Маргарита Меклина - Моя преступная связь с искусством

• Название: Моя преступная связь с искусством
• Автор: Маргарита Меклина
• Издательство: Русский Гулливер/Центр современной литературы
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91627-081-5

Маргарита Меклина — прозаик и эссеист. Выросла в Ленинграде, с 1994 года живет в США. Дебютировала в литературе в 1996-м году публикациями рассказов в альманахах «Вавилон» и «Митин журнал». Лауреат премии Андрея Белого в номинации «Проза» (2003) «за героическое неразличение реального и возможного миров, за книгу „Сражение при Петербурге“ — побочный трофей этого неразличения». Лауреат «Русской Премии» за 2008 год в номинации «Малая проза» за рукопись «Моя преступная связь с искусством». Лауреат премии «Вольный Стрелок» (2009) за эпистолярный роман «Год на право переписки» (совместно с А. Драгомощенко). Считает, что существование в двух культурах дает ей больше возможностей в противостоянии языковой и социальной среде, в какой бы стране она не жила, а также, что к «писателям-билингвам можно относиться только как к бисексуалам — с завистью».

В своих коротких текстах балансирует на грани фикшн и нон-фикшн, жизни и творчества, России и США. Ее сюжеты по замысловатости могут сравниться лишь с Борхесом, стиль — с Набоковым, а послужной список стран, в которых она побывала и откуда заняла своих литературных героев, составит честь любому шпиону. Эта книга познакомит вас с художником, крадущим картину из музея в Берлине; с проживавшими в Аргентине еврейскими гаучо; с девушкой, беседующей на линии экватора в Эквадоре со своим мертвым любовником; с дальневосточным ученым, размышляющим о сталинских временах, и другими яркими персонажами.

Книга — лауреат «Русской премии» 2008.

---

Упоминает рецензию на мою книгу: там сообщается, что у меня вышел «сборник рассказов», который из-за фикции не может считаться научным, однако, и по художественности не приближается к кондовым образцам. Я же думаю так: пишу, ибо Бог зачем-то добавляет мне годы и отводит от меня беды как тигр, уводящий людей от плантаций женьшеня… А тексты мои от плохих отзывов не меняются. Представляю, что было бы, если от каждого развязного взора или вздорной заметки книга моя действительно бы ухудшалась!! А поскольку этого нет — обрадую себя не тем, что говорят, а тем, что внутри у меня — а там вечная страсть к путешествиям, к дневникам.

Знает ли Даша, каково мне здесь в отдалении со своими «фитофитюльками», как она их называет, над которыми размышляю годами — по сравнению с теми учеными, у которых уже труды и труды?! А ведь в природе все так устроено, что крохотная пичужка, небольшой организм по сложности не отличается от большущего зверя! И сейчас, когда говорю приятелям, что занимаюсь «воспитанием» или «околачиванием» гусениц, на меня смотрят с усмешкой — очевидно, предполагая, что я «околачиваюсь» безо всяких забот. Люди легче понимают «охоту» (съели зверюшку, ибо хотели поесть), чем «собирательство», тот тревожащий поиск и торжественный трепет, который я объясняю потаенным сознанием, нашими эмоциями, что прячутся в глубине. А вообще странно, конечно: в груди такая огромная страсть — а все, чем я занимаюсь, заключается в изучении микроскопических гениталий! Как сопоставить этот размах и кропотливость воплощения наших желаний? Впрочем, если нет великой мечты, то нет и мелких шажков.

* * *

Уважаемая Маргарита: судя по Вашему неответу, Вы до сих пор размышляете о брошюре, которую я Вам прислал. Вы, вероятно, заочно уже ознакомились с нашим музеем и разузнали, что дореволюционный период изучения нашего края представлен коллекциями, собранными участниками Амгунь-Амурской, Гидрографической и других экспедиций. Эти коллекции были дополнены дарами от радеющих дилетантов: преподавателя женской гимназии Солодкова, владивостокского школьника Шатыбелко, «энтомолога-старовера» Л. Т., лесничего Уссурийского казачьего войска и ненаименованного ссыльнопоселенца с острова Сахалин.

