Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

• Название: Как птички-свиристели
• Автор: Джонатан Рабан
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033947-X, 5-9713-1418-1, 5-9578-3069-0

Два иммигранта в погоне за Американской мечтой…

Английский интеллектуал, который хотел покоя, а попал в кошмар сплетен и предрассудков, доводящих до безумия…

Китайский паренек «из низов», который мечтал о работе, прошел через ад — и понял, что в аду лучше быть демоном, чем жертвой…

Это — Америка.

Университетские тусовки — и маньяки, охотящиеся за детьми…

Обаятельные мафиози — и сумасшедшие антиглобалисты…

Сатанеющие от работы яппи — и изнывающие от скуки домохозяйки.

И это не страшно. Это смешно!

---

Первой мыслью Бет было: красиво! Черные прожилки на светло-зеленом фоне моментально вызвали в памяти летний вечер и сосны, освещенные лучами заходящего солнца. Самые подходящие для тихоокеанского северо-запада оттенки. Дэвид просто замечательно придумал.

— Его привозят из Замбии, — сказал Дэвид, — там малахит добывается уже в течение нескольких столетий.

Неожиданно у Бет возникла вторая мысль: смешно! Из Замбии? Этот ловкач похваляется штучками, которые проделывают путь в полсвета, чтобы ими потом украсили хоромы какого-то там майкрософтщика. Точно как… и Бет вспомнила одну из колкостей Тома, произнесенную им после благотворительного вечера. «Все-то у них должно быть привозное, даже, черт возьми, трава для газона».

Не успела она толком собраться с мыслями, как Дэвид вдруг резко поднялся и сказал:

— Извини, я через несколько минут вернусь.

Бет была ему признательна за возможность ненадолго остаться одной. Стоило Зиглеру выйти, она заказала еще бокал вина. Содержимое его бокала убавилось лишь на самую чуточку.

Бет страшно злило непрошеное вмешательство Тома в ее свидание, женщина досадовала на Дэвида, оказавшегося уязвимым для насмешек экс-супруга, и сердилась на себя за то, что в ее мысли закрался совсем не ее цинизм. Разумеется, «бывший муж» — привидение, явившееся к ней на праздник. Она подумала о деятельности Дэвида в Центральном районе. Им движут благородные и великодушные побуждения, и если хочется ему отделывать свою ванную замбийским малахитом, то кто она такая, чтобы над ним насмешничать? Бет поднесла к глазам плиточку, которую держала в ладони, посмотрела на тусклые змеистые бороздки на свежем зеленом фоне. Прелесть, чудо. И именно для наших краев. Говорит о вкусе Дэвида, равно как и его разумные суждения о «Сладком и гадком», пусть отчасти и позаимствованные из «Нью-Йорк таймс».

И все же. Принесли вино. Бет сделала глоток, радуясь, что Дэвид не видит, и попробовала про себя перечислить черты, импонировавшие ей в этом мужчине: ровный голос со спокойными интонациями, густые светло-русые волосы и дорогая стрижка (интересно, парикмахер прибегает к помощи краски или цвет от природы столь яркий?), уверенная манера держаться, говорившая о благополучии и самодостаточности, забавные очки. Дэвид Зиглер таит в себе намного больше, чем кажется на первый взгляд, решила Бет. Она отпила еще вина и посмотрела на часы.

Прошло пять минут, а его нет.

Он отсутствовал уже десять минут и даже дольше, когда подошла официантка и спросила: «Ваш спутник уже поужинал?» Бет ответила, что не знает, но сама она закончила, спасибо. Бет рассматривала малахит — насыщенный зеленый цвет, рябь прожилок в самой глубине камня — и вспомнила, как в бруклинских ресторанчиках Чед возвращался из туалета в приподнятом настроении, принимался болтать без умолку, вдоволь нанюхавшись кокаина. Неужели и Дэвид балуется порошком? Всякое можно предположить, и неизвестность скорее радовала Бет. Зиглер ловит сейчас кайф в мужской уборной — и пусть, так его характер кажется еще более разносторонним и непредсказуемым. Даже если привычка имеет место, он наверняка отлично контролирует себя. Бет приготовилась к сюрпризам.

И получила их. Дэвид подошел с застывшим, побелевшим лицом, улыбаясь вымученно, через силу.

— Извини, внезапно расстроился желудок. Со мной такое иногда случается. Думаю, из-за вина…

Пришлось Бет перестать быть женщиной и превратиться в мамочку. Она пешком сходила на Пятую, взяла из гаража свою машину, вывела из ресторана несчастного, спотыкающегося главу некоммерческого предприятия, довезла страдальца до стоянки на Седьмой, где был припаркован его автомобиль. Только вернувшись в свою квартиру, Бет обнаружила: малахитовая плиточка осталась у нее в сумке.

Времени всего 9.45, еще можно позвонить Дебре, которая как раз вернулась из Дубровника, из командировки для написания статьи о возрождении туризма в обновленной Хорватии. Вечер пошел насмарку, сообщила Бет, и через минуту женщины уже сидели в квартирке Дебры, попивая сливовицу. Дебра внимательно изучила кусочек малахита. Она была уже без линз, ей пришлось отыскивать старые очки, чтобы рассмотреть узор на камне.

