Лев Портной - Хроники похождений

• Название: Хроники похождений
• Автор: Лев Портной
• Издательство: Бослен
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91187-017-1

1796 год. Вице-канцлер Безбородко и цесаревич Павел сожгли завещание императрицы. Но незадолго до кончины Екатерина Великая переправила в Европу секретные бумаги. Какие тайны они хранят? Вельможи полагают, что это копия завещания. А древний клан вампиров считает, что в бумагах скрыта формула вакцины против действия серебра. Кровавая охота началась.

---

Впрочем, надоели они мне все. И хорошо, что Шварц высылает их из Москвы. Нечего делать здесь карликам с такими глазами! И девушкам, которые позволяют таким карликам держать их за руки, тоже нечего делать в Москве!

Еще б этот Развилихин не сопел за спиной! А то дрожь до костей пронимает! Наверняка служит в полиции за кровь, которую позволяют пить у бедолаг, согласных на укус упыря вместо более страшного наказания.

Глава 7

Мы скоро добрались до дома. Развилихин в компании с еще двумя то ли вампирами, то ли обычными блюстителями порядка ехал следом. Уже на Никольской я почувствовал сильный голод, что было неудивительно: весь дневной рацион мой ограничился шиколатомъ с кофiемъ. Эх, надо было у Петра Андреевича откушать сперва, а потом уж сказать все, что думаю о его роже! Впрочем, сожалеть было поздно, я утешился тем, что господа, охотившиеся за письмами, в любом случае помешали бы нашей трапезе. Теперь предстояло дождаться, пока каналья Лепо что-нибудь приготовит.

Развилихин с товарищами остались сторожить на улице. Похоже, они собирались ночевать у подъезда. Мы с Лепо поднялись наверх и у входа в квартиру столкнулись с незнакомцем лет двадцати.

— Сергей Христофорович? — прошептал он в темноте.

— А вы кто будете? — спросил я грозно.

— Меня послали-с передать вам бумаги, — ответил он.

— И вы не перевернули вверх дном мою квартиру и не перестреляли всех в округе? — осведомился я.

— Нет, сударь, что вы, я не имею-с обыкновения переворачивать квартиры-с, да и стрелять-с не обучен-с, — пролепетал он.

— Есть еще третий вариант, — сказал я, с сожалением окинув его взглядом. — Что ж, пожалуйте ко мне.

Лепо открыл дверь, и мы вошли. При свете я разглядел незнакомца. По всей видимости, он служил половым в каком-нибудь питейном заведении.

— Приготовь ужин, — приказал я французу. — Только сначала налей-ка анисовой.

Незнакомец вытащил бумаги и протянул мне. Это оказались те самые письма, которые у меня отняли, едва несостоявшийся тесть успел передать их.

— Откуда у тебя эти бумаги? — я схватил незнакомца за ворот.

— Не знаю, сударь, не знаю-с! — перепугался он. — Я просто шел-с по Никольской, а меня окликнули-с из саней-с, дали рубль и попросили передать-с вам эти бумаги-с. Я так думаю, что этот-с господин-с так и поджидают-с меня на Никольской, чтобы убедиться… Они-с сказали, что будут-с ждать.

Я отшвырнул его и придавил к стене.

— Рубль заплачу, веди к нему, к этому господину, — прошипел я так, что незнакомец счел за лучшее не отказываться от рубля.

Из кухни вышел Лепо с рюмкой на подносе. Залпом выпив анисовой, я спрятал бумаги во внутренний карман сюртука, подтолкнул незнакомца к выходу, но тут же удержал его за плечо.

— Стой.

Он застыл как вкопанный.

— Как бы пройти мимо Развилихина? — размышлял я вслух.

— У Шевалдышева есть черррный-с выход, как ррраз-с на Никольскую, — сообщил Лепо.

— Молодец, — я похлопал его по щеке, — хоть ты и скотина изрядная.

Я вновь подтолкнул незнакомца к выходу. Мы вышли из квартиры. Я потащил молодого человека на третий этаж. На середине лестницы я остановился и проинструктировал его.

— Я сейчас постучу, а ты скажешь, что прибыл из полицейского участка, скажешь, что полицеймейстер Шварц решил принять жалобу на поручика Дементьева!

— Ага! — кивнул незнакомец.

Мое лицо, изуродованное шрамом, делает людей сговорчивыми.

Незнакомец точно исполнил мои указания, и Шевалдышев выглядел осчастливленным, когда распахнул дверь. Я вышел из темноты, и радость домовладельца померкла. Я дал ему в морду, приказал провести нас на Никольскую и распорядился не запирать дверей, пока я не вернусь обратно, даже если мое отсутствие затянется на несколько месяцев. Мы последовали за Шевалдышевым, миновали его кабинет, отхожее место и комнату с орущим ребенком, через небольшую дверь вышли на черную лестницу и двинулись вниз. У выхода на улицу я приказал незнакомцу идти одному, боясь своим появлением спугнуть его работодателя, явно желавшего оставаться инкогнито.

