Джонатан Рабан - Как птички-свиристели

• Название: Как птички-свиристели
• Автор: Джонатан Рабан
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033947-X, 5-9713-1418-1, 5-9578-3069-0

Два иммигранта в погоне за Американской мечтой…

Английский интеллектуал, который хотел покоя, а попал в кошмар сплетен и предрассудков, доводящих до безумия…

Китайский паренек «из низов», который мечтал о работе, прошел через ад — и понял, что в аду лучше быть демоном, чем жертвой…

Это — Америка.

Университетские тусовки — и маньяки, охотящиеся за детьми…

Обаятельные мафиози — и сумасшедшие антиглобалисты…

Сатанеющие от работы яппи — и изнывающие от скуки домохозяйки.

И это не страшно. Это смешно!

---

— Финик, ты фрукт какой-нибудь на полдник съел?

— Ага.

— Какой?

— Киви.

— Весь киви скушал?

— Чтобы тут же я пропал, если я сейчас соврал,

И сквозь землю провалился, если врать не разучился!

Дома люди подрядчика натягивали на оголившиеся балки брезент и прикрепляли защитное полиэтиленовое покрытие. Сам Чик держал подвесную галогенную лампу, оранжевый шнур к ней тянулся из открытого окна хозяйской спальни.

— Ой, Господи! — Личико Финна совсем расплылось, даже глаз не стало видно.

— Финик, миленький, ну извини меня. Надо мне было тебя предупредить. Нам делают новую крышу.

Крепко сжимая в объятиях дрожащее тельце Финна, Том услышал длинный булькающий всхлип и подумал: сейчас ребенка, чего доброго, начнет тошнить. Отец далеко не сразу понял: сын трясется и постанывает от смеха. Он только что стал свидетелем такого беспорядка, такой катавасии, какая четырехлетнему любителю кавардаков и во сне не приснится.

— Вот хреновина! — восхищенно сказал мальчик.

— Финн!

— А моя мама все время так говорит.

— Да что ты?

— Так клево!

Лампа освещала настоящую панораму Лондона после фашистской бомбежки: кучи мусора напоминали неровные края воронки от упавшего снаряда, а чудовищные леса с правой стороны дома — остатки развороченных комнат. По ним, перебираясь с одной перекладины на другую, спустился Чик.

— Эгей, ты как поживать, парень? — спросил он Финна, отряхивая руки.

— Хорошо, — ответил мальчуган, чуть ли не с благоговением разглядывая Великий Беспорядок. Попробовал поставить ножку на отвал.

— Не надо! — остановил сына Том. — Не залезай туда, это опасно.

— Скоро все убирать, — заверил подрядчик. — Мексиканцы уносить. Ночью в самый раз. — Потом, кивнув на Финна, карабкавшегося на крыльцо, добавил: — Мальчишка прелесть, дед не нарадоваться.

— Да, парень шустрый, — согласился Том, до которого не сразу дошел смысл сказанного. — А, нет, нет, он мой сын.

— Сын? Вы — и сын? Уа-ай! — Чик качал головой, хохоча Тому в лицо и показывая свои ужасные зубы.

Памятуя о толпе хищных соседей и Сюзанне как единичном ее представителе, Том сохранил самообладание и заставил себя улыбнуться в ответ.

— Смешно, но так оно и есть.

— Вы старик!

— Мне сорок шесть, — стиснув зубы, проговорил Том.

Подрядчик захихикал, будто услышал заведомую ложь.

Вечером, позже, поднялся ветер; оглушительно хлопало свисавшим с крыши брезентом и полиэтиленовой пленкой. Финн, не желая идти к себе в комнату, обосновался в кровати Тома, не утихомиривался до одиннадцати и требовал новых и новых эпизодов очередной истории про мистера Гадкера. Речь в ней шла об угоне автобуса, везшего дошкольников на экскурсию. В конце концов отец совсем заговорил сына, и мальчик задремал. Со стаканом виски на сон грядущий Том выглянул во двор сквозь щелку между занавесками спальни: груды строительных отходов исчезли, причем мексиканцы уничтожили остатки разрушений неслышно, лишь время от времени с крыши доносился легкий перестук и редкие глуховатые удары.

Финн умудрился разметаться по всей кровати, везде были его коленки, локти, пятки. Том спал некрепко, вздрагивая и вертясь с боку на бок. Ему снились чередой сменявшие друг друга унылые места, он бродил по ним, встревоженный и подавленный. Вот Том-путешественник, растерянный, заблудившийся на многоэтажной автостоянке, потом вдруг кругом — развалины, наверное, это восточный Берлин пятидесятых годов. А вот Том-пешеход, идет по узкой обочине американской автострады, которая превращается в тоннель лондонского метро. Или они вдвоем с Финном, в снующей толпе. Неизвестный аэропорт, похожий на чикагский О’Хэйр. Финн исчезает, Том бегает и зовет сына по имени. В последнем сне он увидел себя в доме, окруженном голосящими людьми. Том проснулся и обнаружил, что находится дома. И снаружи голосят люди.

Было темно, красный грузовик ехал от одного мусорного контейнера к другому. Чик, сидевший на пассажирском месте, обсуждал с Ласаро свою теорию: мальчик американцу не сын, это ребенок какого-нибудь родственника, возможно, двоюродного брата, который умер или уехал за границу.

