осыпалась. Изнутри такие дома пустели, быстро лишаясь мебели и паркетных полов. Особенно быстро разрушались военные училища и институты, особенно в провинции.

За каких-то два года яркий образец имперской архитектуры, детище Сталина и Николая I, превратился в руину. Потресканные стены изуродовали многочисленные граффити, стекла повыбивали почти все. Часть оконных проемов залепили позже фанерой, часть закрыли клеенкой, остальные оставили так. Ржавые решетки и дырявая крыша не защищали дом от дождя. В коридорах, по которым когда-то носились кадеты и артиллеристы стояли грязные лужи. В аудиториях гулял ветер. Все углы были завалены строительным хламом и загажены бомжами. Стены были исписаны человеконенавистническими лозунгами, названиями музыкальных групп и политических партий радикального толка, изрисованы свастиками, перевернутыми крестами и пентаграммами. Поговаривали, что дом с колоннами используют то ли нацисты для своих сборищ, то ли сатанисты для черных месс.

Парк неподалеку вырубили и построили на его месте супермаркет.

Дом с колоннами принадлежал к последним обломкам империи. Он был немым свидетелем высоты человеческого духа и его же низости.

На гордые белоснежные римские колонны по ночам мочились перепившиеся варвары.

* * *

Снег таял и улицы превращались в болото. Не видно было, куда ступаешь, но ясно, что вступаешь в грязь. Сверху сыпалось что-то мокрое, мелкое и противное. На всю улицу горел единственный фонарь. В его тусклом свете мелькнули три неровные тени.

Юля остановилась, чтобы достать сигарету. К пачке тут же потянулись руки. Все закурили. На черной морде Горика даже не было видно синяков, только пластырь на ухе напоминал о недавнем побоище. Генкино лицо было в синяках, ссадинах, кровоподтеках, без очков.

— Посадил медведь плантацию планера, — начал Горик новый анекдот. — Ебучее такое поле конопли. Вот она выросла, пора косить. Скосил медведь чуть-чуть и думает: «надо ж попробовать шо за план…»

Генка почти безостановочно смеялся, то громче, то тише. Уже минут сорок его рвало на части.

Юля шла молча. Сейчас она ненавидела все вокруг. Ее бесил визгливый Генкин смех, анекдоты Горика, слякоть. Случайных прохожих хотелось перестрелять. Горик снова зацепил рукой ее левую ногу. Как бы не нарочно. Всю дорогу он косился на Юлю и «случайно» до нее дотрагивался. Это бесило больше всего.

— …и говорит: «Лиса, скоси поле травы и половина поля — твоя.» Лиса говорит: «Не вопрос, только надо попробовать шо за план. Медведь: „Без проблем“, достает штакет, лиса лечится двумя хапками и угасает…»

— Сюда, — перебила Юля.

Решетчатые ворота, ведущие во внутренний дворик артучилища были открыты, пошатывались на ветру и скрипели. Они зашли.

— Где-то колокол звенит, — сказал вдруг Гена. — Набат. Слышите?

Юля прислушалась. От трамадола уши словно были забиты ватой.

— Ничего не слышу.

— Я тоже.

— Пошли.

— Да точно звенит!

— Тебя глючит.

— Нет, — возразил Гена, — меня же не прет.

— Сюда, — приказала Юля.

Они подошли к углу корпуса. Здесь было незарешеченное окно. Решетка валялась в углу под ногами. Окно вело в черноту. Юля достала фонарик, поднялась на цыпочки, посветила внутрь. Увидела какой-то хлам и бетонные ступеньки.