Молодой человек выскользнул на улицу. Послышались шум какой-то возни и сдавленный стон. Я выскочил следом и чуть не упал, споткнувшись о тело. Незнакомец валялся на земле, сжав руками торчащую из груди рукоять ножа. Застывшее лицо выражало изумление. В отличие от покойного я ничуть не удивился.

Сначала я хотел бросить его на улице, но затем решил, что труп, оставленный без присмотра, привлечет излишнее внимание к запасному выходу и я больше не смогу им пользоваться. Я втащил тело в подъезд, запер дверь, поднялся наверх и через квартиру Шевалдышева вернулся домой.

— Ну, что там, сударррь мой? — полюбопытствовал Лепо, принимая кафтан.

— Ничего, — пробурчал я.

— Кто его поджидал? — спросил мосье.

— Не знаю, — огрызнулся я и добавил. — Он пошел по третьему варианту.

— А что это, сударррь, за варрриант-с? — не унимался француз.

— Заткнись! — рявкнул я. — Ужин готов?

— Сию минуту-с будет готов-с, барррин, сударррь мой.

— А я уже не хочу кушать! — выкрикнул я.

— Как-с? Почему-с? — растерялся каналья Лепо.

— Потому что я хочу жрать! — прорычал я.

Французишка скрылся на кухне. Я достал бумаги, намереваясь прочесть их. Но прежде зарядил пистолет серебряными пулями, подаренными Шварцем. Положив оружие на стол перед собой, я почувствовал, что появилось больше шансов дочитать письма до конца.

Однако судьба оказалась милостивой и мне удалось даже поужинать.

А пока каналья Лепо накрывал на стол, я прочитал письма. Одно из них было написано моей рукой. Всего несколько строк:

«Ну-с, Сергей Христофорович, слава янычарам, ты держишь в руках это письмо!

Мильфейъ-пардонъ, мне надобно объясниться… А впрочем, что мне объясняться. Все подробности во втором письме. А ты, брат, уж доверься своей любимой».

Я развернул второй лист. Это письмо было написано по-французски аккуратным женским почерком:

«Ангел мой, жизнь моя, Серж!

Ты написал „слава“, но какая же это слава, если ты держишь в руках эти письма?! Если ты читаешь их, значит, меня рядом с тобою нет! И сейчас, когда мы еще вместе и пишем эти строки, я с трудом сдерживаю слезы, воображая себе, что когда-нибудь тебе придется читать эти письма.

Серж, если ты держишь в руках эти бумаги, а меня рядом нет, значит, наши враги помешали нам воссоединиться вновь, и мне остается уповать лишь на то, что ты не забудешь меня.

Серж, если мне удастся сбежать, я буду ждать тебя в Валдаях у однорукого Фрола. Если там ты меня не застанешь, трактирщик сообщит тебе новый адрес.

Серж, милый Серж, я люблю тебя! Я вверяю тебе свою судьбу!

Ангел мой, я буду ждать тебя! Если понадобится — всю жизнь!

Любящая тебя Аннет».

Пока я читал эти строки, сердце мое переворачивалось, как баран на вертеле, и я едва удержался от того, чтобы не подсолить ужин собственными слезами. «Ангел мой, я буду ждать тебя! Если понадобится — всю жизнь!» — повторял я, и перед взором моим стояли глаза девушки, полные надежды и какого-то сострадания ко мне. Значит, я любил ее и она любила меня… любит! Но какие-то обстоятельства разлучили нас. А меня еще и околдовал кто-то так, что я и вовсе забыл ее. Но нет, не вовсе, ведь шевельнулось что-то в сердце, когда я увидел ее.

«Ты написал „Слава“, но какая же это слава…» Да, я написал, только не «слава», а «слава янычарам». Это знак, который указывает на то, что писал те строки я сам и притом пребывал в здравом рассудке. Слава янычарам и Мильфейъ-пардонъ — это мои выражения, которые я никогда не произносил вслух. Что касается мильфея, то я уж и не упомню, когда это словечко привязалось ко мне. А славу янычарам я стал воздавать через некоторое время после штурма Измаила. Какой-то турок, прежде чем я заколол его, успел кривою саблей рассечь мне левую щеку. И уродливый шрам в корне изменил мои отношения с женщинами. До этого я не имел успехов на любовном фронте. Никаких. Но после турецкой кампании не успел оглянуться, как оказался на одной тарелке с красавицей, на которую и взглянуть-то не осмеливался. И не успели сменить скатерть, как в тарелку ко мне новая барышня забралась. Вскоре я понял, что причиной успеха стала рана, полученная от янычара. Женщинам казалось, что шрам на щеке скрывает какую-то романтическую тайну, к которой им непременно хотелось прикоснуться. «Слава янычарам!» — только и оставалось приговаривать мне, вспоминая, какими муками терзался я, будучи девственником.

Покончив с трапезой, я приказал французу помыть сервиз, а затем собрать в небольшой сундучок деньги, все самые дорогие вещи и надеть дорожное платье.

— Мы куда-то поедем-с? — испугался Лепо.

— Именно, — ответил я.

Я надел шубу и спрятал под нею пистолеты — слева заряженный обычными пулями, справа — серебряными.