Крестьянка Александра Храброва вместе с супругом пчеловодом Машковским доставила насекомых с указанием названий растений, на которых оборвалась их жесткокрылая жизнь. Вынырнувший в наших краях офицер, прозванный за молчаливость Великим Немым (впоследствии выяснилось, что он был агентом разведки), пожертвовал гнездо шершня, змею, землеройку в спирту, золотые монеты из Бухары и Бахрейна, пойманную в Посьетском заливе акулу, двух древесных лягушек и сборы жучков. В начале тридцатых поступила коллекция чешуекрылых, собранных на Камчатке бухгалтером С., а также малярийные комары, принесенные проживающим на станции Сиверцы полуспившимся слесарем.

«Помогала» музею и Советская власть: например, местный исполнительный комитет пожертвовал в целях науки несколько экспроприированных у «врагов народа» застекленных витринок. Ничего не попишешь тут вилами по воде — все это подтверждение того, как мы были богаты. Посему стою я в окружении скелетов морских коров и чучел бобров и буквально заливаюсь слезами. Ведь кроме этих сохлых созданий да небольшого товарищества пилильщиков и рогохвостов у нас почти ничего не осталось!

Конечно, в человеке в насекомых не искушенном, а, скорее, искусанном, фраза «сборы жучков» может лишь вызвать усмешку, ассоциируясь со сбором крючков или значков. Но не забывайте, войны проходят, а жучки остаются, и кто-то должен их изучать. Как же забавляют Вас, наверное, все эти крестьяне, пытающиеся внести в науку свой неуклюжий (ну что Вам, Маргарита, все эти бобры и клопы!) вклад. Но дальше будет совсем не смешно.

Пожар политических «чисток» спалил дотла весь Дальневосточный филиал АН СССР; были сосланы в лагеря или расстреляны и без того немногочисленные научные кадры; газеты запестрели заголовками вроде «За насекомыми на тюремные нары», «Бабочки — шпионская ширма», «Под видом жуков везли ружья». Репрессии затронули и семью Бордукова: у Николая Ивановича был сводный брат, сын преуспевающего производителя пуговиц зоолог Сергей. Энкаведешники ознакомились с его телеграммой, посланной перед приездом в музей — «выезжаю четверг жуков привезу Бордуков» — и заподозрили, что под жуками подразумевалось что-то еще. Вскоре Сергей Бордуков за попытку «вооруженного сверженья Соввласти» (вот как тут жужжит и свербит!) был арестован и на допросе оговорил себя и других, показав, что вместе с ним участие в сборе разведочных данных принимали умирающий от рака простаты препаратор музея, двое худосочных художников и туберкулезная уборщица Т.

По решению Тройки УНКВД Сергей Бордуков был расстрелян. Имущество его, скорбный скарб, состоящий из семнадцати перепрелых предметов, в том числе «гитары, оленьих рогов, трех пар брюк, несвежих рубашек и железной кровати с панцирной сеткой» было конфисковано и передано в городской магазин. НКВД попыталось раздобыть сведения и о сводном брате Сергея, но Николай Иванович растворился. Странное очарование слов… растворился в незнакомой стране… пилочкой аккуратно срезал уголок пакетика с сахаром, высыпал уверенно, по-мужски, в чашку кофе и растворил… растворился между расплывом зеленоватой равнины и голубизной еще не поименованной поймы… в любимой женщине… в детях… в работе… в заведомо кривых, неправильных мыслях… растворился в дожде, шел и не спас макинтош — вышел выкинуть мусор, а встретились, как в анекдоте (здравствуй, жена, здравствуй, нерожденный сынок), лишь через двадцать пять лет… растворился в СМЕРШе, в смерче войны, в смрадной камере или каменных, в тюрьме превратившихся в тряпку камрадах… растворил яду, бросил в стакан и долго смотрел, как бурчала вода и медленно, будто медуза, расплывалась-исчезала таблетка… или просто творил-растворил что-то в ночи — то ли книгу, то ли букву, равную в Торе одной человеческой жизни, то ли себя — и исчез.