Ласаро, однако, не соглашался. Мужчина с мальчиком похожи — «волос у них одинаковый!». В Америке, объяснял мексиканец, он много раз такое видал. Жена бросила мужа и забрала все денежки. А потом отправилась играть.

— Она в Лас-Вегасе сейчас. Играет на автоматах.

— Лас-Вегас? — спросил Чик. — В Мексика?

— Нет. Штаты. Вроде как Калифорния.

— Уа-ай! Калифорния я хочу смотреть.

Грузовик тряхнуло на глубокой выбоине. Они проезжали неосвещенной улицей на краю озера, минуя мастерские, подъемные краны, брошенные на берегу катера. Город со своими высотными зданиями на том берегу казался ярким размытым пятном, мириады огней сливались под дождем. Ласаро затормозил у контейнера.

— Мой дядя, он уезжать в Калифорнию. Анахайм. Теперь в тюрьме.

— Иммиграционная служба?

— Нет, он по закону, — ответил Ласаро. — Виновен в ДТП. Много выпивать пива, ехать по шоссе, авария попадать, женщина погибла, три года получать. Женщина не молода — старуха, сумасшедший. Машина вести так… — Рукой он начертил в воздухе извилину. — Но полиция делать тест дяде Луису. Ноль двадцать пять процент. Три года.

Перед тем как они высыпали мусор в очередной контейнер, Чик вытащил оттуда тостер. Сказал:

— Я чинить.

— Телик уже починить?

— Ага. Работать хорошо. Цветной.

— А тот мужик что? — сказал Ласаро. — У него один только телик, да и тот росо[113], четырнадцать дюймов. Есть дома, где в каждая комната стоять телик, и экраны широкий — для футбол смотреть. Говорить же я, у мужика денег нет.

— Он не любить телик. Он учитель, ему книжек читать до хрена.

— Это жена, она забирать телик и все добро. А ему ничего не оставить.

— Дом есть.

— Заложенный. И ребенок. — Ласаро захохотал. — Деньги у жена. В Вегас баба ехать, точно. Тратить, тратить! Стодолларовые автоматы!

— У него деньги есть.

— Мужик ехать «фольксваген», тачка — дерьмо. Жена села в «бьюик парк авеню 2000» и смылась, да еще с кучей шмоток!

У Чика имелась кое-какая другая информация. На полу в туалете он нашел банковский чек, на котором было написано: «Доступные средства — 41.389,17 доллара». Американец разбрасывает такие штуки по дому, а их обычно прячут, это значит только одно — он ужасно богат. Все в американце интриговало Чика. Дом вместил бы целую семью, человек двадцать — двадцать пять, а американец там один, иногда с ребенком, иногда без. Чик никак не мог понять: ни семьи, ни друзей, вообще ничего, тишина все время. Одни книги, столько много сразу Чик никогда не видел. Ослепнуть можно, пока их прочитаешь.

Говорит — учитель, а в школу ни разу не ходил.

Такой большой и неуклюжий, даже на велосипеде ездить не может, только мечется по дороге из стороны в сторону, как цыпленок, которому оттяпали голову. Ну и насмешил он тогда Чика.

Все же деньжата у него водятся.

Пока Чик заметил у американца одну способность: тот замечательно говорит по телефону. В этом деле ему нет равных. Чик иногда задерживался на лестнице, ведущей наверх, просто чтобы послушать, как хозяин дома разговаривает. Он сворачивал длинные мудреные словечки — все вычитанные в книжках и все абсолютно разные. Откинется, бывает, в своем кресле, уставится в потолок, а слова так и бегут, одно за другим, наподобие сцепленных вагончиков бесконечного поезда. И не разберешь, что он там заливает, но Чику в каждом слове слышался звон монет.

А чего только американец не выбрасывал! Семь яиц в упаковке на двенадцать штук, целую гроздь бананов, и кожура только слегка почернела; почти полную, даже закупоренную, зеленую бутылку темно-красного виноградного вина; едва начатый тюбик зубной пасты; нарезанный батон в целлофане; кусок сыра, на полкило, наверное; еще помидоры, куриные сосиски, шоколадку в фольге, полосатые красно-белые леденцы и целый нераспечатанный пакет хлопьев, которые едят на завтрак.

Отправить столько добра в мусорный ящик мог только богач, а у американца из дырявых носков большие пальцы торчат, когда он разгуливает по дому без ботинок. Посмотришь на его измятые штаны да заросший щетиной подбородок, и можно подумать, живет он в палаточном лагере под мостом. Американец богат и беден одновременно. Выходило как с голограммой: вертишь ее так и сяк и видишь то одно изображение, то другое, а оба сразу — никогда.

Чик, раздумывая об удивительном человеке, вспомнил гвеило, которые платят деньги, и деньги немалые, желая посмотреть на большую панду. В своей прошлой жизни Чик, бывало, смеялся над тем, как они ходят в горы и по целым неделям выискивают там панд. Дождь льет не переставая. Кому повезет, тот увидит мишку, поедающего побеги бамбука. Однако в большинстве случаев попадаются не сами панды, а только сделанные ими когда-то кучки. Отдать тысячи американских долларов, чтобы глянуть на дерьмо. Вот застрелить большую панду — это да, шкурка стоит два миллиона юаней. Но просто глазеть?