— И вся ванная вот такая? Вульгарно до ужаса.

А Бет с самого начала иначе и не думала.

Новость о подрядчике, работающем у Тома, разлетелась быстро. Начались звонки с просьбами и мольбами. Сначала от Пэм Лендау, астматички, занимающейся философией и гендерными проблемами. Том едва знал ее, поэтому счел возможным не перезванивать. Гораздо больше беспокойства вызвало появление Чика в одно прекрасное утро на новом грузовике, оказавшемся отремонтированным старым. Пикап перекрасили в черный цвет, заделали вмятины в кузове. По обеим сторонам последнего красными буквами значилось «ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО», и чуть ниже, белым — кто бы мог подумать — номер пейджера.

Том заплатил уже 3700 долларов, безо всяких чеков или квитанций. «Нет бумажка, нет налоги», — говорил Чик, хитро улыбаясь и давая понять: все только между нами, мистер. Можно подумать, они ограбление винного магазина замышляют. Еще предстояло немало работы на крыше, но мексиканцы уже разломали крыльцо, и дом теперь напоминал человека, которому расквасили физиономию и повыбивали передние зубы. Попасть внутрь можно было по заляпанным раствором сходням, которые строители установили, приперев к остаткам крыльца несколько досок, однако единственным безопасным путем оставался обходной, через заднюю дверь. Пластмассовый почтовый ящик, укрепленный на низком шесте, находился там, где раньше заканчивались ступеньки, и тем не менее Олину больше нравилось подниматься по опасным сходням и опускать почту в выемку на входной двери. Двор превратился в настоящую свалку, и если раньше на высокий падуб, росший подокнами кабинета, прилетали, бывало, синицы и зимородки, то теперь дерево экстравагантно украсили бесчисленные кусочки кровли.

Казалось, разруха не подлежит ликвидации. Том понимал, что целиком зависит от милости Чика. Одно неосторожное слово, и китаец оставит его, беспомощного, на развалинах собственного жилища. Из страха лишиться рабочих Том при любой возможности осыпал труд подрядчика неискренними похвалами, но тот лишь угрюмо отворачивался. Порой Том был уверен: Чик видит его насквозь и потому презирает.

22 декабря три сотни пятидесятидолларовыми купюрами были взяты из банка и на кухне розданы всем шестерым рабочим во время обеденного перерыва.

— Сот, это к Рождеству… Будет вроде как премия… Хотел вас отблагодарить за работу…

Ласаро ухмыльнулся и промолчал. Остальные сунули доллары в карманы джинсов, а Чик стал рассматривать банкноту на свет, очевидно, сомневаясь в ее подлинности. Все вышло не так, как предполагал Том, и он решил: виной тому — неверный расчет. Следовало бы заплатить по сотне каждому и хотя бы двести — Чику. А выдав жалкие пятидесятки, Том показал себя крохобором: старый жид Эбенезер Дженвей, даже в порыве великодушия трясущийся над каждой монеткой. А если добавить прямо сейчас, будет здорово смахивать на явную взятку, впрочем, так ведь оно и получается, куда ни крути.

Ужасно досадуя на самого себя, Том в последний момент поехал за елкой. Купил невысокую пихточку — практически одну из последних, выставленных на продажу у входа в магазин «Чабби и Табби». На крыше «фольксвагена» привез деревце домой и остаток дня провел, разыскивая подставку, гирлянды и игрушки. Наверное, Бет с собой прихватила. Том позвонил ей в Белгрейв Пуант (или Пуантэ — когда он произносил так, она обычно выходила из себя). Бет взяла трубку, и одновременно послышался голосок с кем-то болтавшего Финна. Звуки из квартиры доносились рождественские: много народу, все веселятся, а громче и радостнее всех смеется мальчик.

— Я убрала их в подвал, — прокричала Бет, — они в коробке, на которой написано «К Рождеству».

Том услышал мужской голос, спросивший:

— И как же играть в «Пощекочи дракона»?

— Я тут подумал…

— Не могу говорить, мы немножечко заняты, — сказала Бет и положила трубку.

Мы. Слово коротенькое, но кольнуло болезненно.

Том достал электрический фонарик из ящика с инструментами, стоявшего на кухне, и отыскал в своей коллекции ключ от висячего замка на двери подвала. Выйдя на улицу, увидел полосатую мордочку енота, остренькую и нахальную. Зверек стоял на задних лапках, передние положив на крышку мусорного бака. В свете фонарика красные глаза маленького хищника ярко сверкали. Нарочито медленно он опустился на землю. Выгнув спину и низко опустив голову, шмыгнул в кусты. «Поразительно, — подумал Том, — сознательно выказывает обиду и враждебность». Крадучись и прислушиваясь к шуршанию енота в кустах, Том спустился по кирпичным ступеням в подвал и отпер дверь.