…Так вот, энкаведешники «раскрыли» исчезновение Н. И. Бордукова при помощи тех самых таинственных тайваньских посланий, которые где-то раз в год приходили его гражданской жене. НКВД настоятельно советовало ей поддерживать со своим явно что-то мудрящим мужем контакт, чтобы увериться, что он действительно находится на Формозе — на самом же деле, как Вам удалось разузнать, он побывал там один-единственный раз, перед началом гражданской войны.

Несмотря на неувязки в его темнящих, безо всяких телячьих нежностей, письмах, НКВД, а вместе с ним и облапошенные биографы Бордукова, все же поверили, что Николай Иванович в конце тридцатых снова отправился на Формозу, где впоследствии затерялся. С сороковых годов о нем ничего не было слышно (может быть, он так попытался сымитировать свою смерть?) — и я даже начал подозревать, что его слопал какой-нибудь тигр. Вы же пошли дальше меня и обнаружили необычайный обман!

А вообще вот что я думаю по этому поводу: и у Бордукова, и у когда-то заведующего нашим музеем Арсеньева были вполне безобидные, беззубые хобби — изучение разных бацилл, бабочек, базедовой болезни, букашек… Бордуков одно время даже пытался изготовить снадобье из эмбрионов макаки… и, тем не менее, страна наша (полагая булавоусых боеголовками, а бабочек бомбами?) захотела и того, и другого сожрать. Видимо, эти маленькие уколы и узоры души, позволяющие нам счищать грязь с редчайшей монеты, в то время как все остальные начищают пряжки военных ремней, и делают нас опасными для нашей страны.

Завотделом Природы Е. Н. * * *

Уважаемая Маргарита Маратовна!

Признаться, я несколько удивлен и раздосадован Вашим письмом. Но сначала позвольте поблагодарить Вас за краткие сведения о себе, а также за то, что сообщили мне, что Николай Иванович Бордуков родился в деревне Бордуковка Н-ской губернии, а умер не на Формозе, как мы думали раньше, а в ста километрах от российского города Х., в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году.

Спасибо и за то, что вновь подтвердили, что Бордуков, навестивший Формозу не в эпоху осповатого пахана, а перед гражданской войной, во времена кровавого кремлевского горца выдумал и поездку в Тайвань, и письма жене, и весь свой «тайваньский» дневник. Надо сказать, меня сразила эта задумка: по Вашим словам, Бордуков пересылал вести якобы с Тайваня на Дальний Восток (неужели с этой замысловатой затеей ему действительно помогал Тан Су-Би?), создав впечатление, что находится за пределами Своры Советов, а на самом деле прячась от Советской напасти прямо здесь, у нее под крылом.

Но где же все документы? Или Вы думаете, что, взмахнув проникновенным пером, Вы можете теперь раствориться (совсем как Бордуков, в письмах зачем-то разводящий бодягу о том, что жена хочет с ним развестись)? Неужели Вы и вправду собираетесь скрыться — как раз тогда, когда исследователи биографии Бордукова, почти в истерике от Вашего истуканства, в исступлении ждут от Вас списка использованных Вами источников, а также солидности и взвешенных слов? Как можно, буднично взбудоражив столько ученых умов, тут же безответно и безответственно испариться, да еще с объяснениями, что «история с энтомологией» Вас не заботит и Вы озадачились ею только тогда, когда перед Вами предстали «дыхание и доспехи эпохи» — документы о реабилитации брата Бордукова Сергея и тайваньский «дневник»?!